На Сицилии говорят, что вечная любовь длится два года.
Иногда мужчины движимы тем, что для женщин не имеет никакого смысла. (...) Честь и здравый смысл - оба нелепы в свете друг друга.
- Значит, вы хотите стать богатым и знаменитым? - поддразнила она. - Бедным, но счастливым.
- Надо было воспитать ее дурой, - наконец сказал доктор. - Когда женщины приобретают способность к дедукции, никогда не знаешь, чем это закончится.
Я не циник, но я знаю точно, что история - это пропаганда победителей.
Война чудесна, пока кого-нибудь не убили
...Она грустила от жестокости мира, в котором живущие могут выжить, лишь хищно нападая на тех, кто слабее; неважный способ навести во вселенной порядок.
Когда наши любимые умирают, мы должны жить за них. Смотреть на вещи как бы их глазами. Вспоминать, как они обычно что-то говорили, и самому говорить теми же словами. Нужно быть благодарным, что можешь делать то, чего не могут они, и чувствовать, как это печально.
Подлинная любовь - то, что остается, когда перегорит влюбленность, это - и искусство, и счастливый случай.
Сократ сказал, что гений трагедии – такой же, как и гений комедии, но его высказывание остается необъясненным, потому что люди, которым он это говорил, либо спали, либо были пьяны.
Женщины ворчат, только когда чувствуют невнимание.
Отложенная любовь - усиливающаяся похоть.
Спроси того, кто понимает, и тебе скажут то же самое, что и я, а если скажут что-нибудь другое, значит, понятия не имеют, о чем говорят.
Что такое человек, у которого вся грудь в орденах, но сердце в ней слишком неутешно и не бьется?
У чести много лиц, и быть внимательным к матери - одна из её сторон...
- Мы все наказаны. У нас была гражданская война, у вас – Муссолини, мафия и все эти скандалы с коррупцией; англичане приезжают и извиняются за империю и Кипр, американцы – за Вьетнам и Хиросиму. Все извиняются.
"Мы все задолжали природе смерть".
Любовь - временное помешательство, она извергается, как вулкан, а потом стихает. И когда она утихнет, приходится принимать решение. Нужно решить, сплелись ли ваши корни настолько, что и представить невозможно, чтобы вы когда-нибудь разлучились. Потому что это - любовь. Не затаенное дыхание, не возбуждение, не обещания вечной страсти, не поминутное желание спариваться. Это не значит лежать ночью без сна, представляя, что он целует каждую складочку твоего тела. Очень просто "быть влюбленным", это каждый дурак может. Подлинная любовь - то, что остается, когда перегорит влюбленность, это - и искусство, и счастливый случай.
Война – чудесная штука. В кино и книгах.
– Знаете, эта… ну, та штука в моем ухе…
– Фасолистая и чрезмерная аудиторная непроходимость?
– Она самая, доктор. Это, я что хочу узнать… Я хочу сказать – можно ее вставить обратно?
– Вставить обратно, кирье Стаматис?
– Из-за жены, понимаете?
– Понимаю, – сказал доктор, выпуская из трубки густое облако. – Вообще-то, не понимаю. Может быть, ты объяснишь?
– Ну, когда я был глух на это ухо, я ее не слышал. Там, где я обычно сижу, понимаете, у меня здоровое ухо на другой стороне, и я мог как-то это терпеть.
– Терпеть – что?
– Пилежку. Ну, раньше это вроде как шорох моря было. Мне даже нравилось. Под него хорошо дремалось. Но теперь так громко, и без конца, все пилит и пилит. – Старик повел плечами, изображая раздраженную женщину, и передразнил жену: – «Ну ни на что ты не годишься, а почему дров не принесешь, а почему у нас никогда нет ни гроша денег, а почему мне все самой приходится делать, а что ж это я не вышла за настоящего мужчину, а отчего это от тебя одни девочки родятся, а куда делся мужчина, за которого я выходила?» Ну и прочую ерунду – умом тронуться можно.
– Бить пробовал?
– Нет, доктор. В последний раз, когда я ее стукнул, она разбила тарелку о мою голову. У меня до сих пор шрам. Взгляните. – Старик нагнулся и показал что-то невидимое на лбу.
– Ну, в любом случае бить не стоит, – сказал доктор. – Найдут способ достать тебя и похуже. Вроде пересоленной еды. Попробуй быть с ней ласковым.
Стаматис был поражен. Что-то настолько непостижимое, что он вообще не представлял себе, как это можно понять.
– Доктор… – начал он, но не нашелся, что сказать.
– Просто принеси дров, прежде чем она попросит, приноси ей цветок каждый раз, когда возвращаешься с поля; если холодно, укрой ее платком, а жарко – подай стакан воды. Просто. Женщины ворчат, только когда чувствуют невнимание. Представь, что это твоя заболевшая мать, и относись к ней соответственно.
– Так вы не вставите обратно… эту… э-э… фасолевую и черезнервную зудиторную невместимость?
– Конечно, нет. Это было бы нарушением клятвы Гиппократа. А Гиппократ, между прочим, сказал: «Для опасных болезней наиболее пригодны крайние средства».
Стаматис заметно приуныл:
– Это Гиппократ так сказал? Значит, нужно быть с ней ласковым?
Доктор отечески покивал, и Стаматис надел шляпу.
– О, Господи, – произнес он.
Мужчина всегда глупеет, когда дело касается женщины...
Любовь - временное помешательство, оно извергается, как вулкан, а потом стихает. И когда она утихнет, приходится принимать решение.
Доброе имя семьи коренится в поведении ее женщин.
В один прекрасный день он посмотрит в лицо Немезиды и поймет, что у нее – мое лицо.