It is, I suppose, the common grief of children at having to protect their parents from reality. It is bitter for the young to see what awful innocence adults grow into, that terrible vulnerability that must be sheltered from the rodent mire of childhood.
People talk easily to me. They think a bald albino hunchback dwarf can’t hide anything. My worst is all out in the open. It makes it necessary for people to tell you about themselves. They begin out of simple courtesy. Just being visible is my biggest confession, so they try to set me at ease by revealing our equality, by dragging out their own less-apparent deformities.
У нас есть преимущество. Нормальные убеждены, что мы таим в себе некую высшую мудрость. Даже какой-нибудь занюханный клоун-карлик, с их точки зрения, очень умен, просто хорошо маскирует свой ум за дурашливыми ужимками. Цирковые уроды, они как совы, которых мифологизируют в холодную, безгрешную объективность. Нормальные думают, наше соприкосновение с привычной им жизнью условно. Мы им видимся как исключительные создания, не подвластные искушениям и порокам, стоящие выше мелочной суеты. Даже наша ненависть возвышенна и благородна в их тусклом, обыденном свете. И чем больше наше уродство, тем сильнее наша мнимая святость.
- И меня вдруг осенило! - Отец понял, что детей тоже можно целенаправленно сформировать. - И я подумал: "Вот он, розовый сад, стоящий человеческого интереса!"
Заставь себя полюбить их. Когда ты рядом, люби их всецело. Если сможешь полюбить их, они перед тобой беззащитны.
Также есть люди, которые чувствуют свою необычность, и она их пугает. Они стремятся к нормальности. Страдают из-за того, что они не такие, как все. Маются из-за своей неспособности слиться с толпой или же убедить себя в том, будто в них нет никаких отклонений от нормы. Это истинные уроды, почти всегда производящие впечатление скучных серых обывателей.
Есть лжецы и похуже врача-шарлатана. Это его пациенты.
Я чувствую ужас нормальности. Все эти наивные простаки охвачены ужасом от своей собственной заурядности. Они готовы на все, чтобы выделиться из толпы.
If you can change, you can also end.
Мне всё равно. Когда тебе не всё равно, от этого только хуже. Поэтому мне всё равно.
Порой шутки начинают жить собственной жизнью
Детям горько и странно видеть, какими наивными, хрупкими и уязвимыми могут быть взрослые. И их, этих взрослых, конечно же, нужно беречь от всей едкой грязи детства.
Можно ли винить ребенка в том, что его возмущают иллюзии взрослых? Большие мягкие руки, тихий шепот в темноте: «Скажи маме и папе, что приключилось. Мы прогоним любую беду». Ребенок, в слезах ищущий утешения, чувствует, как ненадежно убежище, что ему предлагают. Как дом из соломы, домик из веточек. Взрослые не понимают. Они называются большими и сильными, обещают защиту от всего плохого. И видит бог, как отчаянно дети нуждаются в этой защите. Как непроглядна густая тьма детства, беспощадны клинки детской злобы – незамутненной, чистейшей злобы, которую не сдерживают ни возраст, ни наркоз воспитания.
Взрослые прекрасно справляются с расцарапанными коленками, упавшим на землю мороженым и потерявшимися куклами, но если они заподозрят истинную причину, по которой мы ревем в три ручья, то сразу выпустят нас из объятий и оттолкнут от себя с ужасом и отвращением. И все же мы – маленькие и напуганные, хотя и страшные в своих лютых желаниях.
Нам нужна эта уютная глупость взрослых. Даже зная, что это лишь иллюзия, мы все равно плачем и прячемся у них на коленях, как в домике, но говорим только об уроненных в грязь леденцах или потерянных плюшевых медвежатах и получаем себе в утешение новую конфету или игрушку. Мы обходимся этим малым, чтобы не оставаться один на один с черной бездной у нас в голове, от которой нет избавления, защиты и утешения. Но мы все-таки выживаем – мы вообще очень живучи – и в итоге спасаемся бегством в сумеречную невинность своей собственной взрослости с ее блаженным беспамятством.
Как мы забавно устроены: потенциальная возможность стать мишенью насилия повышает нам самооценку.
Правда - это всегда оскорбление или шутка. Ложь обычно изящнее и тоньше. Мы ее любим. Природа лжи - доставлять удовольствие. Правда не озабочена чьим-то удобством.
Власть как кустарный промысел для сумасшедших. Пастух - невольник овец. Огородник - пленник моркови. Только безумцы рвутся в начальники. Этих безумцев намеренно создают те, кому нравится, чтобы над нами начальствовали. Вы наблюдали подобное сотни раз. Мы создаём лидера, выделив из сидячей толпы того, кто стоит в полный рост. Возможно, ему не хватило стула. Или колени не гнутся из-за артрита. Неважно. Нам достаточно просто сидеть, когда кто-то стоит, и всё - жертва готова.