Последняя история Мигела Торреша да Силва

Поверить алгеброй гармонию

Закончив чтение, поймал себя на том факте, что это первая книга в моей читательской биографии, действие которой происходит в Португалии. Сам этот факт и стал причиной моего знакомства с этим довольно оригинальным произведением - Португалия мне досталась в игре "Вокруг света". И, хотя книга написана не португальцем, а немцем, южной пиренейской страны в повести очень много, много солнца, много света, много сухого горного и влажного морского воздуха.

И все же, главной героиней повести является не Португалия, а гармония и все способы её выражения. Автор попытался в форме притчи найти некое единое начало, заложенное в основу всего прекрасного. Издревле, еще со времен античности, человечество искало законы гармонии, пытаясь описать и выразить искусство с помощью какого-то универсума. Такой системой логично представлялась математика.

Окружающий нас физический мир прекрасно описывается при помощи цифр, всю физику, химию, астрономию, биологию, с самых древних времен, как только эти науки стали зарождаться, можно было выражать через числа и формулы.

И только искусство не подчинялось математическому методу. Но по мере развития искусств цифра стала вторгаться и в них, музыка подчинилась математике с изобретением нотной записи, живопись с освоением перспективы, поэзия с организацией стихосложения. Но неуловимым оставался главный принцип прекрасного, который по идее тоже должен был иметь свою математическую формулу.

Эту задачу и пытаются решить главные герои повести - студент Коимбры Мануэл и его преподаватель Рибейро. Они ищут пути поверки гармонии математикой, они рассуждают о ряде чисел Фибоначчи, о золотом сечении - соотношении большей части целого к меньшей, как целого к большей части.

А поверяют свои выводы они на рассказах деда Мануэла - винодела Мигеля Торреша да Силвы, самого великого рассказчика своего времени, слава о рассказах которого гремит не только по всей Португалии, но и по странам Южной Европы и Северной Африки. Рассказы старого Мигеля имеют математическую гармонию и завершенность, иногда он дополняет их и корректирует, но такая правка делает их только гармоничнее и достовернее.

Книга Фоглея чем-то напоминает саму математику, она спокойна, рассудительна и нетороплива. Всё расставлено по своим местам, и даже дни пребывания Мануэла в Коимбре описываются строго в ряде Фибоначчи. Надо признать, что эта неспешность и неторопливость отдает в какой-то степени скукой, и, если бы автор не знал меры и сам не пользовался принципом золотого сечения, а растянул бы книгу на пару-тройку сотен страниц, скорее всего, он превратил бы её в редкое занудство. Ну, и, конечно же, читая Фогеля я не мог не вспомнить нашего Пушкина и его "Моцарта и Сальери", в котором последний произносит:

Я сделался ремесленник: перстам
Придал послушную, сухую беглость
И верность уху. Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию. Тогда
Уже дерзнул, в науке искушенный,
Предаться неге творческой мечты.

Прочитано в рамках игры "Вокруг света"

Знаете, я - гуманитарий. Человека с более гуманитарным складом ума еще поискать надо, как бы нескромно это ни звучало.
И вот я начинаю читать книгу, в которой много цифр, математических терминов и теорий. Думаю: за что же я взялась?
Не смотря на всю мою гуманитарную сущность, книга, в которой так много математики, мне безумно понравилась. Я даже удивилась.
Жил-был на свете прекрасный рассказчик историй Мигел Торреш да Силва.

- Мне кажется, искусству рассказа нельзя научиться, рассказчиком историй нужно родиться.

Это удивительный человек, с редким и замечательным талантом к повествованию. Когда он говорит, слушают все, ведь это великолепно. В его историях хитроумно переплетаются ложь и истина, но ведь:

- То, что правдиво, не обязательно происходило в действительности?
- Действительность существует, правда же - впрочем, как и ложь, - должна быть выдумана, это самое чистое творение и вместе с тем знак, а лучше сказать, часть нашей культуры.
- Вы одним махом объединили правду и ложь...

В один прекрасный (или не очень?) день он начинает одну из самых увлекательных своих историй. Когда повествование доходит до самого интересного, интригующего места, он делает глоток вина и умирает.
Нет, это не спойлер. Об этом и на обложке написано.
У него остается внук, который уезжает. Толчком к его отъезду стала именно потеря любимого деда, который заменил ему отца и стал даже чем-то бОльшим.
Он учится, влюбляется, живет, вспоминает, записывает. Его жизнь представляется нашему вниманию с точки зрения чисел Фибоначчи, золотого сечения.
Это удивительная история, которая прекрасно написана. Интрига держится до финала. Если это можно так назвать.

Маленький изящный Уроборос – вот что такое эта книга. Она хороша для летнеотпускного интеллектуального dolche far niente: для «из тени в свет перебегающего» качания в гамаке с книгой в руках, для метафизических разговоров на дачной веранде в час между Обезьяной и Петухом, для медитирующих размышлений в лодке, с таинственной и притягательной необязательностью скользящей по глади озера… Тогда ассоциации сами наполняют ум, красивые образы выстраиваются сами собой, иллюстрируя их и складывая в эстетически стройную мозаику понимания. Во всех остальных случаях надо встраиваться и вдумываться в этот даже не постпостмодернизм, а уже, практически, в метамодернизм! Книга требует раздумий и перечитывания в эпоху летнеотпускного интеллектуального dolche far niente: для «из тени в свет перебегающего» качания в гамаке с книгой в руках, для метафизических разговоров…

Я всегда с некоторым скепсисом отношусь к современным книгам, в которых действие происходит двести и более лет назад. Фантазии и представления автора, как мне кажется, обычно расходятся с ментальностью и духовным бытием тогдашних людей, а реконструкции искусственны. Конечно, я понимаю, что точно восстановить то, о чем думали, что чувствовали, что становилось предметом страха или любования в иные времена, невозможно в принципе и без достраивания не обойтись, но тем более мне хочется, чтобы это походило на некую правду или созидало правдоподобную реальность. И Т. Фогелю это, наверное, удалось. Мне захотелось верить в возможность этих историй, этих разговоров, этих размышлений, хотя нарративное здесь явно преобладало над историческим и философским.

Книга построена как притча и полна символов и выстроенных автором связей, которые требуют расшифровки: рассказчик и рассказываемое, история и человеческая жизнь, учитель и ученик, вино, поэзия, ряды Фибоначчи, пифагореизм. По какой-то странной ассоциации я ее воспринимала как своеобразный комментарий к гумилевскому «Слову»: «В оный день, когда над миром новым / Бог склонял лицо свое, тогда / Солнце останавливали словом, / Словом разрушали города. А для низкой жизни были числа, / Как домашний, подъяремный скот, / Потому что все оттенки смысла / Умное число передает...». Нельзя сказать, что она очень уж интересна, скорее кажется блестящей недомолвкой, манящим намеком. Нельзя сказать, что книга оказалась для меня во всем однозначна и понятна: математические вставки и рассуждения тревожат гуманитарное сознание, заставляя нащупывать связь, которой, может и вовсе нет. Нельзя сказать, что она очень уж хорошо написана и поражает своей стилистикой. Но есть в ней особое обаяние приближения, касания, завлекающего жеста. Не уверена, что такую книгу можно вообще рекомендовать – она и ее читатель просто должны случайно встретиться и начать звучать в резонанс.

Многие пытаются докопаться до тайн мироздания, а кто-то считает, что главная тайна - на поверхности. Закон золотого сечения применим ко всему, к архитектуре и ботанике, геометрии и метафизике, к мастерству рассказчика и к взаимоотношению между человеком миром и божеством.
Ряды Фибоначчи и парадоксально изящные соотношения чисел - наиболее простая и наглядная демонстрация этого принципа. Но можно найти и другие, если конечно хватит фантазии и смелости.

Жил на севере Португалии уважаемый винодел, гениальный рассказчик историй, Мигел Торреш да Силва, однажды, он решил поведать своим слушателям о деве, случайно заглянувшей в кусок разбитого зеркала, однако, ему не удалось закончить... И это предстоит его внуку Мануэлу, которому дед в свое время отрекомендовал изучить математику. В чем связь между математикой и сказительством - читателю вместе с Мануэлом предстоит это узнать, начав обучение в университете Коимбры.

Эта история - почти притча, но она приятна и ненавязчива, а законы мироздания раскрываются в ней естественно и доступно. Здесь обаятельные ироничные герои, яркое солнце и атмосфера пестрого южного лета, напоенная ароматами сочных фруктов, свежих гроз и вкусом молодого вина.

Это цепочка историй, простых и не очень, философских и житейских, рассказанных замечательным слогом.

Вокруг Света. 7 тур

Книга являет собой попытку написать притчу, обогащённую афоризмами и советами, и в целом, попытку удачную (я начал читать "Последнюю историю" в совершенно неподходящем настроении, начало мне не очень понравилось, но скоро она меня перенастроила и переубедила, да и уверенно выстроенный сюжет показывал, что у руля - достаточно опытный капитан). Издатели нам любезно сообщают, что критики определяют темы романа следующим образом: "о боге, о математике, о зеркалах, о лжи и лабиринте". Мне представился другой набор тем: о гармонии, о харизматичных личностях (простите за затасканное слово, здесь я постарался употребить его по назначению), о сделках, об умении выбора непроторенных путей. Естественно, книга не соответствовала моей нынешней жизненной ситуации, так что путь мне не указала, и всё же, прочитав её, я почувствовал себя обогащённым.

Хочется особо отметить два аспекта.

Проходя мимо шахматной доски, герой бросает взгляд на расположение фигур и думает: "Тут никому не удастся выиграть". Это не случайная фраза. В повествовании отсутствует какой-либо намёк на противоборство, соперничество, конкуренцию, все персонажи заняты своим делом или поиском новых путей. Мир, нарисованный Фогелем, удивительно здоров без намёка на сфантазированную утопичность.

Один из многих сквозной символ романа - вино. Так и хочется сказать, что оно здесь воспринимается как суфийский символ опьянения Божественной радостью бытия. Возможно, для медика это более понятно, но меня смутила смерть дедушки, последовавшая опорожнению стакана вина. Когда выяснились подробности последней истории, мне показалось, что смерть символична - старик набрался так много мудрости, что, поделившись самым ценным плодом своего таланта, он глотнул ещё вдохновения, и его оказалось слишком много для дольнего мира.

Думаю, что простого чтения для этой книги маловато. В ней нужно порыться, и труд, скорее всего, будет вознаграждён.