В творчестве прославленного Малькольма Брэдбери, наставника не менее прославленных Иэна Макьюэна и Кадзуо Исигуро, легко сплелись язвительная сатира и утонченный интеллект. Роман «В Эрмитаж!» — его последняя книга, своеобразное литературное завещание, писавшееся почти десять лет. Таинственное расследование под названием «Проект Дидро» посвящено поискам библиотеки великого энциклопедиста. Согласно официальной версии она была продана Екатерине Великой и затем бесследно исчезла. Сегодня же ее ищут...
— Я просто пытаюсь объяснить вам, в чем состоит долг истинного патриота. — Боюсь, что не справлюсь, ваше превосходительство, — качает головой наш герой. — Видите ли, я твердо решил прожить жизнь порядочным человеком
несколько рекомендаций по управлению домом для вечно неуверенной, вечно сомневающейся супруги. «Приберись, потом переверни все вверх дном, потом приберись снова — и успокойся»
По улицам гордо марширует старый русский коммунизм, развернув красные знамёна с серпом и молотом и стремясь вернуть прошлое. А рядом с ним так же гордо марширует русское евразийство, развернув красно-бело-синие флаги и стремясь обустроить будущее.
В буклете сообщается, что все продукты изготовлены из натурального сырья и что животные, задействованные в этом процессе, были исключительно счастливы еще незадолго до того, как я решился их скушать.
…но, главное, тексты – они были написаны на абсолютно тарабарском наречии. Финские имена существительные ведут себя как раковые опухоли, разрастаясь от щедро добавленных слогов, а глаголов как будто и вовсе нет. Лексикон состоит из древних слов, выживших после некой семантической катастрофы. Многословие, бессистемность, какая-то дикарская изобретательность, как будто язык всё еще находится в процессе создания. Странно было помыслить, что мои произведения, с их реализмом и социальными наблюдениями, могут быть переведены на этот, с позволения сказать, язык.
- И кроме того, у нас всегда есть наше знаменитое секретное оружие.
- Какое?
- Нобелевская премия. Она сильнее десятка крейсеров. Если мы видим, что они [русские] начинают слишком плохо обращаться со своими лучшими писателями и учёными, мы даём им Нобелевскую премию.
- И это помогает?
- Не всегда. Но благодаря этому они нас немножко побаиваются. Мы не представляем для них реальной угрозы, но даём им моральную оценку их поступкам.
Хороший сюжет, хорошая проза, но не хватает лишь одного: духовной мощи. Ту же самую проблему он, между прочим, обнаружил и у Джойса. Это беда западных авторов – они не пропитаны духом великих русских: Пушкина, Гоголя, Достоевского, Белого. Настоящие романы есть только у русских: в них неистовство, крайности, страсть, мучения.
Думать можно где угодно — нужно лишь время, место и мозги
Они немедленно столкнулись с одной проблемой – энциклопедию только начни составлять, остановиться уже невозможно. Дело в том, что у человечества есть дурная привычка приобретать всё новые знания.
Что бы автор ни думал о своих собственных целях и намерениях, текст никогда не будет завершён и игра никогда не закончится. У него всегда будет много читателей, а много читателей – значит, много смыслов. Текст – это просто язык. А язык ничего не может ни зафиксировать, ни превратить в реальность. Книги же дрейфуют в великой утопии языка, где-то между писанием и читанием. Книга – игра с открытым финалом или промежуточное звено между читателем и писателем. И что интересно, мысль эта совсем не нова. Я нахожу её уже в 18 столетии.
Религия – как брак: кое-кому она дарит радость, большинству же – одни несчастья. Некоторые верующие действительно творят добро, но они творили бы его и без помощи церкви. Для других религия – лишь способ договориться с дьяволом.
- Она рассказывает всем и каждому, что после каждого вашего свидания у неё все ноги в синяках.
- Что-о?! Ноги?! Не может быть!
- Еще как может, - дразнит его Гримм, - она сказала, что, увлёкшись беседой, ты похлопываешь слушателя по коленкам. Наверное, ты ничего такого за собой не замечаешь, но все твои друзья подтвердят её слова. Я сам, к примеру, как тебя послушаю, потом синяки считаю.
На следующей аудиенции между ними был поставлен стол…
Это произошло в Йоркшире, самом крупном и самом литературном графстве Британии – в графстве, откуда я родом. Если вам доведётся там побывать – а побывать там стоит! – вы столкнётесь с еще одним важным аспектом постмортемизма. Ибо наряду с литературной некрологией существует и литературная география. Можно начать свой тур по Йоркширу со Страны Бронте, где повсюду висят указатели на японском языке, затем поехать в Бредфорд – Страну Пристли (указатели обычно на урду), потом направиться в Страну Джеймса Хэрриота (людей нет, одни животные), а потом на побережье Уитби (Страна Дракулы). А если вы двинетесь оттуда на север, вы окажетесь среди пылких жительниц Страны Кэтрин Куксон. Отправитесь на юг, по Хамберу, попадёте в область молочных баров, рыболовецких причалов, огромных гражданских кладбищ. С первого же взгляда можно узнать: это Страна Филипа Ларкина.
Шведское лето — явление, необъяснимое с точки зрения законов физики…
Цены деньгам в России не знают, знают только, что это такая замечательная штука, которой всегда мало, всегда не хватает.
Потомство коварно, как принцы, небрежно, как секретари, и никогда не выполняет своих обещаний.
«Власть есть власть, и шутки с ней плохи.»
Екатерина следует единственному в мире купи-продай закону: цена зависит от того, кто покупает, а не от того, что продаётся.
Вскоре наш герой устроился как нельзя лучше. Парик на пол, перо на стол. Он пишет сразу как минимум три книги.
ОНА: Мысли не задерживаются у вас на языке, а руки – в карманах. Вы опять ухватили меня за правое колено.
ОН: Ради бога, простите. Право, мне так неудобно…
ОНА: Теперь вы жмёте мне руку. Вы что, пытаетесь флиртовать со мной, мсье?
ОН: О, нет, Прекраснейшая. Я пытаюсь размышлять вместе с вами.
ОНА: А жесты – они что, способствуют работе мысли?
ОН: Драгоценнейшая царица, я не склонен к спокойному, пассивному созерцанию. Я всегда активен, я в вечном поиске, мысли проносятся непрерывным потоком у меня в голове, как электрические разряды, иногда с такой скоростью, что парик слетает с головы. Порой они внушают мне нескромные намерения, и я распускаю руки. Могу схватить собеседника за ляжку – а то и за грудь. Но, к чести своей скажу, как бы далеко мои мысли ни заходили, никакого вреда они не причиняют. До сих пор никто не пострадал. Никто не был уязвлён. Тем не менее примите мои искренние извинения, Ваше Императорское Величество, тем более что…
ОНА смеётся.
Неудивительно, что Фальконе отказался от портретного сходства, особенно после требования Бецкого: медный император должен гордо взирать на здания Адмиралтейства, Петропавловской крепости и Двенадцати коллегий, построенные великим царём на противоположном берегу реки. Что ж, пускай взирает, но только тогда он получится явственно косоглазым.
Книги рождают книги. Конец одной книги — это начало другой. Которая тоже закончится и, вне всякого сомнения, породит новую.
Женщины восхищают его еще больше – разумеется, исключительно как литератора. Таких статей, таких грудей и ягодиц ему видеть не доводилось.