Удивительно, как скоро человек привыкает к роскоши!
– Чего ты здесь ищешь, мальчишка? Я думал, что хоть днем все уйдут и дадут мне умереть спокойно. Тяжело умирать на людях.
– Я не помешаю вам умирать, – вежливо сказал я. – Умирайте, пожалуйста. Я только ищу местечка, где бы укрыться от холода.
Конечно, если бы мне предложили сделаться трубочистом в прошлую ночь, когда я, голодный и иззябший, лежал на навозной куче, я, может быть, с радостью согласился бы. Но для мальчика, сытно поужинавшего, сидевшего на мягком диване и одетого в теплую фланель, лазанье по трубам совсем не представлялось приятным занятием.
Когда у человека в кармане тринадцать шиллингов и шесть пенсов, он может найти тысячу средств прожить честно.
Любовь матери бесконечна
Труден только первый шаг; сделав его, я уже не останавливался. Я старался убедить себя, что я несчастный, всеми покинутый ребенок, что меня все преследуют и ненавидят, что я поневоле должен поступать нечестно, чтобы не умереть с голоду. При втором воровстве я уже жалел, что в кошельке нашлось всего только четыре шиллинга, а при третьем и сам не помню, что чувствовал, так как за ним скоро последовало четвертое, пятое и так далее.
Рипстон и Моулди, заработав себе достаточно на пропитание, также не стащили ни одного яблока на базаре.– Вот, можно сказать, честно поработали утро, – сказал, принимая от нас деньги, Моулди, который всегда был нашим казначеем.– Это лучше, чем добывать разное вещи дурным манером да продавать их, – осмелился заметить я.– Еще бы, конечно, так больше добудешь!– Мне бы хотелось, чтобы меня заставляли работать, а не… делать другое, – сказал я.– Кто же тебя заставляет? Беда в том, что нельзя всегда одним заниматься. Порою так плохо придется, что недолго и с голоду помереть. По-моему, надо браться за все, что попадет под руку.
Если бы я была мужчиной, я бы подкараулила их да задала им такую трепку, что чудо!
Любовь матери бесконечна
Труден только первый шаг; сделав его, я уже не останавливался. Я старался убедить себя, что я несчастный, всеми покинутый ребенок, что меня все преследуют и ненавидят, что я поневоле должен поступать нечестно, чтобы не умереть с голоду. При втором воровстве я уже жалел, что в кошельке нашлось всего только четыре шиллинга, а при третьем и сам не помню, что чувствовал, так как за ним скоро последовало четвертое, пятое и так далее.
Рипстон и Моулди, заработав себе достаточно на пропитание, также не стащили ни одного яблока на базаре.– Вот, можно сказать, честно поработали утро, – сказал, принимая от нас деньги, Моулди, который всегда был нашим казначеем.– Это лучше, чем добывать разное вещи дурным манером да продавать их, – осмелился заметить я.– Еще бы, конечно, так больше добудешь!– Мне бы хотелось, чтобы меня заставляли работать, а не… делать другое, – сказал я.– Кто же тебя заставляет? Беда в том, что нельзя всегда одним заниматься. Порою так плохо придется, что недолго и с голоду помереть. По-моему, надо браться за все, что попадет под руку.
Если бы я была мужчиной, я бы подкараулила их да задала им такую трепку, что чудо!
Удивительно, как скоро человек привыкает к роскоши!
– Чего ты здесь ищешь, мальчишка? Я думал, что хоть днем все уйдут и дадут мне умереть спокойно. Тяжело умирать на людях.
– Я не помешаю вам умирать, – вежливо сказал я. – Умирайте, пожалуйста. Я только ищу местечка, где бы укрыться от холода.
Конечно, если бы мне предложили сделаться трубочистом в прошлую ночь, когда я, голодный и иззябший, лежал на навозной куче, я, может быть, с радостью согласился бы. Но для мальчика, сытно поужинавшего, сидевшего на мягком диване и одетого в теплую фланель, лазанье по трубам совсем не представлялось приятным занятием.
Когда у человека в кармане тринадцать шиллингов и шесть пенсов, он может найти тысячу средств прожить честно.