Когда-нибудь и он сможет – если пожелает – оплатить свое превращение в каменный или металлический бюст, купить себе малое бессмертие людям на смех.
Видите, я самая настоящая зануда. Даже когда кто-то умирает, я не могу претендовать на трагедию.
Ее проблема – им бы следовало уже это знать – была не в том, что она жила в прошлом, а в том, чтобы не позволять прошлому жить дальше. Любой момент, ускользавший из настоящего, становился мертвым моментом; и раз за разом от ее навязчивой потребности очищаться от прошлого страдали ничего не подозревающие люди.
Вправе ли убийцы ждать благодарности от убитых за освобождение их душ от земных тягот?
Бедная наивная Селия, верящая, как большинство людей, в пресловутое потом. Надежно отодвинутое, потом сулит возможности: перемены, решения проблем, награды, счастье – все слишком далекое, чтобы быть вполне реальным, но достаточно реальное, чтобы давать облегчение, выход из клаустрофобного кокона под названием сейчас. Если бы только Селия не была так слаба, если бы в ней по отношению к себе хватало доброты и жесткости одновременно, чтобы перестать говорить о потом, об этом бессердечном уничтожителе сейчас…
...кто ничего не желает, тот неуязвим.
В беде человек часто ищет подкрепления не у самых близких, а в полнейшем безразличии на лицах чужаков, которое отправляет твои горести туда, где им и место, делает их до смешного несущественными.
Природа побуждает искать себе подобных, но что можно от них получить, кроме еще большего одиночества?
Человек только один раз начинает жить, и это происходит в момент рождения. Когда люди говорят, что намерены начать с чистого листа, они принимают желаемое за действительное: то, что случилось раньше, то, что было вчера, произошло не напрасно.
Жизнь, оглядываясь назад, можно свести к чему-то простому, к совокупности историй, и в таком же ключе мы живем дальше, обменивая свою юную веру в счастье – а счастье в этом возрасте почти всегда значит быть хорошим, правильным, любимым – на то, чтобы меньше чувствовать, меньше страдать.
Но тебе же известно, что такое мужчины. Или неизвестно. Как бы то ни было – они ничего не видят, пока не покажешь, где смотреть, и даже тогда нет гарантии, что они увидят то, что следует увидеть.
Ищущие убежища в несовершенстве памяти не разграничивают случившееся и то, что могло случиться.
Секреты, какими бы они ни были, порождают уродство.
– Для вас, должно быть, это обсуждение странно звучит, – сказал он, кивая в сторону гостиной.
– Странно? Нет, почему, – возразила Жуюй. – Мир нуждается в женщинах, полных энтузиазма. Жаль, что я не из их числа.
– А вам бы хотелось быть из их числа?
– Ты либо такая, либо нет, – сказала Жуюй. – Желание ничего не меняет.
Человек не должен позволять своему воображению плестись в конце у окружающего мира.
У каждого свой удел, считала она, у нее это одиночество, уделом же сослуживцев, радостным или тягостным, стали брак, родительство, повышения и выходные. Глупо было бы считать себя лучше или даже просто другой только потому, что у тебя есть что-то, чего у остальных нет. Семья с ее теснотой, одиночество с его требовательностью – и то и то храбрый выбор, а может быть, наоборот, трусливый – все это в конечном счете мало сказывается на глубоком и труднопостижимом безлюдье, окружающем любое человеческое сердце.
Быть хорошей мало что значит. Поверь мне, быть хорошей не значит в этой стране ровно ничего. Вести себя правильно, быть в любом конфликте на правильной стороне – только так можно себя обезопасить.
...когда смерть наносит удар, лучше, чтобы она покончила с первой попытки.
Смеяться в одиночку еще более невыносимо, чем горевать одному.
Когда мы помещаем того или то, что любим, перед чьим-то недоверчивым взором, мы чувствуем себя приниженными наряду с предметом любви.
Первая любовь иногда опасна, из-за нее в сердце может разверзнуться пропасть неуверенности и отчаяния; бывает, она выявляет то, что нас не красит, – многие ли из нас, оглядываясь на свою первую любовь, не усмехнутся над собственной глупостью или не подосадуют на собственную нечуткость? В большинстве случаев, однако, первая любовь сходит на нет, не губя попутно человеческую жизнь.
Все молодые люди начинают с незапятнанных мечтаний, но многие ли сохраняют способность мечтать? Многие ли могут воздержаться от превращения в осквернителей незапятнанных мечтаний у других? Мы все тюремщики и палачи, ожидающие своего часа; за то, что у нас взято, за то, что в нас убито, мы ждем случая отомстить.
... разочарование — для тех, у кого есть исходный план, кто сеет и отказывается примириться с бесплодием жизни.
Верность прошлому – основа некой жизни внутри жизни, которой не кладет конец ни стечение обстоятельств, ни твоя собственная воля.
Считать человека связанным в любом смысле - кровью, юридическими документами, касающимися брака или трудовой занятости, неписанными обязательствами перед друзьями, соседями и братьями по роду человеческому - иллюзия; время, однако, - дело иное. Беря обязательства перед другими, чем человек на самом деле жертвует - это временем: ланч, ужин, уикенд, брак, сколько он длится, последний промежуток у смертного одра; пойти, совершая ошибку, дальше, предложить своё подлинное «я» - у каждого есть история-другая о горьких уроках, которые получаешь, давая больше, чем просят.