Пестрые будни не самого крупного телеканала. Недавно сюда устроилась на работу только что закончившая институт журналистка Оксана. Съемки и эфиры, нищие старики и зарвавшиеся чиновники, страшное и смешное склеиваются для нее в беспрерывный причудливый видеоряд. Рабочие сюжеты переплелись с любовными коллизиями, страстями, интригами и изменами, которыми изобилует жизнь канала. А тут еще убивают ее коллегу, ведущего и редактора новостей. Может ли убийство преследовать политические цели, или тут...
- Я больше не могу. - Я плачу, вцепившись руками в Димкину куртку. - Я не могу!
- Ты привыкнешь, - отвечает он, ласково гладя меня по голове.
- Я не хочу привыкать!
- Это жизнь, - отвечает он.
- Я не хочу видеть такую жизнь!
- Другой нет. Только такая.
Но пенсионеры горды. Им важно бороться за свои призрачные, несуществующие права, за попранное человече ское достоинство.
- Мы вот тут... - говорит она, - митинг провели.
И я вижу на экране длинный ярко-розовый дом, освещенный лучами заходящего солнца. За домом - бескрайние поля, перед ним - небольшая кучка народа, человек пятьдесят навскидку.
- Так! - машет руками дама. - Этот кадр не даем, тут видно, что народа немного. Мы буем говорить, что пришло человек триста.
- Но не было трехсот!
Дама смотрит на меня с неудовольствием, которое быстро сменяется иронической улыбкой. Видимо, она принимает меня за глупую девочку-практикантку. Я ее понимаю: кудряшки, лицо почти без макияжа, наивное замечание во время работы над проплаченным сюжетом...
- Хорошо, - соглашаюсь я. - А где это было?
- Да там, - дама неопределенно машет рукой, - в районе. Далеко. Нагнали колхозников.
- О чем митинговали?
- В поддержку последних действий правительства.
- Так все против.
- А наша партия - за.
Я записываю ее слова в блокнот, едва сдерживая раздражения. Она говорит что-то еще, отмечает особо важные пункты.
- Синхроны есть? - спрашиваю я, терпеливо выслушав этот подхалимский бред.
- Есть, - радостно кивает она. - Сейчас будет.
Мы видим на экране обычную, немного испуганную тетку лет сорока пяти и руку моей визави, держащую микрофон.
- Я, - говорит тетка, то и дело поднимая глаза к ясному морозному небу, словно школьница, вспоминающая ответ, - поддерживаю все эти решения, потому что... потому что...- Ее взгляд плывет по небу, словно следя за плавным движением облаков, в глазах - синяя пустота.
- Ой! - наконец признается тетка, обращаясь к руке с микрофоном. - Я забыла, почему поддерживаю. Вы мне сказали, я вроде запомнила, а теперь - забыла.
И дама терпеливо, как маленькому ребенку, объясняет, что надо говорить.
- Ой, - тетка судорожно поправляет свой вязаный берет. - Вообще-то мне это не очень нравится - реформы. Я по-другому вообще-то думаю.
- Это не страшно, - у дамы снисходительный тон психиатра. - Сейчас надо сказать то, что я говорю.
- Ну, хорошо, - теткин бунт подавлен, ему даже не дали начаться. - Скажу, раз так надо.
- Надо.