-- Ты никогда не воспринимаешь чужое мнение? -- Знаешь что? Есть чужое мнение, а есть куча дерьма в голове ограниченного человека. И о такое пачкаться не хочется.
Легко можно пережить любые правила и ограничения. Легко можно соблюдать любые заранее установленные правила, но невозможно соблюдать постоянно меняющиеся правила и невозможно спокойно пережить то, как у тебя на глазах роются в самых сокровенных уголках твоей души, когда потрошат то, что казалось тебе твоим безраздельным владением, твоим домом. По крайней мере, все сказанное справедливо для любого подростка, увлеченного любым хобби, а в особенности чем-то связанным с уединенной деятельностью.
Если пройтись по улицам, у вас сложится впечатление, что сюда уже пришел Апокалипсис, и все люди вымерли. (...) Зайдите внутрь кафе и сядьте за барную стойку. Подождите, и спустя пару минут к вам выйдет официантка. Поверьте, вы вздрогнете, когда впервые за несколько часов увидите живого человека. Не переживайте, официантка тоже вздрогнет, увидев впервые за несколько лет незнакомое лицо, да еще и в разгар дня.
Есть и другой механизм, более сложный, родившийся на базе наших детских страхов и психических травм. Этот не менее опасный механизм впервые был описан отцом психоанализа Зигмундом Фрейдом. Инстинкт саморазрушения. Он заставляет нас искать прекрасное в низменном и ужасном, он подвигает нас на творчество и заставляет считать интересным и необычным человека с желтыми линзами в глазах.
Ларри Кинг: Тогда вы уже знали, что он был гомосексуалистом?
Шери: Да. О да.
Ларри Кинг: Итак, вы знали, и как вы к этому относились?
Шери: Не хорошо.
Лайонел: Очень даже плохо. Я сторонник вечных, непреложных истин. Я считаю, что люди, которые не верят в это, более склонны к совершению ошибок. Я верю, что Библия учит нас хоть в чем-то себе отказывать. Надо знать меру во всем, ну, например, меру в питье, еде. Да во всем. И я взял это себе на вооружение, я всегда так думал, я жил с этими постулатами. Так что я повел его к психиатру из-за того, что он много пил.
Ребенок, оказавшись в ситуации, когда его, с одной стороны, психологически отвергают, а с другой – демонстрируют заботу, попросту не может научиться распознавать эмоции других людей. Уже во взрослом, осознанном возрасте они пытаются обучиться этому искусству, но единственный способ, каким это можно сделать, – копировать других людей.
Фанаты серийных убийц - особая категория людей. В абсолютном большинстве случаев они не рисковали стать убийцами, как думал Дамер, но вот стать жертвой маньяка они могли легко.
В этом и есть великая миссия собаки: лизнуть в нос грустного человека.
Сейчас перед Робертом Ресслером сидел удивительно умный, ранимый, эмоциональный и глубоко раскаивающийся человек. Без сомнения, находящийся в стадии депрессии, но от того не утративший способности заботиться, сопереживать и любить. Он не был патологическим лжецом, что часто свойственно психопатам. Возникшие на фоне изоляции от внешнего мира сверхценные идеи создания армии зомби исчезли без применения медикаментов. Так что же все-таки с ним было не так?
Лайонел в это время издает книгу, в которой пытается рассказать, как ему удалось воспитать Милуокского монстра. Желая прорекламировать свою книгу, он без конца ходит на различные ток-шоу и дает интервью. Однажды он обращается к Джеффри с просьбой тоже дать интервью в целях продвижения книги.
– Мне это не интересно, – категорично заявляет Джеффри, которому уже надоело отвечать на одинаковые вопросы психиатров, следователей и журналистов.
– Это повысит продажи моей книги, – шипит на него Лайонел. – Ты, кстати, ее читал?
– Пока нет, – отвечает Джеффри.
– Хоть раз сделай все правильно, – возмущается Лайонел.
Джеффри узнает о том, что его мать попыталась покончить жизнь самоубийством, из газеты. В статье говорится, что на этот поступок женщина пошла после того, как увидела сына в тюремной робе.
Это подкашивает Джеффри. Оказывается, даже находясь в тюрьме, он может убить. Даже здесь он умудрился все испортить. То хрупкое равновесие, которое он так долго пытался обрести, разбивается вдребезги.
– Я недавно написал прошение о переводе в общую камеру, по уставу уже можно на это надеяться, – говорит ему Дамер, когда приходит время прощаться.
– Ты уверен? – с сомнением спрашивает его Кеннеди, жестом указывая на шею Дамера.
– Да. Я всю жизнь боялся жить среди людей. Больше не боюсь...
Стоун Филипс: Что же ты делал с мертвыми животными, Джефф? Ты подбирал сбитых машинами животных на обочинах дорог и приносил в лес, так?
Дамер: Да. Я приносил их в лес, иногда сдирал с них кожу, полностью вскрывал грудную клетку и брюшную полость, смотрел на органы, держал их в руках. Все это вызывало во мне некое странное возбуждение. Я не понимаю почему, но на это было очень интересно смотреть.
Сначала я ходил в библиотеки, потом стал ходить в бары, гей-бары, сауны.
Дамер: Не знаю, может быть, я чувствовал недостаточную власть ребенком или юношей. Это каким-то образом вмешалось в мою сексуальную жизнь. И то, что я делал, как-то помогало мне восстановить ощущение того, что я могу что-то контролировать. Я пытался создать свой мир, где мое слово было решающим. Я находил симпатичных мне молодых людей, держал их у себя так долго, как мог. Похоть играла очень большую роль в этом. Желание власти и похоть. Это и есть мотивы убийств.
Стоун Филипс: Но то, что в возрасте шести лет ты стал более замкнутым, это ведь правда?
Дамер: О да. Именно в этом возрасте я начал понимать, что в семье явно происходит что-то не то.
Стоун Филипс: То есть сначала ты просто пытался абстрагироваться от домашних проблем?
Дамер: Наверное. Я начал жить в своем собственном мире и пронес это через годы.
Ларри Кинг: По вашим словам, получается, что если человек чрезмерно застенчив или замкнут, то это значит, ему нужна психологическая помощь?
Лайонел: Да. Если родители чувствуют – если очевидно, что ребенок ощущает себя как бы «ниже» других, что он чересчур замкнут, не хочет общаться или взаимодействовать с кем-либо, ему явно нужна помощь. Нужно обязательно обратиться к помощи психолога, социального работника или какого-нибудь другого специалиста.
Шери: Тогда, когда его мать уехала, он остался один, ему было очень одиноко, именно тогда и произошло его первое убийство.
Ларри Кинг: Ему было около 18?
Шери: Почти.
Лайонел: Ему уже почти исполнилось 18, и я тоже в то время уехал из дома.
Ларри Кинг: Значит, это было в 1978 году, верно?
Шери: Ему было 17, ближе к 18.
Ларри Кинг: Вы имели в виду, что он мог навредить только самому себе, так? Вы думали, что он совершит самоубийство?
Лайонел: У него была склонность к самооговору. И однажды он даже сказал бабушке: «Если я умру, просто бросьте меня в поле». У него была низкая самооценка.
Шери: Это было его заветным желанием – нормально общаться с другими. Он осознавал это. У него было непреодолимое желание иметь товарища, который был бы более пассивным в общении.
Нужно подождать. Оставить эту игру и пересесть за другой стол. Когда вернешься, будет новая игра, а новичкам обычно везет.
"...Мы навсегда останемся в глазах наших близких такими, какими они нас придумали. Даже если вы станете президентом, для своей мамы вы будете оставаться неразумным ребенком, а для одноклассников - тем странным фриком с последней парты."
Вы знаете, я, наверное, нашла определение людям-призракам. Тем, кого я так называю. Я их вижу повсюду. Они ходят в кафе, банки, казино, на работу, в парки. Они везде. Они замечают меня, а я их. Никак не могла найти слов, чтобы объяснить этот "термин". Люди без души. Нет, не те, что продали душу дьяволу и так далее по классику. Просто люди, которые разучились чувствовать. Они как будто сидят в третьем ряду старого кинотеатра, и им, по большому счёту, плевать, что происходит на экране. Их что-то сломало. Они разучились мечтать, верить, любить.
Верните мне мою пустую, тщетную, никчемную, самую лучшую в мире жизнь! Она меня вполне устраивает.
Наша задача - попытаться на время стать монстром и суметь вовремя отвернуться от бездны, которая вечно смотрит на тебя.