В далёком будущем люди колонизировали планету Ариеку, обитатели которой владеют самым уникальным языком во Вселенной. Лишь немногие из землян, и то специально модифицированные, способны общаться с этими существами. После долгих лет, проведённых в глубоком космосе, на планету возвращается Авис Беннер Чо. Она не может говорить на языке ариекаев, но она — неотделимая его часть, давно превращённая в фигуру речи — живое сравнение. Когда в результате сложных политических махинаций на Ариеку прибывает...
Вначале был Язык, в котором значение каждого слова было изоморфно фрагменту реальности: это не мысль выражала себя, а мир проговаривал себя посредством ариекаев. Язык всегда был в этой ситуации лишним: важен был только мир. Теперь ариекаи учились говорить, а заодно и думать, и это причиняло им страдания (...) Теперь все сказанное было не-таким-как-оно-есть. Сейчас они произносили не сами предметы или события, но свои мысли о них, их обозначения; слова лишились своей привычной одномерности; знаки, указывая на предмет, рвали его на части. Для этого и нужна была ложь. Последовательность утверждений-отрицаний закручивалась в спираль неоднозначной природы слова, и ариекаи становились сами собой.
Я всегда надеялась, что флокинг поможет мне избежать интриг. Но от политики никуда не денешься.
Я так и не сумела убедить себя в безвредности ностальгии, но и побороть ее тоже не сумела.
— Что ты ищешь? — спрашивала я. — Секреты, — отвечал он. — Ты знаешь. Сущности. Унаследованности. — Поздравляю тебя с таким безобразным словом. Ну и? — И их нет. — М-м-м, — сказала я. — Неловко. — Слышу пораженца. Что-нибудь сляпаю. Учёный не может позволить ошибке встать на пути теории.
- Sometimes translation stops you understanding. I'm not fluent. Maybe that's helping me right now. - Translation always stops you understanding.
Бал Прибытия всегда устраивают в конце визита, отмечая приезд, а заодно и отъезд.
Что бы я ни сделал, объяснение всегда найдется, не одно, так другое.
Слухи расползлись потому, что слухи вообще имеют обыкновение расползаться. Слухи воюют с тайнами, выигрывают, порождают новые тайны, с которыми борются новые слухи, и так далее.
Word spread because word will spread. Stories and secrets fight, stories win, shed new secrets, which new stories fight, and on.
It felt like being a child again, though it was not. Being a child is like nothing. It's only being. Later, when we think about it, we make it into youth.
— Это третья вселенная, — сказала я Скайлу. — До неё были ещё две. Понимаешь? — Я не была уверена в том, что гражданским это известно: для меня это давно уже стало общим местом. — Каждая вселенная иная, чем предыдущая. У каждой свои законы — считается, что в первой скорость света вдвое превышала нынешнюю. Каждая вселенная рождалась, росла, старела и умирала. Три разных «иногда». Но под ними, или вокруг них, или где там ещё, был только один иммер, одно-единственное «всегда».
С тех пор я часто думаю о том, почему я это сделала. Что отнюдь не означает, будто я нашла ответ.
Не обязательно понимать, что происходит, чтобы обвинять в этом других.
Всё, что может случиться, уже случалось когда-нибудь
В любом гибнущем обществе находятся свои герои, чей героизм состоит в том, чтобы не поддаваться переменам.
Мы должны научиться их понимать, - сказал Кел. - Для того, чтобы научиться их побеждать.
— Абсурд, да. — Сумасшествие. — Ты же знаешь людей, — ответил он. Люди всё равно будут болтать, даже если сами знают, что их слова полный бред.
— Я больше не хочу быть сравнением, — сказала я. — Сделайте меня метафорой.
Sometimes translation stops you understanding
Нет ничего особенного в том, чтобы быть ребенком. Это значит просто быть. Уже потом, вспоминая, мы создаем из этого юность.