Рецензии на книгу «Часы» Майкл Каннингем

Как же нам, русским бабам девушкам, далеко до этих меланхоличных англичанок и типичных американских домохозяек.
В наших жизнях нет места детям из пробирок, бесконечным депрессиям и друзьям-психопатам.
Нас лупят мужья (ну или наоборот), наши дети не хотят учить этот мудреный английский, а борщ в холодильнике стоит уже неделю и пока ты его не доешь, Леша, я ничего другого готовить не буду!

Наша жизнь возможно гораздо прозаичней, не спорю.
Но лучше уж так, чем хоронить себя заживо в своих бесконечно-депрессивных мыслях.

Она не смотрится в овальное зеркало, висящее над раковиной, не позволяет себе смотреться. Это опасно – иногда в зеркале можно увидеть темное сгущение воздуха, повторяющее форму её тела, существо с маленькими поросячьими глазками и влажным дыханием, стоящее у нее за спиной.

«Часы» такое вот зеркало, в которое страшно посмотреть. Кто знает, кого ты там увидишь.

Эта книга вызывает на откровенность, как хитрый собутыльник развязывает язык и начинается игра на моральное раздевание. Психологический такой нудизм. Очень чувственная проза. Не в эротичном смысле, а по степени проникновения в сознание читателя.
Виртуозная, непристойно правдивая, опасная книга. Её страницы пропитаны ядом, той самой кислотой, которая разъедает жизнь. Любую жизнь, как бы успешно и респектабельно она не выглядела. Яд «упущенных возможностей», яд «я живу не своей жизнью», яд «хорошо там, где нас нет». Об этом не говорят, слишком велика вероятность получить ярлык истерички или дамы с причудами. В этих мыслях ковыряются в одиночку, да и то, если смелости хватит. Проще отрицать.

История, как утверждают ученые, развивается по спирали. В «Часах» показана ювелирная связь времен. Один день трех разных женщин, в разных городах, в разное время. Нить сюжета, тонкая как паутина, почти невидимая, свяжет их судьбы: букет цветов, халат, поцелуй. Часы ожидания, притворства, страха, любви, счастья нанизаны на их жизни, на спираль времени.

История миссис Браун или история торта с глазурью гениальна. Понимание того, что жизнь не удалась, сколько ты себя не убеждай в обратном. Стремление создать хоть что-то совершенное, красивое, безусловное. Я смогу, я буду, я должна. Попытка жалкая, но она оборачивается соломинкой, сломавшей спину верблюда. Торт можно выбросить и сделать еще один. Но куда ты денешь себя? Даже выбросить не можешь. Уже есть ребенок, а значит, что твоя жизнь тебе уже не принадлежит.

Любовь – это талант, дар, призвание и не каждому оно дано. Люди низвели её до чего-то обыденного, обязательного, разумеющегося, поставили в ранг обязанностей. Если у тебя нет таланта писать картины – это простительно, если у тебя нет таланта быть матерью – быть тебе уродом. Весь трагизм в том, что его наличие в теории не проверишь, только на практике. Если ответ отрицательный – горе тебе. Делай вид и ставь жизнь на рельсы из чувства вины и долга. Общественное мнение, нравы, традиции загоняют под свои стандарты, которые часто оборачиваются ловушкой. И выход из нее только один – предательство. Что выбрать? Чувство долга или жизнь для себя. Кто-то страдает от одиночества, а кто-то страстно его жаждет.

Искренне рада за тех, кто воспримет книгу как блажь обеспеченных теток. Значит, им неведомы эти сомнения. Счастливые люди.
Книгу добавила в любимое. Есть в этом что-то извращенное. Как если бы кролик признался в любви удаву.

marfic , olesya-tr , девчонки, спасибо за компанию! Мне с вами хорошо.
Книга прочитана в рамках игры Открытая книга. 3 тур
Моя благодарность Elannakova и litishia за совет.

Тик-так, тик-так - В доме кто умеет так

Дочитала книгу и призадумалась. Возьмём, к примеру, среднестатистическую мать многодетной семьи. Она отработала восемь часов шпалоукладчицей и теперь спешит домой по сорокоградусному морозу в магазин, чтобы успеть купить десять килограмм картошки и пять килограмм капусты. По дороге домой надо сделать крюк в три километра, чтобы забрать детей из садика. Дома за дверью поджидают муж в протертых подштанниках, кот и неписаная собака. В их глазах плещутся укор, голод и воспоминания о давно переваренном обеде. Она выгуливает собаку, готовит ужин, потом приятный вечерний досуг - стирка и глажка. Закрывает глаза и... "Здравствуй новый, прекрасный день!". А теперь спросите у этой женщины, есть ли у неё время и возможности, сидя на балконе и тоскливо лузгая семечки, размышлять о том, стоит или не стоит кончать жизнь самоубийством, если глазурь на торте получилась неровной? Правильно, нет у неё времени. А вот у постмодернистких героев Каннингема есть. Им не нужно думать о том, где достать свиные копытца по акции и хватит ли денег до получки на приобретение левого ботинка из пары, вот и лезут им в голову мысли о бренности жизни и самоубийстве, как наилучшем выходе из туннеля непроходимой тоски.
Перед нами три совершенно разных женщины, живущие в трёх различных временных пластах. Вирджиния Вульф, писательница, живёт в английском Ричмонде начала ХХ-го века и на момент повествования как раз в процессе творения известнейшей "Миссис Дэллоуэй". Лора Браун живёт в Лос-Анджелесе 50-х и, сбегая на несколько часов от опыстылевшей семейной рутины, нежных чувств к соседке и неудавшегося торта, снимает номер в гостинице, чтобы расслабиться и почитать "Миссис Дэллоуэй". Кларисса Воган, с дружеской руки лучшего приятеля юности Ричарда прозванная "Миссис Дэллоуэй", живёт в современном Нью-Йорке с любимой женщиной Салли и, как и Кларисса Дэллоуэй, в течение всего романа покупает цветы и готовится к вечернему приёму. Несмотря на вполне приемлемую жизнь, наличие любящих и любимых людей, отсутствие финансовых проблем, всех троих периодически переклинивает на теме самоубийства, и в конечном итоге в той или иной мере она их коснётся.
Сначала хотела поставить более высокую оценку, очень уж ладно пишет Каннингем. А поскольку совсем недавно прочитала и для себя проанализировала роман "Миссис Дэллоуэй", то было интересно сравнить и понаблюдать, как ловко автор "играет" с произведением миссис Вульф. Как-будто горячую печёную картошку из рук в руки перекидывает. Постмодернизм, я все понимаю, но на такой сравнительно небольшой объём текста для меня было слишком много так любимых всеми современными авторами сексуальных меньшинств, смертельных болезней и самоубийств. Для законченной картины не хватало страданий беженцев и гонений евреев.
Кстати, приятно удивила экранизация. Сюжет, естественно, динамикой не отличается, но потрясающая игра такого "звездного", не побоюсь этого слова, состава в лице Мерил Стрип, Николь Кидман и Джулианы Мур не может оставить равнодушным.

Книга прочитана в рамках игры Кот в мешке и в группе Мир аудиокниг.

Миссис Дэллоуэй сказала, что сама купит цветы.

Три героини, три истории. Нью-Йорк, Ричмонд, Лос-Анджелес.

...Вирджиния Вулф пишет свой самый известный роман, мучительно страдая от предчувствия головной боли, от голосов, слышных ей одной, от тоски по Лондону, от ощущения, что ее заперли в этом большом доме, словно в тюрьме. Она не позволяет себе смотреть в зеркало, это опасно, иногда там можно увидеть существо, стоящее у нее за спиной...

...Лора Браун не может найти в себе сил и встать с кровати. Муж и сын ждут внизу, и мысли о них то приводят ее в состояние неконтролируемого бешенства, то терзают чувством вины. С каким удовольствием она бы осталась в постели и читала "Миссис Дэллоуэй" целыми днями. Но от нее ждут, что она будет хорошей женой и матерью, ждут праздничного торта, ждут еще чего-то, но никто не спросил, чего же хочется ей самой. Поэтому самый простой и самый сложный выход кажется столь желанным - вот они, тридцать таблеток в маленьком пузырьке в ванной...

...Кларисса Воган по прозвищу Миссис Дэллоуэй идет покупать цветы. У нее сегодня прием. Она идет по Нью-Йорку, навестить старого друга, и влюблена в окружающий мир, в эту секунду июня, в воздух, чистый и прозрачный, будто окунаешься, в утро – свежее, будто нарочно приготовлено для детишек на пляже. Она проживает не жизнь, не свою жизнь, она проживает каждую строчку романа об одном дне другой Клариссы, жившей полсотни лет назад на другом конце света....

Одна книга – словно отражение другой в мутном зеркале. Одна история проросла в другую, два текста слились в какую-то невообразимую ленту Мебиуса, и не сразу вспоминаешь, где заканчивается одна и начинается другая.
Как и у Вулф, - полное погружение, мир, создаваемый обоими авторами, объемен и трехмерен. Словно своими глазами видишь Вирджинию на берегу реки, измученную до предела предчувствием надвигающегося безумия. Она подбирает камень и кладет его в карман пальто. Прохладный ветер, желтоватая вода хлюпает в туфлях – холодная, но терпеть можно... "Мы с тобой были самыми счастливыми людьми на свете".
Ощущаешь всей кожей тягучее отчаяние Лоры, которая запуталась в своей жизни, словно муха в паутине, ощущаешь ее колючее бешенство от того, что муж заплевал идеальную глазурь ее торта, и бессильный ужас от того, что сын всегда будет видеть - она не справилась. Физически, до тошноты, ощущаешь ее тоску - и нет причин, и жизнь благополучна, но ненавистна до невозможности.

А часть о Клариссе оказалась для меня самой неубедительной. Возможно потому, что у Вулф получилось рассказать эту же историю гораздо лучше? Или из-за контраста с таким впечатляющим отчаянием, поглотившим других героинь? не знаю. Почему-то я верю в непреодолимую безысходность, погубившую Септимуса, но шагнувший из окна Ричард не вызывает сильных эмоций. "Кто-то с крепким телом, но непрочной психикой; поэт с печатью гениальности, раздавленный колесами истории" - нет, вряд ли, он не тянет на подобное описание. Сама по себе его судьба трагична, но трагичность меркнет из-за того, что Каннингем ставит его рядом с другим героем.

Поэтому впечатления от романа двойственные. Это второе для меня произведение у Каннингема, и мне кажется, что более самобытный "Дом на краю света" удался ему гораздо лучше. Но погружение в безумие, в пучину депрессии, "я больше не могу; вы понятия не имели, что со мной происходит; у меня кончились силы", "мы не знали, что она так сильно страдает; нам и в голову не приходило, что все так серьезно", - это написано гениально.

Флэшмоб 2012, большое спасибо за совет panda007

Постмодернизм в чистом виде, плавуче-текучий роман с собственным ритмом, в который так трудно влиться, но, раз влившись, глаз не отвести, рук не оторвать. Ступенчатый, ступень туда, ступень сюда, а теперь па-ва-рррот и по кругу, Кларисса - лесбиянка - Миссис Деллоуэй и ее розы, Лора - несчастная - Браун и ее торт, Вирджиния - гениальная - и ее дрозд. И все такие чуткие к настроению, к ароматам воздуха, один наклон головы, и героиня выпадает из реальности, и ты вместе с ней уносишься то в прошлое, то в будущее, то в эту улицу, такую яркую, с желтыми фонарями, где на переходе бабушки с гардениями, то в окно вон того дома, где женский силуэт оттенен синевой стенных обоев, а то и в это кресло, растерзанное седалищем давно больного, безумного друга-возлюбленного, покрытое пятнами стекшего пота, молекулы которого смешаны с кислородом этой комнаты, а кислород в свою очередь наполнен розовым маслом вот этих самых роз.

Эта книга - желтая. Желтые фонари на улицах, вездесущие желтые розы, уже зацветшие и едва распустившиеся, желтые латунные украшения дверей, желтая луна, так некстати светящая, желтые фары поездов, увозящих пассажиров, желто-горчичный свитер, который так не идет Салли, желтые осколки пивной бутылки под уже трупом, некогда бывшим... везде, где беда, там желтый. Автор играет с этим цветом, привнося его почти в каждую сцену. Автор играет с цветами - розами, шипастыми, маслянистыми. Впрочем, он играет и с другими предметами, перенося их из одной части своей книги в другую, конструируя некий Уроборос, когда одно время мягко переходит в другое неодушевленными ли вещами, одушевленными ли героями, и проносит он через весь роман два общих мотива. Жизнь-Смерть. И время.

Тик. Так. Тик. Так. Почувствуй себя вот в этот момент, здесь и сейчас, и почувствуй себя счастливым. Ведь вот час, и еще час, и еще один час, и так складывается время, убегает, стремительно уносится, и когда ты будешь старым, будешь ли ты вспоминать своего друга Луи, который жил с тобой пятнадцать лет, с которым завтракал, обедал и ужинал, с которым выбирал еду, цветы, одежду, который тебя исправно и безошибочно трахал, или будешь вспоминать вот эту девочку Клариссу восемнадцати лет, которая вышла на крыльцо - казалось, вчера еще, - и в тот момент ты замер от счастья и красоты. Вот Луи, вот ты и вот она, и эта минута пребудет с тобой навсегда. Что ты вспомнишь? Рутину? Или моменты, Моменты, ожогом запечатленные в памяти. Оно и есть счастье, этот смех над дважды купленным букетом желтых роз, а не вот та покупка буржуазной квартиры, где обои - лен, и растительные репродукции на стенах.

Книга - один день, который может вместить в себя всю жизнь, это же Джойс еще писал, и Каннингем вот тоже. "Да, этот день слишком затянулся. Мы отказываемся от вечеринок; бросаем наши семьи ради одинокой жизни в Канаде; мы пишем книги, не способные изменить мир, несмотря на наш дар и непрекращающиеся усилия... Мы живем свою жизнь, делаем то, что делаем, а потом спим - все довольно просто на самом деле. Одни прыгают из окна, или топятся, или принимают снотворное; другие - такое бывает несколько чаще - гибнут в результате несчастных случаев; и, наконец, большинство, подавляющее большинство из нас медленно пожирается какой-нибудь болезнью или - если очень повезет - самим временем. А в качестве утешения нам дается час там, час тут, когда, наша жизнь раскрывается и дарит нам все, о чем мы мечтали."

Эту книгу никогда не поймут приземленные люди, материалисты, крепко стоящие на этой земле, или поймут, но фыркнут, подумаешь, торт забрызгал слюной, подумаешь, два раза купили желтые розы, это всего лишь торт, это всего лишь розы. Но эскаписты, вроде меня, фантазеры, вроде него, прочувствуют и похолодеют где-то в позвоночнике. И начнут перебирать в голове свои часы, принесшие счастье, моменты, когда хотелось законсервировать время. Да, не нужно мне, пожалуй, дамблдоровской технологии Омута Памяти, у нас свои Омуты, которые всегда с собой. Честно говоря, давно не было такой книги, нежной, как будто кончики его пальцев все еще касаются меня где-то в районе плеч, но тяжелой, как будто больше никогда не будет этих поцелуев, как будто время ушло, как будто что-то безвозвратно потерялось. И вместе с тем книги, дарящей надежду. Потому что, несмотря на странные, но логичные, финалы трех историй, в конце книги остается легкая грусть и надежда на лучшее время, на лучшие часы. Все, что было, ушло. Но все еще будет.

ДД+Собери их всех
И спасибо Ксюше ksu12 за Каннингема. Где-то когда-то в какой-то момент :) тут, на ЛЛ, ты обратила мое внимание на этого автора, спасибо тебе за это.

00.15.43
Боже! Какая же это прелестная книга! Почему я не взялась за нее раньше? Как тонко, как мягко подмечена красота окружающего мира, радость обычной повседневной жизни, свет теплого летнего дня, единство всего вокруг.

01.00.12
По-моему, я чего-то не знаю об авторе. На сто процентов уверена, что это женщина с мужским псевдонимом. Мужчина просто не может так понимать эмоции женщины, ее радость повседневности, сложности в отношениях с дочерью, тяготы замкнутости в маленьком круге, состоящем из членов семьи... Нет! Это просто псевдоним, что-то типа Жорж Санд. Хотя зачем в наши-то дни?..

01.25.56
Тю! Дура! Да какая нафиг баба! Это же гей писал! Точно гей. А то как-то внезапно все герои стали нестандартно ориентированы, проблема СПИДа возвысилась и нависла над головой. Срочно в Википедию! Таки да... Хотя и что? Он же все равно пишет о прекрасном мире... Наверное...

02.50.37
Что-то меня начинает утомлять эта рафинированность героев. Все такие интеллектуалы, что проблемы самые страшные - неидеальный слой глазури на торте. Да и то не все из-за такого парятся.

04.34.06
М-дя... К Вирджинии претензий нет - шизофрения подтверждена врачами. Тут все ясно. Кларисса... Ну, конечно, рефлексирует многовато, особенно по поводу того, что с собой на обед к звезде не взяли, но я бы тоже порефлексировала, если бы мой муж так поступил, думаю. А вот Лора... "А не убить ли мне себя, коль сбежать от торта не удалось, а на него еще и плюнули, когда с неумеренным пылом задували свечи..." Вот попекла бы она этот торт, если бы ребенок ударился и плакал, муж заболел и лежал дома, скандалил, а самой надо было бы еще успеть работу сдать до пяти вечера, так и не пришлось бы валить в гостиницу и пересиживать торто-атаку!

06.30.12
Ага, так трупов меньше, чем нам все время красочно и многозначительно намекали. Что же, и то неплохо. А то я уже начала видеть маячащую на горизонте депрессию. А как она подкрадется, тут уж не зевай и торты не пеки!

06.55.17
И чего я к этому торту приколупалась? Я их и так не пеку никогда из-за срочной работы и прочего-прочего-прочего. А книга не моя. Хорошо, что короткая. Да и голос у актрисы начитывавшей приятный был. Надо будет что-то еще в ее озвучке послушать.

Rum_truffle , извините, что не прониклась духом книги, но поначалу она подарила мне массу приятных моментов, несколько смазанных после.

Даже не верится, что спустя десять лет после просмотра фильма, я наконец добралась до текста, послужившего основой экранизации. Это первая книга, с которой я планировала начать знакомство с творчеством Майкла Каннингема, но вышло иначе — она оказалась третьей. И после нее я окончательно поняла, что влюбилась в прозу американского писателя, получившего Пулитцеровскую премию за этот роман, для которого и Нобелевской было бы не жаль.

Мы живем свою жизнь, делаем то, что делаем, а потом спим – все довольно просто на самом деле. Одни прыгают из окна, или топятся, или принимают снотворное; другие – такое бывает несколько чаще – гибнут в результате несчастных случаев; и, наконец, большинство, подавляющее большинство из нас медленно пожирается какой-нибудь болезнью или – если очень повезет – самим временем. А в качестве утешения нам дается час там, час тут, когда, вопреки всем обстоятельствам и недобрым предчувствиям, наша жизнь раскрывается и дарит нам все, о чем мы мечтали, но каждый, кроме разве что маленьких детей (а может быть, и они не исключение), знает, что за этими часами обязательно придут другие, гораздо более горькие и суровые. И тем не менее мы любим этот город, это утро; мы – постоянно – надеемся на лучшее.

Вирджиния Вулф пишет роман "Миссис Дэллоуэй" и уже планирует следующий - "Часы"; она слышит голос Клариссы Дэллоуэй в Нью-Йорке конца двадцатого века; и видит Лору Браун с сыном, который родится, спустя войну, на другом континенте, вырастет, и напишет книгу о миссис Дэллоуэй — прекрасной и любимой им женщине.

Самое сильное впечатление на меня произвел образ Вирджинии Вулф - живой, мятущейся души. "Миссис Дэллоуэй" давно находится в моем списке к прочтению, но не от того, что мне так уж хочется ее прочитать, а потому что это классика модернизма и неплохо было бы с ней ознакомиться. Именно за это "одушевление" я люблю романы, подобные "Часам"; в них оживают писатели и ты не воспринимаешь отдельно автора и где-то в другой вселенной - его творчество, а уже не представляешь себе одно без другого. Безусловно, свою роль в восприятии сыграла экранизация - великолепно воссозданный Николь Кидман образ писательницы. Собственно, ее воплощение Вулф я и видела во время чтения. Ну и конечно, фильм не был бы таким прекрасным без тревожной и стремительной музыки Филипа Гласса Часы.

Каждый раз читая Каннингема, я удивляюсь - как он это делает? Как удается этому немолодому уже мужчине, живущему в другой стране и предпочитающему другие отношения, залезть ко мне в голову и извлечь оттуда самые трудноуловимые и сложно вычленяемые из общего потока сознания и невероятных глубин бессознательного не то, что мысли и чувства, а тени этих мыслей и чувств, саму возможность их появления, и малейшие движения души, облечь все это в слова, и избегнув пафоса и морализаторства, проявить невероятное милосердие по отношению к человеческой природе? Ибо слаб человек и разуменьем слеп; тяжел он для Удачи легкокрылой, беспомощен пред Памятью унылой и в тщетной жажде Радости нелеп!

Это не только роман о трех женщинах, живущих в разном пространстве и времени, но это роман об одной женщине, о женщине вообще, образ которой воплотили в себе три героини "Часов". А в более широком смысле — это роман о человеке. И Каннингем очень хорошо понимает, что человеку для движения вперед не нужны анализ его поступков и вынесение суждения окружающими, а прежде всего - важнее всего - милосердие. В этом отношении к своим героям он мне напоминает Достоевского — в каждом из них писатель пытается отыскать "искру божью", увидеть в них Человека, дойти до истинных причин, до истоков тех поступков, которые будучи совершенными, оказывают колоссальное влияние на жизни окружающих. Он задает вопросы как? и почему?, и тут же пускается на поиски ответов. Невозможно не восхищаться таким талантом.

Потрясающий писатель. Потрясающая книга.

Прочитано в рамках виртуального книжного клуба "Борцы с долгостроем". Победа № 1.

Так традиционно сложилось, что писать о своих настоящих чувствах всегда немного стыдно, перечитываешь потом - и кажешься себе разнюнившейся маленькой девочкой. Легче написать что-нибудь ироничное, мол, да - гениальная книга такая гениальная или вообще ничего. А вот без пошлости, без сентиментальности и наигранности выразить то, что действительно чувствуешь очень сложно, не каждому это под силу, я бы даже сказала, что для этого требуется хотя бы малая толика, но таланта. Поразмыслить, пофилософствовать, рассказать об авторском замысле;) - это у многих получается; у кого-то поглубже, у кого-то поочевиднее, но все-таки в данном случае, главное содержание, а не передача. Но бывают книги, о которых сложно писать рассудочно, вроде бы все ясно, очевидно, чего уж тут расписывать, ведь притягивает не это.. а что?
Так что рецензия моя получилась похожей на... подгоревшие пирожки - хотелось от всего сердца, а получилось с черной коркой.

Когда ты читаешь книгу и чувствуешь, что тебя, как холодной водой окатили, а потом перечитываешь фразу внимательней, а она берет и рассыпается (думаешь, а я уже как в зеркало посмотрелась, куда это годится) и становится как-то неуютно и неспокойно даже наедине с собой, не то что при попытке передать кому-то свои ощущения. К тому же, я подозреваю, что очень многие подчас чувствуют себя, подобно главным героиням; и в очередной раз играть на этой "похожести", быть может, не очень честно, но все-таки я не настолько искушенный читатель, чтобы по данной причине отвергать книгу, которая мне так созвучна.

Вот и не могу я никак определиться в своем отношении к Каннингему (еще после "Дома.."), вроде бы и люблю его, а вроде бы и не хочется в этом признаваться, словно чувствую некий подвох и заранее переживаю неловкость от будущего разочарования.

Такое пространное, водянистое вступление - а о чем же книга? Об одиночестве. О нас в самих себе. О счастье, тех секундах счастья, которые обретают все свое волшебство только в воспоминаниях. До чего прекрасны они были, отчасти только потому что уже были. О трех женщинах. Во время прочтения "Дома на краю света" мне казалось, что мужчины у Каннингема такие образные, такие характерные, такие запоминающиеся, а женщина... женщина так себе. Но здесь - дамы прекрасны. Эта книга - об их поиске ориентиров в пространстве, того за что можно было бы зацепиться, чем привязать себя к действительности, о том насколько сложно держать себя в рамках своей социальной роли, а какой-нибудь этакой несоциальной роли совсем не хочется, хочется просто себя отпустить, но куда отпустить, а главное кому тебя отпускать, если ты и есть ты;). О том, что иногда совершенно определенно знаешь, что жизнь в твоих руках, и смерть в твоих руках, и смерть это совсем не важно, но знаешь какие-то секунды, а потом - растерянность и живешь только радостью воспоминания об этом знании. Кто-то из них уже почти совсем не стоит на ногах, кто-то мечется изо всех сил пытаясь удержаться, а кто-то почти договорился с этим миром, но только почти.

А еще, автору удалось набросать даже для каждого второстепенного персонажа буквально несколькими штрихами нечто такое, что сразу его выдает - и он уже перед нами: вот она агрессивная, бритая наголо лесбиянка в спортивных шортах, как доспехи тащит на плечах свою нетерпимость; вот он старый сентиментальный, сладострастный Луи, немного смешной, немного трагичный, а вот он маленький мальчик, так болезненно любящий свою мать, так старающийся понять ее, уловить.

Можно попробовать сформулировать так: это книга о/для тех, у кого невидимый камень в кармане пальто.

Тоска уходящего времени

Из всех хобби, придуманных ради того, чтобы убежать от реальной жизни, чтение является самым ненадежным. Плохие книги заставляют нас скучать и погружаться в свои мысли вместо того, чтобы отвлекать от них. Хорошие же цепляют нас и царапают, заставляют проводить параллели и растравливают старые раны. В результате, и те и другие читать невыносимо, однако мы продолжаем этим заниматься вопреки здравому смыслу.

Вот так у меня получилось с этим романом Каннингема. Казалось бы, какое отношение имеют эти три немолодых женщины, живущие в разные периоды ХХ века, ко мне? У них свои проблемы, у меня свои. Конечно, внутренняя неудовлетворенность и беспокойство у всех примерно одинаковые, но разве этого достаточно? Почему эта книга прорвала какую-то внутреннюю плотину, столь усердно сооружаемую внутренним строителем, и я снова ощущаю боль, которая согласно некоторым источникам является признаком того, что ты жив.

У меня нет ответов на эти вопросы. Кроме того, не могу сказать, что книга мне очень понравилась. Она чересчур искусственная. Люди в ней настоящие, а ситуации, их совокупность, их сконцентрированность – нет. Каннингем создал книгу-игру, играет он с романом «Миссис Дэллоуэй» Вирджинии Вулф. Одна из героинь книги Каннингема является непостредственно Вирджинией, она пишет книгу. Вторая героиня эту книгу читает в 50-х годах 20 века. Третья героиня (конец 20 века) имеет прозвище миссис Дэллоуэй и является как бы героиней романа, перенесенной в другое время. Три линии повествования тесно сплетены, а героини зеркально отображают друг на друга. Им тесно в клетке, но нет возможности взлететь. У них крайне сложные отношения с близкими и знакомыми. Все три бисекусуальны и испытывают влечение к женщинам. Они справляются, но только до определенного предела. Однако роман «Часы» не настоящий не из-за этих параллелей, в нем хватает штампов, но самая большая беда, что он как бы создан с целью понравиться читателю – подняты модные темы, как раз в меру, чтобы не вызвать раздражения, красиво развешаны ярлычки, умело расставлены паузы и умолчания, дабавлены блестящая обертка и сладкий ароматизатор, чтобы подсластить, например, тему самоубийства.

Тем не менее, я бы сказал, книга написана очень хорошо. И она может «зацепить». Со мной вот это случилось, и я, вероятно, оцениваю ее выше, чем читатель, который сохранит рациональный взгляд. Иногда мне кажется, что мы не только не способны дать объективную оценку книге, мы и субъективно судим вовсе не о книге, а исключительно о самих себе, собственном восприятии и опыте через призму книги. Если это так, значит, у меня был опыт, который вошел в резонанс с романом. Осталось понять, что же это за опыт такой, что стал причиной возобновления боли совершенно другой природы.

В прочитанных ранее "Доме на краю света" и "Избранных днях" Каннингема чего-то да не хватало. "Дом" - такой типичный разминочный американский роман: затянутый, с провисаниями и слегка подпорченный прямолинейной как топор экранизацией с бровями Колина Фаррелла в главной роли. "Избранные дни" воспринимается скорее как сборка из трёх повестей о трёх временах, по неведомому капризу автора объединённых в одну концепцию тарелочкой с голубой каёмкой, из чего следует глубочайшая по своей силе мысль, что всё меняется, Михалыч, а посуда остаётся. Ну ладно, автор сам говорит, что "было очень важно не написать «Часы. Часть 2». В «Избранных днях» я хотел написать о мире в более широком физическом смысле", и что ждать новых "Часов" не стоит. Меж тем вряд ли у нас скоро появится хоть что-то напоминающее "Часы" по своему хрупкому изяществу и внутренней кинематографической гармонии.

В прологе "Часов" нам показывают одну из самых красивых сцен самоубийства в литературе. То есть мне навскидку больше трёх-четырёх сцен самоубийства в литературе не вспомнить, но все они выглядят примерно так: БУЛЬК и всё. А пролог "Часов" можно использовать в каком-нибудь учебнике как пример идеальной композиции или как сопровождение для ежедневной утренней медитации. Затем Каннингем наконец раскрывается для меня как обособленный автор, самостоятельный и дерзкий, а не как, скажем, временная замена Джонатану "редко-но-метко" Франзену. Это такой вид спорта - найти американца, пишущего как Франзен, не может же быть он один такой красивый, потому что нельзя. Вот, теперь точно нашёл. Здесь вам и "твой палисад пронизан дрожью" по полной программе, и многословное пиршество запахов, и природные лубочные полунамёки на трагедию, и смутные тени на краю зрения в зеркале, лопочущие по-древнегречески.

Наверное, первое, что возникает в голове при упоминании "Часов" - это нос Николь Кидман в экранизации, которую я не смотрел. В какой-то мере роман чуть ли не специально написан под экранизацию: компактный, чётко разделённый на сцены и планы, без лишних рассусоливаний. А все смятенные мысли героинь так и слышишь закадровым голосом, пока те ведут автомобиль или спускаются по лестнице. Кажется, напиши Каннингем вместо романной формы развёрнутый сценарий с пояснениями - впечатление не пострадало бы. Но кто кроме продюсеров читает сценарии к даже оскароносным фильмам? (В тексте есть слегка юморной эпизод с продюсерами, обсуждающими, как написать сценарий триллера с главным героем геем и рискнуть ли вставить в финал гомо-поцелуй. Но только не постельную сцену, нет, что вы! "во-первых, это слишком замедляет действие, во-вторых, вы теряете детскую аудиторию")

"Часы" это что-то типа игривой внутренней рецензии на "Миссис Дэллоуэй", но в то же время на что-то очень неуловимо личное, в чём ни автор, ни герои так и не признаются. Можно ведь в упор не знать, что такое Вирджиния Вулф, но "Часы" при этом воспримутся на ура. Можно в упор не знать, что такое Майкл Каннигем, но его теперь хочется узнать как можно лучше. Хитрец.

Лора ставит на стол тарелки, кладет вилки, и когда они с тихим звоном касаются белой крахмальной скатерти, возникает ощущение, что в самый последний момент ей все удалось, – так художник кладет мазок и спасает разваливавшуюся картину или писатель находит фразу, которая внезапно высвечивает скрытые смысловые узоры и придает всей вещи соразмерность и обаяние. Это каким-то образом связано с расположением тарелок и вилок на белой скатерти. Это столь же неожиданно, сколь несомненно

Майкл Каннингем "Часы" Книга читается быстро, но не могу сказать, что легко. Повествование очень вязкое, пасмурное, меланхоличное. Поначалу я постоянно путалась в персонажах и их жизнях, но к середине книги привыкла и разобралась. История нам рассказывает о трех женщинах, живущих в разном времени. Три истории, три жизни казалось бы изначально не связанные, впоследствии переплетаются. И все они так или иначе связаны с произведением Вирджинии Вулф "
Миссис Дэллоуэй". Первая женщина, это собственно сама писательница Вирджиния Вулф, описывается тот период, когда она писала свой известный роман. Она описана немного сумасшедшей, у неё постоянные головные боли, она слышит голоса. Вирджиния задыхается в Ричмонде и мечтает вернуться жить в Лондон, из которого её увез муж, потому что она начала там сходить с ума. Она постоянно погружена в свои мысли и в происходящее в её романе, она как будто отрезана от внешнего мира. Вторая женщина, Лора Браун, обычная домохозяйка, у неё есть муж и маленький ребенок, но при этом она глубоко несчастна. Лора вышла замуж не за того, кого хотела, вся её жизнь складывается не так как она ожидала. И она всем силами старается избегать общества своей семьи, при любой возможности уехать из дома и побыть одной. Она мечтает о самоубийстве, надеясь, что это спасет её от душевных переживаний о её несчастной судьбе, и от мук совести перед её сыном и мужем. В этот трудный период её жизни она читает роман "Мисс Дэллоуэй", который в её времени давно был написан. И третья женщина в этой истории это Кассандра, которая казалось бы проживает жизнь героини романа "Мисс Дэллоуэй", по-сути играет роль персонажа из книги.
Таким образом у нас получается три составляющие романа, три сюжетные линии: писательница пишущая свой роман, читатель, который читает этот, написанный когда-то роман, и персонаж, находящийся в этом же романе. Все очень странно, но довольно интересно)) В "часах" нет как такового сюжета и много атмосферы. Мы читаем о людях, которые проживают не те жизни, какие бы им хотелось прожить. О людях, которых вроде бы окружают близкие, но при этом они одиноки. Каждый замкнут в своем собственном внутреннем мире и этим отдаляется от своей семьи, друзей. Достаточно тяжелая и депрессивная книга, можно сказать, трагичная. Но чем-то она цепляет, заставляет задуматься.. И еще долго-долго не выходит из головы после прочтения.
Я поставила 4,5 из 5. Не пятерку только потому, что "по духу" это не моя книга. Я не привыкла читать такую тяжелую "разрушительную" литературу, поэтому она далась мне довольно-таки тяжело. Но тем не менее я нисколько не жалею, что прочла её.

Долго же я подбиралась к "Часам", года четыре, если не больше и вот, наконец-то, решилась прочесть. Они шли у меня с трудом, хотя читать этот роман было интересно. Мои отношения с ним я бы обозначила как болезненную страсть. Все эти сложные судьбы главных героинь одновременно отталкивают и притягивают к себе. Вроде бы ты не хочешь вникать в их проблемы, еще оглядываешься на начало, планируя пути к отступлению, но уже чувствуешь, как бездна их жизней затягивает тебя по самые уши.

К своему стыду, а может он тут и не при чем, но, так или иначе, я не знакома с творчеством Вирджинии Вулф. Теперь я это упущение исправлю, но суть не в этом. До прочтения "Часов" словосочетание "миссис Дэллоуэй" мне ни о чем не говорило, поэтому вникать кто это и что все это значит, пришлось по ходу романа.

Эта книга просто ода депрессии, лирическая песнь вязкой тягучей безнадеге и непроходимому одиночеству. И, в общем-то, это мне в ней и понравилось. Правда в какой-то момент поймала себя на мысли, что еще чуть-чуть и депрессовать начнут не только героини, а и я сама, но в итоге все обошлось.

Ай да Каннингем, ай да... молодец. А вы что подумали? Это ж надо было придумать такое триединство - кто-то пишет, кто-то читает то, что первый кто-то написал, а третий кто-то живет и проживает то, что описал первый и читает второй. Экий занимательный ребус. А как этот ребус сам собой разгадывается под конец романа? Блестящий ход. Ненавязчиво и неторопливо, но так внезапно и удивительно. Хотя может это я, наивная простота, сложила один к одному почти в самом финале, но, в любом случае, здорово сработано.

Странная странная книга, не без своего какого-то патологического очарования. Что это было? Кажется, уже не важно. Это было и было, если не прекрасно, то интересно, а это уже кое-что.