Татуировки помогают человеку о чем-то заявить или спрятать то, что никого не касается.
Сеть хитрую готовься ткать, когда впервые вздумал лгать.
Итак, я превратился в Гарри Поттера, за исключением того, что мне было тринадцать лет, я не умел колдовать и моя дальнейшая жизнь, какой бы я ее себе ни рисовал, не имела определенной цели.
Видимость иногда убедительнее правды.
Просто иногда приходится, не ища объяснений и предлогов, оставлять людей и места в прошлом, потому что иначе они потянут тебя на дно.
Иные люди не стоят боли, которую они нам причиняют. Даже если мы можем её пережить.
Ну конечно! Тату делают именно для того, чтобы прятать!
Иногда я замечал, как отец смотрел на нее и словно не верил, что она жила в его доме и хозяйничала на его кухне. Он как будто думал, что она ненастоящая. Но она была настоящей и принадлежала ему.
и я обхватил ее так, будто меня уносило с Земли – ни кислорода, ни гравитации.
- Я тут такое вытворяю, а ты сидишь и в ус не дуешь? - обратился я к Френсису. Он глянул на меня не шевельнувшись, как умеют смотреть только коты. - Хоть бы попытался остановить хозяина! - Он лизнул лапу, провел ею по морде и снова уставился на меня. - Вот так, наверное, и начинается шизофрения. Сначала разговариваю с девушкой от лица двух разных парней, потом беседую с котом. Что же дальше?
Время, привередливое чмо, действительно лечит такие раны, хотя и не всегда одинаково быстро.
Пока этот сноб занимался всем подряд, кроме своей девушки, я начал замечать, что, наоборот, не видел вокруг себя никого, кроме нее.
хорошие девочки никогда не кончают.
Тело – просто твое вместилище на то время, пока ты здесь.
Любовь не безрассудство, А разум – очищенный, согретый И вылепленный так, Чтобы заполнить собою сердце.
Я остался таким же хрупким, как все вокруг. Как девушка, которую я сейчас обнимал. Но я мог надеяться, мог любить. А значит, мог и выздороветь.
Счастье можно заработать или создать. Его можно открыть, можно отвоевать.
– Он как твой папа. Для них мир черно-белый.
– Тогда почему они всегда друг на друга сердятся?
– Они не сердятся. Просто не могут договориться, где белое, а где черное. И вечно спорят о том, что посередине.
Для меня она успела стать неповторимой и прекрасной, а я был для нее чужим.
Мир рушился, а я в своей кладовке чувствовал себя относительно защищенным.