В тот миг, когда начинаем делать обобщения, мы отказываемся от своего права на самостоятельность, индивидуальность.
Опра говорит, мы, женщины, торопимся с решениями, поскольку не верим, что у нас когда-нибудь будут лучшие времена. И из-за этого влипаем в разные неприятности типа неудачного брака или скучной работы. Аминь!
- Перестань дурить, - завыла Рива пьяным голосом. - скоро мы станем старыми и страшными. Жизнь коротка, известно тебе это? Умри молодой и оставь красивый труп. Кто это сказал?
- Какой-то некрофил, которому нравится трахать трупы.
- И как она умерла?
- Она смешивала алкоголь с седативами.
- Такие люди, как твоя мать, - отозвалась доктор Таттл, покачав головой, - создают плохую репутацию психотропным препаратам.
Мир искусства оказался похож на рынок акций, в нем отражались политические тренды и капиталистический дух, его подогревала алчность, сплетни и кокаин. С таким е успехом я могла бы работать на Уолл-стрит. Спекуляции и мнния влияют не только на рынок, но и на продукцию, как это ни печально.
Булимия стоит недешево, если у тебя тонкий вкус.
Наши ровесники, утверждала Рива, слишком банальные, слишком эмоциональные, слишком ревнивые. Я могла бы понять ее пренебрежительное отношение к ровесникам, но сама никогда не встречала такого парня. Все мои мужчины, молодые и не очень, были равнодушными и неприветливыми.
Записка лежала на отцовском столе. Мать выдрала листок из желтой тетради. Сначала она писала крупными, четкими прописными буквами, но к концу они перешли в тесный, корявый курсив. Послание было абсолютно неоригинальным. Она написала, что не может справляться с жизненными проблемами, что чувствует себя чужой, странной, и это ей невыносимо, и она боится сойти с ума. «Прощайте», — добавила она в заключение. Далее шел список людей, которых она знала. Я оказалась шестой из двадцати пяти человек. Некоторые имена я узнала: давние подружки, доктора, парикмахеры. Я никогда никому не показывала это письмо. Временами — месяцы, годы спустя, — если страдала от одиночества, боялась жизни и слышала в своей душе жалобный голос, говоривший «Хочу к мамочке», я доставала эту записку и перечитывала. Она служила отрезвляющим напоминанием, какой на самом деле была моя мать и как мало я для нее значила. Мне это помогало. Неприятие, как я выяснила, может быть единственным противоядием от самообмана.
Жизнь - хрупкая и непрочная штука, следовало проявлять осторожность, я это знала, но готова была идти на смертельный риск, если это обещало сон целыми днями и возможность стать совершенно другим человеком. И я рассчитывала, что достаточно умна, чтобы вовремя понять, смогут ли меня убить какие-то препараты. Меня предостерегут кошмары, прежде чем это произойдет, прежде чем у меня откажет сердце, или мой мозг взорвется, или наполнится кровью, или вытолкнет меня из окна седьмого этажа. Я верила, что у меня все наладится и исправится, если я смогу спать целыми днями.
Я жаждала внимания к себе, но отказывалась унижать себя просьбами об этом.
В неспешном колыханье ветвей ивы было величие и грация. И доброта. Страдание и боль - не единственные условия для роста, сказала я себе.
Я завершала работу достаточно рано, чтобы успеть доехать до дома и переодеться. Я решила, что мне нужно надеть платье, нанести макияж, найти духи матери. Прихорашиваться подобным образом, конечно же, было глупо. Если женщина одета слишком хорошо для окружающей обстановки — значит, она или чужая здесь, или не в своем уме.
Легко определить, у кого самые грязные мысли, - просто высмотрите самые чистые ногти.
Настоящая дружба не возникает за один вечер. И лучше уйти в момент скуки, чем в момент разочарования.
Он был моим отцом, и это всё, чем он был для меня.
Полагаю, идеализм без последствий - нелепая мечта любого избалованного дитяти.
Love can be like that. It can vanish in an instant. It’s happened since, too. A lover has left the warm rapture of my bed to get a glass of water and returned only to find me cold, uninterested, empty, a stranger. Love can reappear, too, but never again unscathed. The second round is inevitably accompanied by doubt, intention, self disgust. But that is neither here nor there.
Ничего не вызывает во мне больше отвращения, чем мужчины, у которых было счастливое детство.
Неужели это так плохо - желать, чтобы тебе было хорошо?
You can always tell something when a woman is overdressed – either she’s an outsider, or she’s insane.
Взрослая женщина подобна койоту - она может выживать на очень скудном пайке. Мужчины больше похожи на домашних котов. Оставь их надолго в одиночестве, и они умрут от тоски.
Я завершала работу достаточно рано, чтобы успеть доехать до дома и переодеться. Я решила, что мне нужно надеть платье, нанести макияж, найти духи матери. Прихорашиваться подобным образом, конечно же, было глупо. Если женщина одета слишком хорошо для окружающей обстановки — значит, она или чужая здесь, или не в своем уме.
Легко определить, у кого самые грязные мысли, - просто высмотрите самые чистые ногти.
Настоящая дружба не возникает за один вечер. И лучше уйти в момент скуки, чем в момент разочарования.
Он был моим отцом, и это всё, чем он был для меня.