Воспоминания – это все, что есть у стариков. У молодых есть надежды и мечты, а старики держат в ладонях то, что от них осталось, недоумевая, что случилось с их жизнью.
Смирись с тем, что в мире есть вещи, которых нам не дано объяснить, и ты поймешь жизнь. В этом ее насмешка. И красота.
Самый благодарный способ увидеть место, где живешь, – показать его другу.
Как настоящий отец, он всегда терпел мое бессердечие молча и с достоинством
Образ отца, ломающего нос кули, было трудно принять. Думаю, дети меньше всего ожидают увидеть родителей дерущимися в кулачном бою и еще меньше – ломающими чужие носы.
Передо мной сидел мужчина, которому хватило смелости собраться на войну, но который все еще боялся отца
– Она любит его, и, по-моему, он испытывает к Изабель то же самое.
– Этого мало, – тут же ответил отец.
– Тогда всего всегда будет мало.
Разум забывает, но сердце будет помнить всегда.
сколько бы предупреждений мы ни получали, наши жизни будут следовать в направлении, им предначертанном, и ничто не сможет этого изменить.
Воспоминания - это всё, что есть у стариков. У молодых есть надежды и мечты, а старики держат в ладонях то, что от них осталось.
Я христианин, но в последние минуты жизни мне искренне хочется верить, что нам всем суждено жить снова и снова и что в какой-то из этих будущих жизней, на дальнем краю рассвета, мне может быть даровано счастье встретить тебя еще раз и сказать, как сильно я тебя люблю.
Воспоминания – это все, что есть у стариков.
она причитает, чтобы я заменил кухонную утварь, большая часть которой довоенного британского производства и еще вполне крепкая, разве что шумновата и чрезвычайно сварлива, как старорежимные английские горные
инженеры и плантаторы
Это была женщина, которая не боится показать зубы, будь то в радости или в ярости.
Удивительно, как многого можно достичь с прекрасным учителем.
Долг – это идея, придуманная императорами и генералами, чтобы заставить нас выполнять приказы.
Я всегда предпочитал собственное общество, а те немногие, кто пытался сломать барьер вокруг меня, в процессе набивали шишки.
Мы оба знали, что молчания достаточно. Слова могли подождать.
Упущения и ошибки подобны фальшивым звукам, которые копятся с появлением всё большего числа плохо настроенных музыкальных инструментов в оркестре.
держать в себе ненависть все сорок шесть лет… вот уж это наверняка убило б любого.
– Помнишь, я тебе рассказывал, как прошел пешком через Хонсю, когда мне было восемнадцать лет? – спросил он. – Я заночевал в храме. Он весь разваливался на куски, в нем остался один-единственный монах. Он был старый, очень старый. И еще – слепой. На следующее утро, прежде чем уйти, я нарубил ему дров. Когда я уходил, он стоял в центре дворика и указывал куда-то вверх. На краю крыши трепыхался линялый и потрепанный молитвенный флаг.
«Юноша, – произнес старый монах, – скажи мне: ветер ли находится в движении или флаг заставляет двигаться ветер? Кто из них – зачинатель движения?»
– И что ты сказал? – спросила я.
– Я сказал: «Они оба в движении, святой отец».
Монах сокрушенно покачал головой, явно огорченный моим невежеством.
«Придет день, и ты поймешь, что нет никакого ветра и флаг не движется, – сказал он. – Только души и умы людей не ведают покоя».
На мелководье стояла серая цапля, повернув ко мне склоненную набок голову, одна ее нога застыла в воздухе, словно рука пианиста, забывшего ноты исполняемой им музыки.
Всегда можно различить, на чьей стороне стоит человек: просто взгляни, чью фотографию он хранит у себя в доме.
Считается, что о способностях стрелка из лука, можно судить по звучанию его тетивы после выстрела.
отец был спокоен и целеустремлен, как корабль, входящий в безопасную гавань после штормового плавания в открытом море.