Рецензии на книгу «Лето Господне» Иван Шмелев

Господи, прости меня! Но не могу я это читать.

Книга хорошая. Я это чувствую. У нее шикарнейший язык. Это очень образное и богатое повествование. Пусть утопическое. Пусть совершенно нереальное. Пусть насквозь пропитано несбыточной благостью. Но это из образцов художественной речи. В чем-то сродни Бунину, кстати.

Но эта книга просто не в моем вкусе.

Не могу. Ставлю пятерку и отказываюсь читать.

Свет и тепло детства

Лампомоб-2017
2/13
Удивительное впечатление произвела на меня книга Шмелева. Такое ощущение, что я читала о совсем другой стране. Не о той, которую вспоминали в эмиграции Бунин и Набоков, не о той, которую описывали Чехов и Куприн, и уж точно - не о той, которая встречается в романах Горького, Эртеля, Салтыкова-Щедрина или зарисовках Гиляровского. Такая яркая, праздничная, благостная, православная, невероятно вкусная!
И я не могу сказать, чего в моих первых впечатлениях оказалось больше - сомнения в правдивости автора, или изумления от совершенно иного взгляда на обыкновения московской жизни начала ХХ века.
Понятно, что этот роман, написанный Шмелевым в эмиграции, своей целью ставил зафиксировать воспоминания о детстве, о той светлой поре, когда мальчик Ваня еще был абсолютно счастлив. Не случайно история обрывается на событии, которое эту пору завершило, и дало начало следующему этапу в жизни героя. То, что последовавшие потом события не несли такого благостного оттенка, можно понять хотя бы уже потому, что писатель довольно долго не упоминает человека, который наверняка занимал в его жизни не последнее место - о матери. Возможно, я была недостаточно внимательна, но у меня сложилось впечатление, что первые упоминания о ней возникают только в "Радостях", то есть примерно к середине книги. Помню, что в какой-то момент я точно поймала себя на беспокойстве - не сирота ли главный герой, ведь все самые теплые его впечатления были связаны только с отцом и Горкиным. Но нет, мать появилась, причем где-то на краю жизни сына, и по контрасту с отцом - описанная без малейшего доброго слова, нежности и тепла. Возникли и сестры, и тоже не в праздничном контексте, а затем и братья, но вовсе уж невнятно. И тогда стало ясно, что действительно счастливым автор себя ощущал только в те самые годы, в возрасте 6-7 лет, когда его отец был деятелен и здоров. И именно поэтому он в своих воспоминаниях так сосредоточился на праздниках, вкусном угощении, интересных делах, ярких событиях и добрых людях. Все прочее, что не вписывалось в прекрасную картину безоблачного детского счастья, заботливая память позволила ему забыть, или просто посчитать не самым важным для этой книги.
Мне кажется, особенно должен нравиться роман глубоко религиозным людям. Описание православных традиций, постов и праздников дается скурпулезно и подробно, так что весьма пригодится тем, кто воспитывает своих детей в духе патриархальной русской культуры. Впрочем, небесполезна будет эта информация и тем, кто к вере равнодушен, но культуру собственной страны хотел бы понимать глубже.
Очень образный и яркий у Шмелева язык. Симпатичные слова, сейчас уже практические вышедшие из оборота, интересные выражения, необычные обороты... Единственное, что меня коробило во время чтения, это невероятное количество просторечных и искаженных выражений, которое автор употребляет в тексте. Наверное, всякие там "крылосы" и "питимьи" - должны вызывать умиление, но я искренне огорчалась, всякий раз встречая эти словечки в речи героев. Все-таки в нашей семье одним из самых важных достоинств считался хороший и правильный русский язык. Еще мне показалось, что автор злоупотреблял уменьшительно-ласкательными суффиксами. После Михаила Евграфовича с его Иудушкой меня по-настоящему пугали такие фразы, как "Смотрю на картинку у его постели, как отходит старый человек, а его душенька, в голубом халатике, трепещет, сложив крестиком ручки на груди" или "Умолк органчик. А соловушка пел и пел, будто льется водицей звонкой в горлышке у него". Так и ждала подвоха. Понимаю всё про стилистику и достоверность, но все равно я вздрагивала всякий раз, натыкаясь на такие речевые капканы.
Не правы, на мой взгляд, те, кто говорит о том, что Шмелев писал только о светлых сторонах своих воспоминаний - так, в рассказе о крестном явно видно как раз то купечество, о котором нам с блеском рассказывал Островский, да и внешне благостные истории о раздаче милостыни - заставляют задуматься. Люди приходят зимой, на Рождество, плохо одетые, замерзшие, с детьми, чтобы получить немного еды в богатом купеческом доме, чего стоит хотя бы ожидающий подачки барин в прюнелевых ботинках, пришедший с мороза? Да и грустные истории пьяниц, обездоленных вдов, калек и бесприютных скитальцев встречаем мы на страницах этого романа... Но Ивану Сергеевичу важнее другое - ему нужно было сохранить этот свет и тепло детства, свою веру и культуру, всё то, что давало ему опору в эмиграции, в грустные годы оторванности от Родины. Пожалуй, это ему удалось.

Книга прочитала в рамках Лампомоба-2017 по совету kseniyki .
Птичка, спасибо тебе за совет. Я едва слюной не захлебнулась, читаючи. :))

Что любишь в детстве - с нежностью пронесешь через всю жизнь, ворох драгоценных воспоминаний, у каждого разный, но обычно светлый и незатейливый. Для меня это чаще летние воспоминания: время, проведённое у бабушки в маленьком городке, размеренная и неторопливая жизнь бок о бок с природой. Это и сдобренные маслом и сахаром, чуть отдающие луком - намасленной луковой головкой бабушка смазывала сковородку - пышные блинцы, и одуряюще пахнущие цветы шиповника и смоляные слезы абрикосовых деревьев, воскресные походы на базар с рядами банок густейшей кремовой сметаны, тревожным холодком мясных рядов и алыми сахарными треугольниками взрезанных арбузов, сладкие густо-фиолетовые ягодки тутовника, растущего на каждом шагу, золотистые и янтарные камушки, найденные в песке, жесточайшие грозы, после которых невообразимо пахло оборванными тополиными ветками, стрёкот кузнечиков, пахнущая тиной и лещиками речка, бабушки, дедушки, шумные двоюродные сёстры, да ещё и целый двор - четыре дома! - людей, которых стоило любить или опасаться. Только-только начинаю понимать, каким кладом обернулись для меня эти тёплые месяцы.
Автору "Лета Господня в этом плане особенно повезло, такое его детство было яркое, наполненное любящими и искренними людьми, самыми разными событиями и праздниками - чем, может, уже пресытился взрослый, в том возрасте кажется чудесным, и всему веришь до слёз. Раскрашенное красками всех времён года, одинаково любимых со всеми их особенными радостями, с нетерпением ожидаемых, с тысячей запахов, будь то церковный ладан, клейкие листочки по весне, талый лёд, флердоранж, конский пот, парная клубничка, можжевельник, наваристая лапша с гусиными потрохами или марципановые торты. Со вкусами старой кухни, с её размахом, душевностью, разнообразием и жизнелюбием. С примером отца - неутомимого, щедрого, доброго, любящего - перед глазами. С верой, пусть наивной, зато идущей от сердца и укрепляющей в добрых начинаниях.
Такие годы, мне кажется, - горючее, что будет двигать потом человека вперёд и освещать его путь, а жизнь автора была, как я узнала, очень непростой. И уже последние главы возвращают назад из этого беспечального времени: после такого горя детство уходит навсегда, и, читая, я не могла сдержать слёз.

Шмелев пишет просто чудесно. Вначале читалось чуть затянуто, но мало-помалу повествование развернулось и потекло широким привольным потоком - и захочешь вынырнуть, да не сможешь. Книга о детстве, но особенная. Мы не найдем в ней описания шалостей, приключений, веселых игр - зато как много о церковных праздниках, молитвах, постах, работе и досуге взрослых! Но роман писался в эмиграции. Поэтому из каждой строчки так и сочится тоска по милому Замоскворечью, мирному купеческому быту, где религия и православные обычаи - главное в жизни.

Здесь, конечно, многое идеализировано. Как эмигрант, Шмелев видел в дореволюционной России и патриархальном укладе только светлые стороны. Каких-либо трудностей он просто не замечает, либо не помнит. И люди, окружавшие его в детстве, как чудесно, по-доброму они выписаны! Горкин, Василь Василич, Аннушка, прочие работники - все они ласковы, великодушны, преданы своим хозяевам, живут вполне пристойно... А образ отца - прекраснейшего, святого человека! Так ли было на самом деле? Трудно сказать. Может быть, в семье Шмелевых и правда было все идеально - и дружно, и свято, и работники на них молятся, и все друг друга обожают. А возможно, мальчик, рано потерявший отца, в своем воображении наделил его этой идеальностью?

Но при всей этой чрезмерной благости, читается необыкновенно приятно и светло. Здесь столько воспоминаний-ощущений! Запахов, звуков, солнца, пения, молитв, ласковых слов... Столько патриархального, степенного замоскворецкого быта! Это в прямом смысле слова Счастливое Детство - по крайней мере, таким оно навсегда осталось в памяти автора.

Завтра сестрицы срежут все цветы в саду на наши казанские хоругви: георгины, астры, золотисто-малиновые бархатцы. Горкину хочется душу на святом деле положить, он все Спасы носил хоругви, кремлевские ходы ночные были... Отец шутит: "Как тебе в рай-то хочется... напором думаешь, из-под хоругви прямо..." А он отмахивается: "Куда мне, рабу ленивому... издаля бы дал Господь лицезреть".

Прочитано в рамках игры Дайте две!
Книга из моего виш-листа по выбору kseniyki .
Большое спасибо beauty69 , которая прислала мне эту прекрасную книгу.

Я очень давно хотела почитать Ивана Шмелева, причем конкретно этот роман, при этом не имея ни малейшего понятия, о чем он. Мне нравилось само название - Лето Господне... До чего ж красиво! Смутно я осознавала, что Шмелев был из писателей-эммигрантов и писал о дореволюционной России вообще и о дореволюционной Москве в частности. Я уважаю эмиграционную прозу, а почитать о родном и любимом городе всегда приятно. Поэтому я была заранее расположена к автору, настроена очень оптимистично, прямо вот чувствовала, что полюблю это произведение и его автора. Увы, не сложилось. Я сразу оговорюсь, что моя отрицательная оценка не означает, что книга плоха, она означает лишь то, что мы со Шмелевым на противоположных полюсах мировоззрения, что книга не могла мне понравиться ни своим языком, ни заложенным в ней смыслом. Я не являюсь приверженцем христианства, да и никакой другой религии тоже, что вовсе не означает, что я не верю в Бога. Шмелев же...

Моя первая и главная претензия к Шмелеву - это его бесконечное восхваление православия. Этимологически название "нашей" религии происходит от словосочетания "правильно славить", что подразумевает, что все остальные религии славят неправильно. В самом названии уже заложен дух непримиримой ксенофобии. Мне это претит. У Шмелева же православие - основа жизни. Даже не так, православие - основа мирового порядка. Все в этом мире происходит согласно святцам и никак иначе. Уверена, что именно поэтому "Лето Господне" понравиться многим верующим людям. Здесь все существование персонажей пронизано православными праздниками и постами, обрядами и символами. Но больше всего мне не понравилось то, что при обилии внешней атрибутики внутренний смысл религии сводится к покорности. Что бог не делает, все к лучшему. Все под богом ходим. Все мы рабы божьи. И вот это основная мысль романа. Что ж, апатия и бездействие - не мое. Смирение - не мое. Поэтому персонаж вечно проповедующего смирение старика Горкина мне сразу не понравился, а под конец стал откровенно неприятен.

Вторая претензия - это непосредственно происходящее в романе. Главный герой, он же рассказчик, мальчик по имени Ваня. Ваня - один из многочисленных детей в богатой купеческой семье. Его отца зовут Сергей. То есть за этим образом отчетливо угадывается сам Иван Сергеевич Шмелев. Но мы будем отталкиваться от того, что автор и герой-рассказчик никогда не бывают тождественны друг другу на сто процентов (ага, я только что начиталась Бахтина), поэтому мальчик Ваня - это просто мальчик Ваня. Ему лет шесть-семь, он живой и подвижный ребенок с отличной памятью и незаурядным умом. Чем обычно заняты умные и подвижные дети? Различными играми, проказами, шалостями. Каждый день - новое приключение, каждый шаг - открытие. Но мальчик Ваня проводит практически все свое время в молитвах, походах в церковь и душеспасительных беседах все с тем же стариком Горкиным. Его хлебом не корми, дай послушать поучительную историю из жития святых. Картинки он рассматривает исключительно благостные. И хочется спросить, какого хрена? (Если честно, хочется спросить и покрепче). Что не так с этим ребенком? Чем заняты его родители и старшие сестры и братья? Отец еще уделяет сыну внимание, то ущипнет за щечку, то сунет гривенник. Вот это сование гривенников детям по любому поводу меня тоже раздражало, выглядело, как будто любящие родители откупаются от любимого дитяти: "Вот тебе гривенник, только нам не мешай!" Но чем же была занята все это время мать? Почему она практически игнорировала сына, причем в том возрасте, когда мальчик еще тянется к материнской ласке и нуждается в ее чутком и мудром руководстве. Примерно половину романа я вообще думала, что мать давно умерла. Однако она появилась в паре эпизодов этой совсем не маленькой книги. Возможно, тайна материнского отсутствия (назовем это так) кроется в биографии самого Шмелева, но опять-таки автор не равен рассказчику, и хотелось бы каких-то пояснений в самом романе. А так совершенно непонятно, почему шестилетний ребенок проводит все свое время не с семьей и не со сверстниками, а с великовозрастными богомольцами, которые разрешают ему пить шампанское. Меня вообще вымораживает, когда в книгах детям дают алкоголь и считают, что так и надо. Сталкивалась с этим у грузинских авторов и каждый раз вздрагивала.

Третья претензия - это язык. Это какой-то лютый трэш, имхо. Многостраничное произведение почти полностью состоит из отрывков молитв и из народных поверий и прибауток. Ой ты гой еси пресвятая Русь и все в таком духе. Все-то у них радость и все-то им утешение. Елей и патока лились на меня таким обильным и нескончаемым потоком, что стало слегка подташнивать. Особенно продолжал бесить старик Горкин. Та чушь, которую он несет, заставит свернуться в трубочки любые уши. Все эти завывания о грехах, призывы к покаянию, фольклорные пересказы жития святых под конец изрядно утомляют. Да и сам мальчик Ваня свои образом мыслей похож на имбецильного старичка, а не на нормального ребенка. С другой стороны, вся книга преподнесена как воспоминание старого эмигранта о золотом детстве на родине, поэтому определенная степень умиления здесь вполне уместна. Но само детство вызывает очень много вопросов.

Понравилось ли мне хоть что-нибудь? Совершенно неожиданно меня очаровали описания приемов пищи и перечисления блюд. Все эти расстегаи с вязигой, эта стерляжья уха, эти молочные поросята, эти кулебяки, эта икра, это шампанское, эта холодная водочка с соленым огурчиком и квашеной капусткой, эти лукулловы пиры в господских залах и в комнатах дворни - вот это все очень доставило. Как все это можно было съесть, уму непостижимо, но ведь съедали и шли за добавкой! Но думается мне, это изобилие на столах и в желудках, особенно в желудках рабочего люда есть следствие искажения прошлого в призме воспоминания и тоски по родному дому. Уверена, что в реальной Москве того времени дела обстояли не столь радужно, не говоря уже о всей России.

Подводя итог, хочу сказать, что ставлю точку в своей истории со Шмелевым сразу же после первой встречи. Абсолютно не мой автор, что совершенно не означает, что не ваш. В любом случае, это определенное явление в нашей литературе, с которым стоит познакомиться.

В рамках Игры в классики

Лето безгрешности

Этот добрый роман – своеобразная презентация (через призму восприятия ребенка) годового круга церковных православных праздников. Книга очень светлая, как в описываемых радостях, так и в скорбях. Произведение сшито из красочных детских воспоминаний автора, духовный мир в них неотделим от плотского - тут тесно перемешаны традиции, обрядовость, игрища, молитвы, труды, чаяния, и… чудесная русская кухня (каждый праздник сопровождается обязательно традиционными блюдами, которые с огромным удовольствием перечисляет и характеризует автор).

Детское восторженное восприятие описываемого создает неповторимый покров искренней веры, духовности и тепла, оставляя за рамками произведения темное болото тяжелой жизни взрослых. Чувствуется, что легкая светлая печаль по той безгрешности, ушедшему времени, когда каждый час был светлым праздником, ни на минуту не оставляет автора.

Прекрасно и описание быта Москвы второй половины 19 века, причем автор говорит не только о жизни своего сословия, но и о жизни дворни, простых работников, в чьей среде он немало времени проводил в детстве. Язык произведения красивый, поэтичный, богатый, я бы даже сказала «очень сочный».

Полная отрешенность от тягот реальной жизни и концентрированная солнечность произведения не позволили мне прочитать этот роман быстро, хотя, возможно, на это повлиял и нестандартный «сюжет без сюжета». Я вынуждена была читать лишь маленькими дозами, под настроение, в минуты, когда действительно нужно было спрятаться от реальности. При попытке прочитать книгу «залпом» быстро наступало пресыщение и даже, о ужас!, появлялось желание бросить читать произведение.

Книга прочитана в рамках книгомарафона (май 2016)

Сколько бы я не перечитывала книгу И. Шмелёва, ощущения всегда одни и те же. Какая-то благость опускается на сердце. Неспешность повествования, искренняя вера, детские впечатления, радости и скорби – всё отзывается в сердце.
Надо признаться, что беру книгу в руки, когда понимаю: всё, пора остановиться, когда на бег по кругу уже не хватает сил. А всё потому, что читать эту книгу можно только отрешившись от всего суетного. И никак не в
электронке. Иначе не войдёт в сердце то умиротворение, которое эта книга способна подарить.
Но и всякий раз книга открывает мне разные стороны патриархальной старомосковской жизни. Помню свои первые впечатления от описания постного и яблочного рынков. Помню, как полюбила кроткого Горкина сразу и навсегда. Поразили забытые и не знаемые нами православные традиции и обряды. А ещё был детский восторг от зимних забав и летних игр! А в другой раз обратила внимание на образ отца, Сергея Ивановича, хозяина плотничьей артели. Порадовало его желание не нажиться, а угодить людям своей работой. А в этот раз с удивлением поняла, что есть, есть в этих воспоминаниях место и для женских образов. Откуда-то из невидимого слоя появилась фигура матушки, старших сестёр. Почему раньше я обращала на них так мало внимания? Правда, образы не такие яркие, как все прочие, но они, оказывается, есть! А то после первого раза я думала, что мальчик жил с одним отцом. (Стыдно, каюсь. Но было это давно…)
Ой, а какие люди в книге! Какая Москва! А этот неспешный круговорот земного бытия! Книга сочная, яркая, насыщенная. Знаю, перечитывала не в последний раз.

Книга перечитана в игре "Назад в прошлое" . Особое спасибо katrinka_we за возможность иметь книгу в бумажном варианте.

Книга эта - самобытнейшая сокровищница русских традиций, особой красоты православных праздников, она настолько РУССКАЯ, насколько это вообще возможно. Концентрация "русского духа" здесь колоссальна. Мир глазами маленького мальчика, который отнюдь не вынужден соблюдать исконные традиции, потому что так мама с папой хотят, - он этими традициями живет, ими дышет, они представляют для мальчика первостатейную ценность. Вообще, какая-то фантастическая духовная наполненность у здешних персонажей, поневоле сравниваешь с некоторыми аспектами современности и с сожалением вздыхаешь. Это совершенно поразительное чувство НеОдиночества в мире, ощущение единства во Христе, глубины вселенной, которую не дано постичь смертному разуму.
Бог у Шмелева - классический, карающий и воздающий ОН, величие которого перехватывает дыхание, хочется вот прямо сейчас броситься перечитывать "Братьев Карамазовых" и "Воскресение", а также пересматривать "Амадея" Милоша Формана. Шмелев искуссно рифмует "Бога - Отца" и земного "папеньку" главного героя, для мальчика оба - центр мира, духовные ориентиры, и, когда уходит один из членов этой пары, мир мальчика переворачивается с ног на голову, теряет смысл. Отец, управляющий Небесами, или же Папенька, господствующий в маленьком, уютном, семейном мирке - не всё ли равно, кого избрать точкой опоры, так создается удивительная близость к Божественному, ощущение зеркальности Бытия (что на Небесах - то и на Земле).
Искренне, искренне рекомендую.

Великолепный автобиографический роман Ивана Шмелева , писателя такого талантливого и, увы, с такой нелёгкой судьбой. Читая «Лето Господне», будто касаешься чего-то божественного, становишься чище, мудрее, познаешь простые истины. Прекрасное повествование о детских годах автора, показывающее Старую Москву XIX века, православные праздники и обряды того времени, быт купеческой семьи.

Что есть Лето Господне? В более широком смысле – период служения Иисуса Христа среди людей, т.е. назвав так своё произведение, Шмелёв говорит о том, что его детство – время благополучия, радости, счастья, беззаботного веселья.

Семья Ивана показана в романе большой, дружной, зажиточной. Глава семейства, Сергей Иванович Шмелёв, человек с настолько деловой хваткой, что оказался не только знатным предпринимателем, но и поправил, прежде всего, дела своего отца. Дед Вани, Иван Иванович, умер, когда Сергею было около шестнадцати лет, оставив после себя кучу долгов. В итоге, овладев всеми премудростями и хитростями торгового ремесла, Сергей Шмелёв стал владельцем большого количества бань, под его руководством трудились несколько сотен рабочих, да ещё и занимался покровительственной деятельностью. Сергей Иванович оплачивал из своих финансов строительство храма, открытие памятника Пушкину, много помогал нищим.

Иван относится к отцу с тайным трепетом и вселенским благоговением. Он любит выезжать с ним на прогулки, любит, когда отец ласково треплет за щеку, его подарочки, обожает просто присутствие папы рядом, даже когда тот занят работой. На протяжении всего романа ни разу(!) сын не сказал плохо об отце, сплошное восхищение! Чего не скажешь о Ваниной маме….

Кажется, намеренно Шмелёв упускает мать из виду. И практически единственный раз, когда упоминается «мамаша», это во время рождения младшей сестренки Катюшки. Более того, автор даже не называет её по имени. В своих автобиографических заметках Шмелёв отзывался о Евлампии Гавриловне, как о женщине строгой, своенравной. Всё воспитание маменьки сводилось к порке.

В книге «Иван Шмелев. Жизнь и творчество» Наталья Солнцева пишет: «Евлампия Гавриловна не умела приласкать, она не была нежной матерью; бессильная в убеждении, в слове, она использовала верное, как ей казалось, средство воспитания. Возвращаясь из первой гимназии, мальчик заходил в часовню Николая Чудотворца у Большого Каменного моста – она была разрушена в 1930-е – и, жертвуя редкую копеечку, просил Угодника, чтобы поменьше пороли; когда его, маленького, худого, втаскивали в комнату матери, он с кулачками у груди, дрожа, криком молился образу Казанской Богородицы, но за негасимой лампадой лик Ее был недвижим. В молитве – все его «не могу» и «спаси»… но мать призывала в помощь кухарку, когда он стал старше – дворника. В четвертом классе Шмелев, сопротивляясь, схватил хлебный нож – и порки прекратились...»

Из писем к Ольге Александровне Бредиус-Субботиной: «И еще помню – Пасху. Мне было лет 12. Я был очень нервный, тик лица. Чем больше волнения – больше передергиваний. После говенья матушка всегда – раздражена, – усталость. Разговлялись ночью, после ранней обедни. Я дернул щекой – и мать дала пощечину. Я – другой – опять. Так продолжалось все разговение (падали слезы, на пасху, соленые) – наконец, я выбежал и забился в чулан, под лестницу, – и плакал…»

В ужасном материнском нраве, мне кажется, был лишь единый плюс – жесткость характера помогала женщине справиться с трудностями после смерти мужа Сергея.

Если отца Ваня видел нечасто, а мать сама не замечала сына, то всё свободное время мальчик проводил с престарелым плотником Горкиным. Михаил Панкратыч был одним из близких для Ивана людей, его духовным наставником. Именно от Горкина Иван Шмелёв узнаёт о церковных таинствах, обрядах, учит с ним молитвы, божественные песнопения, вместе они посещают храм. Панкратыч всегда и во всём защищает мальца, при этом поучает Ваню, когда тот не прав. «Два человека сформировали мою душу: отец и плотник Горкин», - писал Шмелёв.

В роман «Лето Господне» автор описывает важнейшие православные праздники. Писатель вспоминает встречу Рождества, Покров, Троицын день, Крещенье, Масленицу, Вербное воскресенье, Пасху и другие.

И это не только церковные традиции. Шмелёв описывает свои ощущения от пережитого, то, как выглядел их дом, приготовления к празднествам, приём гостей. Читать об этом не только интересно и познавательно, но ещё и вкуусно! Иван Сергеевич настолько погружает в атмосферу того времени, что даже читаешь, окая, а от яств текут слюнки.

В передней стоят миски с желтыми солеными огурцами, с воткнутыми в них зонтичками укропа, и с рубленой капустой, кислой, густо посыпанной анисом, — такая прелесть. Я хватаю щепотками, — как хрустит! И даю себе слово не скоромиться во весь пост. Зачем скоромное, которое губит душу, если и без того все вкусно? Будут варить компот, делать картофельные котлеты с черносливом и шепталой, горох, маковый хлеб с красивыми завитушками из сахарного мака, розовые баранки, «кресты» на Крестопоклонной. Мороженая клюква с сахаром, заливные орехи, засахаренный миндаль, горох моченый, бублики и сайки, изюм кувшинный, пастила рябиновая, постный сахар — лимонный, малиновый, с апельсинчиками внутри, халва.
А жареная гречневая каша с луком, запить кваском! А постные пирожки с груздями, а гречневые блины с луком по субботам... а кутья с мармеладом в первую субботу, какое-то «коливо»! А миндальное молоко с белым киселем, а киселек клюквенный с ванилью, а ...великая кулебяка на Благовещение, с вязигой, с осетринкой! А калья, необыкновенная калья, с кусочками голубой икры, маринованными огурчиками...; а моченые яблоки по воскресеньям, а талая, сладкая-сладкая «рязань»... а «грешники» с конопляным маслом, с хрустящей корочкой, с теплою пустотой внутри!

И это Великий пост, что уж говорить о праздничных застольях, когда у Шмелёвых собирались гости, среди которых было много знати.

Особенно «вкусны» описания поездок на рынок, приготовлений к холодам. Заготавливая огурцы, помидоры, капусту на зиму, трудился весь двор. Это были важные действия, очень трудоёмкие и затратные, ведь, как известно, один день год кормит. А Сергей Иваныч был щедрой души человек, и кормил не только свою семью, но и бедняков.

Да, с уходом отца для семилетнего Вани мир теряет всю красоту и прелесть. По нелепой случайности Шмелёв старший падает с коня и, так и не оправившись от полученных повреждений, через время умирает. Иван тяжело переносит утрату, последние главы очень точно передают душевную печаль, навалившуюся на мальчика и всё семейство. Детство кончено.

Много позже большой потерей для Ивана Сергеевича Шмелева станет гибель сына, которого расстреляют без суда и следствия в 1921 году. Но именно написание романа «Лето Господне» станет для Шмелева неким утешением, малой попыткой унять слёзы о сыне.

К своему стыду, я практически ничего не знала об этом замечательном писателе, его биография просто потрясает. Родившись в большой семье зажиточного купца, умирает Иван Сергеевич Шмелев в одиночестве и полной нищете. Конечно, об этом ничего нет в романе. В нём лишь первые семь лет, самые счастливые.

Счастье, если есть в прошлом немного светлого...

Рецензия написана в рамках игры "Собери их всех!"

Меня трудно назвать человеком, глубоко верующим по православным канонам, и по всему выходило, что "Лето Господне" должно было бы даться мне с большим трудом, но, как ни странно, нет. Мало того, что книга прочиталась на одном дыхании, я еще и получил незабываемое удовольствие. Какой сочный и богатый язык у Шмелева, очень все ярко и искренне вышло. Настолько, что книга получилась не просто реконструкцией прошлого семилетнего мальчика, а полноценным вторичным переживанием во всей своей красе и полноте. Хотелось бы отметить, как заблуждался господин Островский, описывающий в своих произведениях быт купеческой среды, как "темное царство", полное лицемерного благочестия. Шмелев, не скрывая недостатков, дает нам взглянуть на картину жизни целого сословия изнутри, и мы видим, что, благодаря соблюдению исконно русских традиций и обычаев, внутренняя культура героев книги, лишенных практически всякого образования, тем не менее, находится на высоком уровне.
Книга, наполненная каким-то особенным русским духом, с богатым и "вкусным" художественным языком.

Книга прочитана в рамках "Игры в классики".

Прелестная, очень солнечная, напоенная счастьем и ностальгией, книга. Одновременно на редкость познавательна, содержит огромное количество бытоописаний дореволюционного времени, обычаев и обрядов, разъясняет многие подробности церковных праздников, написана чудесным ярким образным языком. Море аппетитнейших яств во всех подробностях. Очаровательные описания моих любимых мест в Москве. Чудесная весенняя, тончайшего фарфора вещь - о нежности, вере, свете, счастье, любимом отце и наставнике)

Читать дозированно и наслаждаться. Как моими домашними трюфелями - одна-две штучки - сказочно вкусно, но объешься - поплохеет.

Спасибо игре "Открытая книга" и лично Galushka83 за чудесный совет!