Ирина Роднина по опросу ВЦИОМ 2010 года включена в десятку кумиров ХХ века в России — наряду с Гагариным, Высоцким, Жуковым, Солженицыным… Великих спортсменов у нас много, но так высоко народ еще не оценивал ни одного из них. И дело, видимо, не только в трех золотых олимпийских медалях — секрет в самой личности, в открытости характера, в сплаве обаяния и воли. Ирина Роднина написала честную и жесткую книгу. О многом — впервые. О многих — как никто прежде. О себе — с предельной откровенностью....
Сергей Павлович [Павлов] однажды сказал: «Ира, родишь — и на нары». Я: «На какие нары?» — «В Лейк-Плэсиде олимпийская деревня разместится в здании будущей тюрьмы».
Я потом не раз убеждалась: на Олимпийских играх никогда нельзя идти на понижение класса, нельзя упрощать программу. Если идешь на повышение, это тебя в десять раз больше мобилизует, и ты выигрываешь.
Я от них [учеников] требовала, чтобы они вели дневники, как в свое время этого от меня требовал Жук. Я там такое читала! Лена Черкасская, моя подруга и хореограф, не выдержала и эти дневники стала проверять с красным карандашом. Я не говорю об ошибках в трудных словах, но когда «прыгала кенгурой»...
О тренерской работе в США:
Мне многое разрешалось на катке, голос поднимать и даже кричать на льду могла только я. Конечно, я не кричала криком, просто повышала голос, потому что у меня не хватало слов высказаться на английском, объясняя, что элемент сделан не так. Положить руку на плечо ученику разрешалось тоже только мне, больше этого никто не делал. Иначе это могло быть расценено как сексуальное приставание. Кричать на черного студента и объяснять ему, что он неправильно выполняет задание — расизм, потому что я белая женщина. В тот момент, когда я на повышенных тонах что-то объясняла, тренерский коллектив исчезал в служебной комнате и делал вид, что ничего не замечает.
У меня один из первых учеников — ну просто сошедший с экрана Винни Пух. Он терпеть не мог фигурное катание, для него каждый раз выходить на коньках — мука смертная. Его в Центр приводила бабушка, которая понимала, что внуку надо как-то бороться с весом, хоть какими-то физическими упражнениями заниматься. На первых занятиях мальчик более или менее меня слушался, а потом я уж не знала, как его хоть что-то упросить сделать, мне же никогда не приходилось своих учеников насильно заставлять заниматься спортом. И вдруг он мне сам подсказал, как с ним справляться. Он у меня спрашивает: Ирина, а как будет по-русски такое-то слово? Естественно, слово плохое. Его интересовал исключительно наш российский мат. Я ему сказала. Он переспрашивает: как, как, как? И тут я сообразила: ты прыгни, тогда я тебе еще раз повторю. Так мы с ним начали заниматься фигурным катанием. Учитывая, что с первого раза американцу повторить наши ненормативные слова невозможно, а если даже повторит, все равно сразу не запомнишь, он напрыгал раза в два больше, чем надо. На следующем уроке он начинал меня снова спрашивать. Но я тоже не лыком шита, каждый раз поднимала цену. Уже не просто прыжок, а два прыжка. Если изучается сочетание из двух-трех слов, то уже отрабатывается комбинация. Бабушка сначала никак не могла понять, что я делаю с ее внуком — ни у кого он никогда не прыгал, а у меня скачет кузнечиком. У нас по расписанию проходили три занятия в неделю, и он после моего двадцатиминутного урока уходил с катка мокрый насквозь. Правда, я так и не поняла, что ему в конце концов понравилось больше — фигурное катание или русский мат.
Сашка маленьким был очень смешной и трогательный. Вокруг него всегда кружилось много людей, ему уделялось много внимания, рос он в полном обожании.Когда он пошел первого сентября в школу, мы в шесть рук пытались на него надеть нашу советскую школьную форму и застегнуть форменные штаны на все пуговки. Так как он сын знаменитых родителей, ему дали колокольчик, чтобы он возвестил звонком начало учебного года. Школа напротив, через дорогу. Но он идти туда категорически не хотел: полный нос соплей, к тому же совершенно не проснувшийся. И единственное, что он родил в то утро — это фразу, что он хорошо учиться все равно не будет. Он так мне и сказал: «Я предупреждаю тебя сразу». Надо отдать ему должное, слово свое он сдержал. Долгие годы это было единственным, в чем у него проявлялся характер и стойкость.
Мы с Зайцевым приехали с Олимпиады, Сашка такой громадный, тяжелый. Я ей звоню: «Мама, как его кормить, он не ест совсем?» Она говорит: «Ты ему песенки пой!» Как мне запеть, у меня ни голоса, ни слуха? Я говорю: Зайцев, давай пой. Зайцев завел все матерные частушки, что знал, и под этот концерт мы ребенка кормили.
Есть [в Омской области] единственный в нашей стране в районном центре зоопарк всероссийского значения. Начинался он с живого уголка в школе. У них нет только слона и жирафа. Зато масса совершенно сумасшедших историй про животных. Когда бегемотов вывели в летний вольер, они сделали подкоп под забором и пошли купаться в Иртыше. Рано утром сидит мужик с удочкой, а перед ним вдруг пасть бегемота раззявилась. Он сложил удочки и на трое суток запил от испуга.
Когда я первый раз зашла в раздевалку, то поняла, что переодеваться в ней я не смогу. Не смогу, потому что у нас белья такого не было. А для девочек это очень важно! И тогда, к удивлению всей иностранной публики, я принимаю единственно правильное решение: я начинаю снимать все вместе и сразу — брюки, колготки, трусики, потому что каждое по отдельности снимать невозможно. А дальше уже надеваю платье. Потом я переодевалась прямо в номере, чтобы на каток идти в платье. Эта неразрешимая сложность продолжалась до тех пор, пока нам не выдали суточные. Мы, девочки, конечно, побежали в магазин. Первое — мы купили себе белье, второе — колготки. Иначе выступать было бы не в чем. Нам, конечно, выдавали колготки. По одной паре, как членам сборной Советского Союза.
Я ничего не могу сказать о каких-то Сашкиных сверхспособностях или суперталанте. Но я рада, что он получил ту профессию, которую хотел. Я считаю, помогла ему в этом американская школа. Не фундаментальными знаниями, а тем, что твоя идея, если ты к ней очень стремишься, может реализоваться. С деньгами, без денег, с большими способностями, с малыми способностями. Главное, чтобы ты к ней стремился. Вот эту целеустремленность американская школа совершенно потрясающе вкладывает в детей. Вкладывает интерес к делу, интерес к жизни. Ты всего можешь добиться — трудись только. Перед тобой нет закрытых дверей — все открыто. Рамки и рубежи ты сам себе ставишь и строишь.