Часы

Как же нам, русским бабам девушкам, далеко до этих меланхоличных англичанок и типичных американских домохозяек.
В наших жизнях нет места детям из пробирок, бесконечным депрессиям и друзьям-психопатам.
Нас лупят мужья (ну или наоборот), наши дети не хотят учить этот мудреный английский, а борщ в холодильнике стоит уже неделю и пока ты его не доешь, Леша, я ничего другого готовить не буду!

Наша жизнь возможно гораздо прозаичней, не спорю.
Но лучше уж так, чем хоронить себя заживо в своих бесконечно-депрессивных мыслях.

Она не смотрится в овальное зеркало, висящее над раковиной, не позволяет себе смотреться. Это опасно – иногда в зеркале можно увидеть темное сгущение воздуха, повторяющее форму её тела, существо с маленькими поросячьими глазками и влажным дыханием, стоящее у нее за спиной.

«Часы» такое вот зеркало, в которое страшно посмотреть. Кто знает, кого ты там увидишь.

Эта книга вызывает на откровенность, как хитрый собутыльник развязывает язык и начинается игра на моральное раздевание. Психологический такой нудизм. Очень чувственная проза. Не в эротичном смысле, а по степени проникновения в сознание читателя.
Виртуозная, непристойно правдивая, опасная книга. Её страницы пропитаны ядом, той самой кислотой, которая разъедает жизнь. Любую жизнь, как бы успешно и респектабельно она не выглядела. Яд «упущенных возможностей», яд «я живу не своей жизнью», яд «хорошо там, где нас нет». Об этом не говорят, слишком велика вероятность получить ярлык истерички или дамы с причудами. В этих мыслях ковыряются в одиночку, да и то, если смелости хватит. Проще отрицать.

История, как утверждают ученые, развивается по спирали. В «Часах» показана ювелирная связь времен. Один день трех разных женщин, в разных городах, в разное время. Нить сюжета, тонкая как паутина, почти невидимая, свяжет их судьбы: букет цветов, халат, поцелуй. Часы ожидания, притворства, страха, любви, счастья нанизаны на их жизни, на спираль времени.

История миссис Браун или история торта с глазурью гениальна. Понимание того, что жизнь не удалась, сколько ты себя не убеждай в обратном. Стремление создать хоть что-то совершенное, красивое, безусловное. Я смогу, я буду, я должна. Попытка жалкая, но она оборачивается соломинкой, сломавшей спину верблюда. Торт можно выбросить и сделать еще один. Но куда ты денешь себя? Даже выбросить не можешь. Уже есть ребенок, а значит, что твоя жизнь тебе уже не принадлежит.

Любовь – это талант, дар, призвание и не каждому оно дано. Люди низвели её до чего-то обыденного, обязательного, разумеющегося, поставили в ранг обязанностей. Если у тебя нет таланта писать картины – это простительно, если у тебя нет таланта быть матерью – быть тебе уродом. Весь трагизм в том, что его наличие в теории не проверишь, только на практике. Если ответ отрицательный – горе тебе. Делай вид и ставь жизнь на рельсы из чувства вины и долга. Общественное мнение, нравы, традиции загоняют под свои стандарты, которые часто оборачиваются ловушкой. И выход из нее только один – предательство. Что выбрать? Чувство долга или жизнь для себя. Кто-то страдает от одиночества, а кто-то страстно его жаждет.

Искренне рада за тех, кто воспримет книгу как блажь обеспеченных теток. Значит, им неведомы эти сомнения. Счастливые люди.
Книгу добавила в любимое. Есть в этом что-то извращенное. Как если бы кролик признался в любви удаву.

marfic , olesya-tr , девчонки, спасибо за компанию! Мне с вами хорошо.
Книга прочитана в рамках игры Открытая книга. 3 тур
Моя благодарность Elannakova и litishia за совет.

Тик-так, тик-так - В доме кто умеет так

Дочитала книгу и призадумалась. Возьмём, к примеру, среднестатистическую мать многодетной семьи. Она отработала восемь часов шпалоукладчицей и теперь спешит домой по сорокоградусному морозу в магазин, чтобы успеть купить десять килограмм картошки и пять килограмм капусты. По дороге домой надо сделать крюк в три километра, чтобы забрать детей из садика. Дома за дверью поджидают муж в протертых подштанниках, кот и неписаная собака. В их глазах плещутся укор, голод и воспоминания о давно переваренном обеде. Она выгуливает собаку, готовит ужин, потом приятный вечерний досуг - стирка и глажка. Закрывает глаза и... "Здравствуй новый, прекрасный день!". А теперь спросите у этой женщины, есть ли у неё время и возможности, сидя на балконе и тоскливо лузгая семечки, размышлять о том, стоит или не стоит кончать жизнь самоубийством, если глазурь на торте получилась неровной? Правильно, нет у неё времени. А вот у постмодернистких героев Каннингема есть. Им не нужно думать о том, где достать свиные копытца по акции и хватит ли денег до получки на приобретение левого ботинка из пары, вот и лезут им в голову мысли о бренности жизни и самоубийстве, как наилучшем выходе из туннеля непроходимой тоски.
Перед нами три совершенно разных женщины, живущие в трёх различных временных пластах. Вирджиния Вульф, писательница, живёт в английском Ричмонде начала ХХ-го века и на момент повествования как раз в процессе творения известнейшей "Миссис Дэллоуэй". Лора Браун живёт в Лос-Анджелесе 50-х и, сбегая на несколько часов от опыстылевшей семейной рутины, нежных чувств к соседке и неудавшегося торта, снимает номер в гостинице, чтобы расслабиться и почитать "Миссис Дэллоуэй". Кларисса Воган, с дружеской руки лучшего приятеля юности Ричарда прозванная "Миссис Дэллоуэй", живёт в современном Нью-Йорке с любимой женщиной Салли и, как и Кларисса Дэллоуэй, в течение всего романа покупает цветы и готовится к вечернему приёму. Несмотря на вполне приемлемую жизнь, наличие любящих и любимых людей, отсутствие финансовых проблем, всех троих периодически переклинивает на теме самоубийства, и в конечном итоге в той или иной мере она их коснётся.
Сначала хотела поставить более высокую оценку, очень уж ладно пишет Каннингем. А поскольку совсем недавно прочитала и для себя проанализировала роман "Миссис Дэллоуэй", то было интересно сравнить и понаблюдать, как ловко автор "играет" с произведением миссис Вульф. Как-будто горячую печёную картошку из рук в руки перекидывает. Постмодернизм, я все понимаю, но на такой сравнительно небольшой объём текста для меня было слишком много так любимых всеми современными авторами сексуальных меньшинств, смертельных болезней и самоубийств. Для законченной картины не хватало страданий беженцев и гонений евреев.
Кстати, приятно удивила экранизация. Сюжет, естественно, динамикой не отличается, но потрясающая игра такого "звездного", не побоюсь этого слова, состава в лице Мерил Стрип, Николь Кидман и Джулианы Мур не может оставить равнодушным.

Книга прочитана в рамках игры Кот в мешке и в группе Мир аудиокниг.

Миссис Дэллоуэй сказала, что сама купит цветы.

Три героини, три истории. Нью-Йорк, Ричмонд, Лос-Анджелес.

...Вирджиния Вулф пишет свой самый известный роман, мучительно страдая от предчувствия головной боли, от голосов, слышных ей одной, от тоски по Лондону, от ощущения, что ее заперли в этом большом доме, словно в тюрьме. Она не позволяет себе смотреть в зеркало, это опасно, иногда там можно увидеть существо, стоящее у нее за спиной...

...Лора Браун не может найти в себе сил и встать с кровати. Муж и сын ждут внизу, и мысли о них то приводят ее в состояние неконтролируемого бешенства, то терзают чувством вины. С каким удовольствием она бы осталась в постели и читала "Миссис Дэллоуэй" целыми днями. Но от нее ждут, что она будет хорошей женой и матерью, ждут праздничного торта, ждут еще чего-то, но никто не спросил, чего же хочется ей самой. Поэтому самый простой и самый сложный выход кажется столь желанным - вот они, тридцать таблеток в маленьком пузырьке в ванной...

...Кларисса Воган по прозвищу Миссис Дэллоуэй идет покупать цветы. У нее сегодня прием. Она идет по Нью-Йорку, навестить старого друга, и влюблена в окружающий мир, в эту секунду июня, в воздух, чистый и прозрачный, будто окунаешься, в утро – свежее, будто нарочно приготовлено для детишек на пляже. Она проживает не жизнь, не свою жизнь, она проживает каждую строчку романа об одном дне другой Клариссы, жившей полсотни лет назад на другом конце света....

Одна книга – словно отражение другой в мутном зеркале. Одна история проросла в другую, два текста слились в какую-то невообразимую ленту Мебиуса, и не сразу вспоминаешь, где заканчивается одна и начинается другая.
Как и у Вулф, - полное погружение, мир, создаваемый обоими авторами, объемен и трехмерен. Словно своими глазами видишь Вирджинию на берегу реки, измученную до предела предчувствием надвигающегося безумия. Она подбирает камень и кладет его в карман пальто. Прохладный ветер, желтоватая вода хлюпает в туфлях – холодная, но терпеть можно... "Мы с тобой были самыми счастливыми людьми на свете".
Ощущаешь всей кожей тягучее отчаяние Лоры, которая запуталась в своей жизни, словно муха в паутине, ощущаешь ее колючее бешенство от того, что муж заплевал идеальную глазурь ее торта, и бессильный ужас от того, что сын всегда будет видеть - она не справилась. Физически, до тошноты, ощущаешь ее тоску - и нет причин, и жизнь благополучна, но ненавистна до невозможности.

А часть о Клариссе оказалась для меня самой неубедительной. Возможно потому, что у Вулф получилось рассказать эту же историю гораздо лучше? Или из-за контраста с таким впечатляющим отчаянием, поглотившим других героинь? не знаю. Почему-то я верю в непреодолимую безысходность, погубившую Септимуса, но шагнувший из окна Ричард не вызывает сильных эмоций. "Кто-то с крепким телом, но непрочной психикой; поэт с печатью гениальности, раздавленный колесами истории" - нет, вряд ли, он не тянет на подобное описание. Сама по себе его судьба трагична, но трагичность меркнет из-за того, что Каннингем ставит его рядом с другим героем.

Поэтому впечатления от романа двойственные. Это второе для меня произведение у Каннингема, и мне кажется, что более самобытный "Дом на краю света" удался ему гораздо лучше. Но погружение в безумие, в пучину депрессии, "я больше не могу; вы понятия не имели, что со мной происходит; у меня кончились силы", "мы не знали, что она так сильно страдает; нам и в голову не приходило, что все так серьезно", - это написано гениально.

Флэшмоб 2012, большое спасибо за совет panda007

Постмодернизм в чистом виде, плавуче-текучий роман с собственным ритмом, в который так трудно влиться, но, раз влившись, глаз не отвести, рук не оторвать. Ступенчатый, ступень туда, ступень сюда, а теперь па-ва-рррот и по кругу, Кларисса - лесбиянка - Миссис Деллоуэй и ее розы, Лора - несчастная - Браун и ее торт, Вирджиния - гениальная - и ее дрозд. И все такие чуткие к настроению, к ароматам воздуха, один наклон головы, и героиня выпадает из реальности, и ты вместе с ней уносишься то в прошлое, то в будущее, то в эту улицу, такую яркую, с желтыми фонарями, где на переходе бабушки с гардениями, то в окно вон того дома, где женский силуэт оттенен синевой стенных обоев, а то и в это кресло, растерзанное седалищем давно больного, безумного друга-возлюбленного, покрытое пятнами стекшего пота, молекулы которого смешаны с кислородом этой комнаты, а кислород в свою очередь наполнен розовым маслом вот этих самых роз.

Эта книга - желтая. Желтые фонари на улицах, вездесущие желтые розы, уже зацветшие и едва распустившиеся, желтые латунные украшения дверей, желтая луна, так некстати светящая, желтые фары поездов, увозящих пассажиров, желто-горчичный свитер, который так не идет Салли, желтые осколки пивной бутылки под уже трупом, некогда бывшим... везде, где беда, там желтый. Автор играет с этим цветом, привнося его почти в каждую сцену. Автор играет с цветами - розами, шипастыми, маслянистыми. Впрочем, он играет и с другими предметами, перенося их из одной части своей книги в другую, конструируя некий Уроборос, когда одно время мягко переходит в другое неодушевленными ли вещами, одушевленными ли героями, и проносит он через весь роман два общих мотива. Жизнь-Смерть. И время.

Тик. Так. Тик. Так. Почувствуй себя вот в этот момент, здесь и сейчас, и почувствуй себя счастливым. Ведь вот час, и еще час, и еще один час, и так складывается время, убегает, стремительно уносится, и когда ты будешь старым, будешь ли ты вспоминать своего друга Луи, который жил с тобой пятнадцать лет, с которым завтракал, обедал и ужинал, с которым выбирал еду, цветы, одежду, который тебя исправно и безошибочно трахал, или будешь вспоминать вот эту девочку Клариссу восемнадцати лет, которая вышла на крыльцо - казалось, вчера еще, - и в тот момент ты замер от счастья и красоты. Вот Луи, вот ты и вот она, и эта минута пребудет с тобой навсегда. Что ты вспомнишь? Рутину? Или моменты, Моменты, ожогом запечатленные в памяти. Оно и есть счастье, этот смех над дважды купленным букетом желтых роз, а не вот та покупка буржуазной квартиры, где обои - лен, и растительные репродукции на стенах.

Книга - один день, который может вместить в себя всю жизнь, это же Джойс еще писал, и Каннингем вот тоже. "Да, этот день слишком затянулся. Мы отказываемся от вечеринок; бросаем наши семьи ради одинокой жизни в Канаде; мы пишем книги, не способные изменить мир, несмотря на наш дар и непрекращающиеся усилия... Мы живем свою жизнь, делаем то, что делаем, а потом спим - все довольно просто на самом деле. Одни прыгают из окна, или топятся, или принимают снотворное; другие - такое бывает несколько чаще - гибнут в результате несчастных случаев; и, наконец, большинство, подавляющее большинство из нас медленно пожирается какой-нибудь болезнью или - если очень повезет - самим временем. А в качестве утешения нам дается час там, час тут, когда, наша жизнь раскрывается и дарит нам все, о чем мы мечтали."

Эту книгу никогда не поймут приземленные люди, материалисты, крепко стоящие на этой земле, или поймут, но фыркнут, подумаешь, торт забрызгал слюной, подумаешь, два раза купили желтые розы, это всего лишь торт, это всего лишь розы. Но эскаписты, вроде меня, фантазеры, вроде него, прочувствуют и похолодеют где-то в позвоночнике. И начнут перебирать в голове свои часы, принесшие счастье, моменты, когда хотелось законсервировать время. Да, не нужно мне, пожалуй, дамблдоровской технологии Омута Памяти, у нас свои Омуты, которые всегда с собой. Честно говоря, давно не было такой книги, нежной, как будто кончики его пальцев все еще касаются меня где-то в районе плеч, но тяжелой, как будто больше никогда не будет этих поцелуев, как будто время ушло, как будто что-то безвозвратно потерялось. И вместе с тем книги, дарящей надежду. Потому что, несмотря на странные, но логичные, финалы трех историй, в конце книги остается легкая грусть и надежда на лучшее время, на лучшие часы. Все, что было, ушло. Но все еще будет.

ДД+Собери их всех
И спасибо Ксюше ksu12 за Каннингема. Где-то когда-то в какой-то момент :) тут, на ЛЛ, ты обратила мое внимание на этого автора, спасибо тебе за это.