Вот уже несколько дней как я не могу собраться и написать об этой книге.
Набор всхлипов, а не отзыв: широчайшее полотно; берет за нутро и не отпускает, перемешивает все до основания; жизнь как она есть; лучшее о нас, так как будто о тебе пишет мама - знает все твои самые гадкие стороны, но всё равно любит.
Может быть, попробовать пройтись по этим всхлипам, как по тезисам?
Широчайшее полотно. Меня поразило, насколько всеохватывающе и полно написан этот роман. Огромный период жизни страны – с гражданской войны по конец сороковых. Кажется период более плотный трудно себе представить. Мясорубка все эти годы шла такая, что иные две-три сотни лет уступят этим нескольким десятилетиям. Кроме того, героями романа будет не один десяток лиц. Если вы впечатлены обилием и хитросплетениями судеб героев «Песни Льда и Пламени» Джорджа Мартина, то вам сюда. Плотность и живость героев дадут многократную фору Мартиновским любимчикам. И не кидайтесь в меня тапками за сравнение теплого с мягким, чего хочу то и кладу в свой борщ. Хоть свёклу, хоть изюм. И поверьте, распределение между авторами вовсе не так очевидно, как кажется.
Берёт за нутро и не отпускает, перемешивает всё до основания. Герои полнокровные и человечные, судьбы их сложны и непредсказуемы. И снова Мартин вспоминается – А.Иванов не многим милосерднее Мартина. На ваших руках погибнет или зайдется в безутешном горе не один любимый герой. Спойлер? Да увольте! Две войны, коллективизация, плен, ужели вы думали, что все выживут и будут собирать ромашки на лугу? От того слёзы, когда судьба в очередной раз бьёт и без того настрадавшегося Ивана Савельева, от того тоска внутри и неразбериха, когда в очередной раз размышляет о своей жизни такой неодназначно плохой Фёдор.
Жизнь как она есть. Вот это, пожалуй, самое сильное из моих впечатлений от романа – многогранность натур персонажей романа. Те, кто казался такими негодяями весь роман, к концу, когда до них дойдет слово, вдруг окажутся такими… живыми, человечными, чистыми, светлыми и настоящими натурами. Нет, нет, речь не о беспримесной доброте, ангелочках с лицами котиков и повадками идеальной мамочки, это просто – живые люди, у которых внутри – настоящий Вечный зов к поиску себя в жизни, своего пути и предназначения. И поверьте, в романе это описано куда менее пафосно, чем мои корявые потуги.
Лучшее о нас, так как будто о тебе пишет мама - знает все твои самые гадкие стороны, но всё равно любит. Это еще одно глубокое впечатление – потрясение от романа, напрямую вытекающее из предыдущих двух пунктов.
У меня опять всё смешалось в голове и не удается собрать миллион впечатлений в единую картинку. Роман неохватен, многогранен и полнокровен. Настоятельно советую всем любителям классики, семейных саг и масштабных эпичных полотен. И несмотря на обилие идейности этого произведения, я бы назвала его обязательным для становления человеческих качеств.
Огромное спасибо Arlett за шикарный подарок - это книгу в замечательном издании, еще более глубокая благодарность - за то, что позвала в междусобойчик, в котором мы эту книгу и прочли с ней и olesya-tr .
Этот роман меня ошеломил. Он удивительный.
В сентябре довелось мне побывать в Шантаре. Анатолий Иванов дал мне такую возможность. Шумит на её земле река Громотуха, стонет тайга, кипит человеческая жизнь. В революцию шли здесь бои партизан с карательным отрядом белых. В Великую Отечественную шли бои в тылу с природой и обстоятельствами, когда строили эвакуированный завод. После войны на полях шли бои за урожай. Во все времена шла борьба людей друг с другом и с самими собой. Шантара и село Михайловское - родина Савельевых и Инютиных, Кафтановых и Кружилиных, Назаровых и Якова Алейникова. История берет свой исток с трех братьев Савельевых, чтобы потом раскинуться широко и бурно, как воды Громотухи. Старший брат Антон вполне мог стать каторжанином, уж больно крутым нравом его наделила природа. И стал бы, если бы не родной дядя. Средний Федор был красным партизаном. В его груди бьется страшное, злое, коварное сердце. Младший Иван – чистая, светлая душа - оказался на службе у местного воротилы Кафтанова, который сколотил сначала свою банду, а после помогал белым. Милый, добрый Иван, ох, не место тебе здесь. Любовь виновата в твоей беде. Братья Савельевы… Их судьбы схлестнутся еще много раз в страшном выборе.
Судьбы… Какие здесь потрясающие судьбы! Каждая закладывает такие виражи! А уж какие хитросплетения тут будут, какие пикантности! И больше о них и слова не скажу. Эту книгу надо прожить самому страница за страницей. Это мучительно и горько. Это радостно и светло. Книга на все времена. Книга о вечном. О вечном вопросе – как и зачем на земле жизнь свою прожить. О Вечном зове совести – стать Человеком, быть Человеком, остаться Им.
Многие из нас, и я не исключение, любят истории о маленьких английских и американских городках. Поверьте, их истории не сравнятся с теми страстями, что кипят в Шантаре. Суровый край, буйные нравы. Когда-то я читала у Мураками, как с живого человека сдирали кожу. Когда-то я читала у Кинга про жестокий марафон на выживание. Когда-то я восхищалась пророческими книгами фантастов. Иванов всех обставил и ушел вперед с большим отрывом. Иногда это было почти невыносимо. Внутри всё обмирало и холодело. Иногда хотелось закрыть глаза, заткнуть уши и крикнуть «перестаньте, хватит, я устала!»
Всем надо знать, как и за что умирали люди, какой ценой оплачено всё, что нам оставлено…
Совместное чтение с olesya-tr и marfic .
Олесик, я полностью с тобой согласна, это был трудный кайф :)
Да, потомки поймут, обязательно поймут, тех, кто был честен сам перед собой. И простят. Потомки — они всегда великодушны.
Про потомков потом. Сперва вот это: не, ну я так не играю! Ответа на вопрос: «какую бы книгу вы взяли с собой на необитаемый остров?» - у меня не заготовлено. Но это определенно не «Вечный зов». Даже если остров за полярным кругом и обнесен колючей проволокой. И тем не менее: за два с небольшим года дважды перелопатить центнер отборного соцреализма целиком — явно кто-то перепутал чемоданы. Поневоле задумаешься о роковой неслучайности, коварных неподдающихся логике планах высших сил, прочей чертовщине и небывальщине или же, пуще того, о природе алкоголизма. Не зря, не зря это название так приглянулось владельцам торговых точек, сосредоточенных на реализации запрещенной с 22 до 11 продукции... или вот ещё рюмочные есть такие чуть ли не в каждом городе по пять штук — уникальные совершенно заведения параллельной реальности, куда в здравом уме никто попасть не может никогда — тут либо неконтролируемый лобными долями мозга исследовательский порыв, либо надёжно прописанная в маршруте аддикция. Это совсем не те места, где вольготно чувствовать себя всегда правым клиентом — сюда приходят с повинной и тяжелой похмельной головой и расплачиваются несвежими бумажками и разнородными железками за сто граммов прощения свыше и сок добрый в придачу. Или получают заслуженное вознаграждение за долготерпение безысходного дня вовне, слишком длинного, слишком жестокого к человеку на ватных ногах, накопившему под конец его столько тщательно скрываемой дрожи, что как тут не расплескать. Но тогда ещё и пиво можно, и даже зорко проследить, чтоб пены поменьше. Помолчать, пожевать раздумчиво резиновый бутерброд, выпить ещё. А потом вдруг понять: все люди - братья, особенно вот этот усатый в пиджаке, «интелихент» с другой стороны хлипкого и липкого стоячего столика, и надо непременно сказать ему что-то очень важное, хорошее и правильное. Или в морду дать, в усатую, ишь вылупился, вражина. Но нет, в рюмочной добро побеждает, куда ему деваться. И не будет бит усатый. И носатого по плечу снисходительно похлопают. И высокие слова будут сказаны . «Человек, он вообще...» А стихийный алкаш, без понятия о сакральном, сюда забредает редко — вот он спит на прожжённом матрасе под лысой лампочкой, правильно применив когнитивные способности, подсчитав насущную выгоду от тяжкого наркоза чем-то палёным. Бог весть, проснётся ли, но не для него милосердно откроется в 7 утра «Вечный зов» - для него прием круглосуточно.
Во-первых, не спрашивайте: с вечными ценностями фирменно-маргинальных питейных заведений я знакома понаслышке — мне туда страшновато. А во-вторых, я никого не введу в заблуждение, все знают и так: «Вечный зов» - ни про какой, вроде, не алкоголизм, он - про любовь к Родине (даже так — к Отчизне), смысл жизни, Великое Противостояние, сборник афоризмов краеугольной житейской мудрости и что-то там пером не вырубишь топором, друг познается в беде, не выловишь из пруда, а если смолоду прореха, то к старости, знамо, дыра — и от этого мне тоже сильно не по себе, по мне — все эти хонтологические вокабулы в былинно-канцелярском стиле (что с малой, что с большой буквы) приемлемы именно что в специально сконструированных затемнённых помещениях под соответствующие вещества с привкусом древнерусской тоски, сермяжной правды, классовой сознательности, первородного греха и плохо очищенного спирта— в установленных ГОСТом пропорциях. И где-то в глубине своей основательной крестьянской натуры, которой без надобности всухую манипулировать абстракциями, Анатолий Иванов тоже об этом знает — монолог героического большевика Кружилина, разъясняющий в самом центре книги суть её наименования и вообще суть (мол, человек, каких бы дров не наломал, обязательно, во что бы то ни стало, становится пламенным гражданином и образцовым борцом за справедливость в том случае, если повинуясь «извечному зову» верно определяет своё человеческое место среди людей. А если не повинуется, не определяет, не становится - значит, не человек он, а говно) — это не что-нибудь, а самый натуральный тост, торжественно произнесенный за столом, где в принудительно-добровольном порядке собрались самые избранные персонажи основной линии: братья и сестры, враги и соратники, мужья и полюбовники. Будем здоровы!
Признаться, после первого раза оценка была другая, хоть и точно такая же. Как «Тихий Дон», подорвавший в своё время устойчивую идиосинкразию к советской литературе не столько даже грандиозностью свалившегося на голову эпического полотна в дубовой раме, сколько выхваченными в процессе нежданными штрихами, ну, вроде сифилиса одной из героинь (где сифилис, а где линия партии? поразительно, в общем, было) — так и «Вечный зов» - надо же, кающийся чекист. Ему грозно так: «руки по локоть в крови!», а он такой: «виноват, дурак был, исправлюсь в следующий раз», а ему опять: «ну ладно тогда...» Впечатляет на уровне: «а так можно было?». При моей (наверное, уже былой) любви к бесконечным многофигурным сагам и эпопеям, при полной готовности не придавать значения вторичности сюжетных линий и цельнотянутости готовых конструкций (жизнь — она такая.. не очень-то разнообразная: родился, женился, застрелился, дал пятилетку в три года, родил сына, посадил дерево, посадил друга, немедленно выпил - «всё криво, криво, а потом и вовсе в сторону»), обязательным идеологическим мантрам и принципиальной кондовости языка - полувековая история сибирского рабоче-крестьянского семейства произвела обвальное впечатление, пролетела стремглав. Не успеешь зафиксировать монтекристовские обстоятельства Савельева-старшего (загремел в тюрьму прям со свадьбы по наводке завистника, достигшего со временем значительного положения в обществе, ага), как у среднего уже усы подковой отрасли и зверские страсти проснулись в противостоянии с младшим, который традиционно Иван и тоже, понятно, усат не без причины. Там белочехи, сям — кулацкие банды, левее — троцкисты, правее — некуда, гитлеровцы сплошным фронтом, а фронт — он и в тылу, раз позади — Москва, только держись, не то укатают сивку крутые горки; Фёдор Фёдорычи, Петры Петровичи, Назары и Панкраты (стоп, это один человек) — живая исконно-посконная сила ...того повесили, этому ногу оторвало на первой войне, а другому обе сразу на второй, всех баб снасильничали и пожалели в произвольном порядке, рожью вместо пшеницы всё засеяли во имя жизни на земле, все возможные стереотипы отыграли, а потом ещё по разу, характерами поменялись, след оставили, сопереживать заставили, врагов победили. Но вот тут не до конца — враг, он никогда и повсюду не дремлет. Он не только умеет не дремать с тобой в одной постели, но и на партсобрании умудряется не захрапеть и в чистом поле по соседству присесть не постесняется. Так что будь начеку и умей отличать своих от чужих — самое что ни на есть нужное знание, когда вокруг вечный бой.
А это я уже плавно перетекла к прочтению на бис. Которое на пользу книге явно не пошло. Вот не надо было. Во второй раз река текла медленно, не бурлила на перекатах, не преподносила сюрпризов и внезапных, пусть и несколько лубочных, красот. И тут я уже нашла время приглядеться к гниловатым омутам и ознакомиться с не самой, казалось бы, нужной сопроводительной информацией, без которой столь лихо обходилась прежде: роман-то в 70-е написан, оказуеца… написан не военкором Бабелем, не подрасстрельным Шолоховым, а равнобедренным функционером Ивановым. Уже и свингующие шестидесятые зачахли и танки по Праге прошлись и Новочеркасский расстрел состоялся. А он туда же. И что? А ничего — это многое меняет и совсем ни хрена не объясняет. С высоты занятой исторической позиции — книжка довольно скользкая, оправдательная, совсем не революционная, не только подстилающая соломы погуще в местах предполагаемого неловкого падения с грохотом господствующей заскорузлой и закостеневшей идеологии, но и дающая ей дополнительные измерения, на удивление легко приживающиеся не только на наших суглинках, чернозёмах и подзолах, но даже и на мерзлотно-таёжной почве — патриотизм, как религия, принципиально требующая то кровавых, то бессмысленных жертв, а кто против — того во тьму внешнюю (снаружи нашей избушки всегда беспросветная мгла, в которой копошится лишенное человеческого облика абсолютно голодное зло, чующее горячие сердца, холодные головы и чистые руки). Кому война, а кому мать родна — не пренебрежительное ругательство, а чуть ли не руководство к действию, новый завет — недаром на семь бед один ответ: добровольцем на фронт, там и родишься заново, особенно если умрёшь.
А оценка пусть такая будет — в назидание потомкам. Потому как вряд ли я сильно поумнела с прошлого раза — просто википедии начиталась, которую редактируют рептилоиды и либеральная пропаганда, вестимо.
«Вечный зов» уже пару часов как открылся...
ДП-2018. Июльский чёрный-чёрный ящик. "Кокарды и исподнее"
Жизнь человеческая как недолговечный костер.
Вспыхнет он, отгорит, отполыхает, освещая вокруг себя большой или малый кусочек вечного и беспредельного пространства, рано или поздно огонь обессилеет, увянет окончательно, дрова превратятся в золу. Потом и прах этот развеется по земле, зарастет кострище травой, и эту траву будет волновать тот же ветер, который раздувал когда-то огонь...
Я что-то даже и не знаю, как писать об этом романе… Что тут скажешь?
Ожидания у меня были самые радужные, так что я сразу без раздумий купила огромный фолиант. Во-первых, я очень люблю семейные саги, а во-вторых – обожаю советский классический роман. В-третьих, я обожаю читать о предреволюционном времени, о революции, о том, как становилась Советская власть. В-четвертых, мне нравятся книги о войне… А тут на тебе, все это сразу в одном огромном томе. Поэтому я была уверена, что книга заслужит по крайней мере четыре звездочки из пяти. Ан нет… Все пять. И даже больше.
«Вечный зов» - это история семьи Савельевых, начинающаяся еще в царской России и оканчивающаяся много позже победы над фашизмом. Это вам подскажет любая аннотация, однако эти скупые строки, конечно, не способны дать сколько-нибудь четкое представление о романе. Ну да с другой стороны, передать хотя бы вкратце весь водоворот событий и судеб попросту невозможно.
И все же. В центре романа, как ни крути, братья Федор и Иван. Одна из частей романа называется «Великое противостояние», и сколько я ни напоминаю себе, что эти слова, вероятно, о войне, в голове неизбежно возникает образ враждующих братьев. Это не открытая вражда, нет, даже не ненависть, а умопомрачительный ком нитей судьбы, сплетшийся так, что не распутаешь. Оба конца, вырывающиеся из него, ведут один к добру, другой к злу… И пока пытаешься распутать этот клубок, путаешься, где, кто, что, как и почему, блуждаешь по извилистым жизненным тропам... Автор специально об этом позаботился, рассказывая нам о жизни героев то там, то здесь. Вот Федор и Иван по обе стороны боя… Федор – отчаянный партизан, Иван – выступающий за белых. А вот Федор – мрачноватый, но примерный вполне семьянин, а Иван – вернувшийся с каторги странный тип. Казалось бы, уже все ясно с ними, но вот… Детство Федора… Воспоминания Ивана… А потом…
Хотя нет, не буду говорить дальше. Это надо читать. Но, так или иначе, жизненные пути братьев и их противостояние удивительны.
Однако не менее интересны судьбы прочих персонажей, окружающих Ивана и Федора. Их семьи, боевые товарищи, друзья, враги… Идет беспощадное время, но прошлое нет-нет да и дает о себе знать… Казалось бы, конец старым воспоминаниям положит безжалостная война, но – жизнь! – наоборот, первые страницы книги явственно проявляются на последних... Разумеется, вместе с бравыми подвигами, позорными отступлениями, мучениями в концлагерях и всем тем, что никогда не должно быть забыто.
Огромный роман захватил меня на добрую неделю и все никак не хотел отпускать. Да и, в принципе, так и не отпустил и вряд ли вообще отпустит. Я буду перечитывать эту книгу, а жизни поколений Савельевых, Кружилиных, Инютиных и многих других будут снова и снова пробегать перед глазами…
Это как раз та редкая книга, когда ты оказываешься втянут в водоворот множества жизней, смеешься и плачешь, волнуешься о небывалых людских судьбах, читая о которых, сознаешь, что это не авторский вымысел, это – самая что ни на есть реальная жизнь… Это тот случай, когда невозможно оторваться, когда после прочтения долго стоит ком в горле, когда нет слов, чтобы выразить свои восторг, благодарность и почтение автору.
ТТТ || Советский классический роман || Огромное спасибо sweta3000 за совет!
Вот это книжища!
И, поверьте, это я не только об объёме. Его как раз перестаёшь пугаться как только начнешь читать.
Мощь и широта — вот как коротко можно сказать о романе. А ведь, пожалуй, и нельзя писать о крае Сибирском по-другому! Привольность, суровость, красота, испытания, опасность... И это не только о природе и климате.
Это прежде всего о людях. Какие страсти бушуют в Шантаре! Какое сложное переплетение судеб! И как-то всё по-настоящему, тяжело, с кровью и слезами, потом и отчаяньем, заблуждениями людскими и верой в будущее.
Это не советская агитка. Если бы! Это горе людское: когда в одной семье брат брата ненавидит, в другой отец дочь непокорную насилует, а в третьей-четвертой-пятой муж с женой с такими камнями за пазухой живут, что страшно становится.
Про эту книгу невозможно рассказать. И оценку ей дать невозможно. Во многом неприглядная правда. Это наша Родина. Это наша история. Не нравится? Ну что ж. Историю не изменить. Можно только попытаться понять тех людей, которые жили в то трудное время. Их поступки, их судьбы, их мысли. Ох!
Тяжелая книга. Но несмотря на практически невыносимую мучительность, она какая-то очень чистая и живая. Настоящая.
Это как слезы очищения. Это — истина.
Везде, во всём и всегда надо оставаться Человеком.
Пафосно получилось. Громко и бестолково.
Читайте лучше "Вечный зов". Там всё проще и честнее.
Флэшмоб 2015. 30/30.
Маргошка ( margo000 ), дорогая! Как я тебе благодарна! Я бы ещё долго до этой глыбы не добралась, если бы не пинок. Просто потрясло.
Даже не хочется особо разбираться и копаться в хитросплетениях судеб и сюжета. Хочу молча всё пережить и обдумать. Сильно!
Мой папа очень любит пересматривать старые фильмы. Попросил он меня скачать и многосерийный фильм, снятый по этой книге. Он очень настойчив, поэтому к тому моменту, когда фильм все же оказался перед его глазами, у меня уже была стойкая ненависть ко всему, что имело название "Вечный зов".
"Долгая прогулка" как всегда вносит свои коррективы. Теперь я нисколько не жалею о том, что прочла эту книгу. И сериал по ней теперь стоит в очереди на просмотр.
Никого не удивлю, сказав, что книга тяжелая. Она охватывает настолько огромный пласт времени, в который вместилось столько значительных событий для отдельных людей, городов, нашей страны, да и мира в целом, что к ней невозможно относиться равнозначно как в начале книги, так и в конце. Я ненавижу тему Гражданской войны. Я ее не понимаю просто. В ней нет "ваших" и "наших". Тут все наши! Все книги, которые я читала на эту тему (а их, к счастью, мало), так и остались мною не поняты. "Вечный зов" начинается именно с этого. Мы видим как людей хватают прямо на улицах и сажают в тюрьмы. Пытают их, а потом выбрасывают обратно. Или убивают. Или вербуют к себе на службу. Это самое начало книги, поэтому героев еще не знаешь, постоянно путаешься в них. Еще и нелюбимая тема. Все вызывает стойкое отторжение. Хорошо, что есть аудиоформат, который в таких случаях помогает продраться сквозь эти заросли и найти что-то более интересное.
Хотя, как истинная девушка, я должна оговориться. Та часть, где про любовь Антона, Лизы и Полипова очень даже ничего. Их необычная свадьба, маскирующая секретное совещание, стихи Антона и зависть Полипова. Идет время, Гражданская война закончилась. Но закончилась ли она в сердцах людей? Ведь то и дело сыновьям приходится отвечать за грехи отцов. Бывшим белым практически нереально получить ответственную должность. Да и за любой наговор их сразу сажают, особо не разбираясь, действительно ли он виновен. Это удручает. Может я слишком романтична и наивна, но такая несправедливость бесит! А сколько ее еще будет...
Следующие 10-15 лет автор расставляет героев, знакомит нас с ними, и теперь уже можно понять кто есть кто, отследить их судьбу. Что вот у того Силантия было три сына: Антон, Федор и Иван. А вот этот юноша Юрий - это оказывается сын Антона, которого еще в 10-летнем возрасте вместе с отцом в царских тюрьмах пытали. Ну и таким путем я понемногу все же разобралась кто есть кто. Сумбурность вносят постоянные скачки из реального времени в воспоминания о Гражданской войне и времени после ее окончания. Когда герой только что был взрослым, семейным человеком, а потом вдруг стал мальчишкой на побегушках у какого-то пьянчуги-балагура, но богатого!, невольно кажется что это два разных героя, просто тезки. А когда складываешь вдруг эти две судьбы, то невольно офигеваешь. Да ладно! Что, правда так было?
А дальше самое тяжелое. Великая Отечественная Война. Она коснулась каждой семьи, и даже сейчас, спустя 73 года после ее окончания, каждый может сказать о ней что-то личное, принадлежащее только их семье. Война описана с разных сторон, описывая жизни всех героев книги. Вот передовая. Кто-то остался на высоте всего вчетвером, отбившись от фашистов и мечтает выжить, выдержать. Люди, осужденные по разным причинам, попадают в штрафбат и меняются. От всей души пытаются выторговать новую жизнь, где они станут полноправными членами общества, которые защитили свою страну, поняли, наконец, что у них есть Родина. Кто-то делает дерзкие вылазки в лагерь врагов. По долгу службы или партизанят. Юные девушки делают невероятное, чтобы спастись от вероломных фашистов. А вот пленники концлагерей. Живут, выживают, бегут и снова попадают в лагерь. Умирают, не сгибая спины. Но не все. Есть те, кто переходит на другую сторону. Есть в этом смысл? А есть ли дальнейшая жизнь у тебя, переметнувшегося? Сможешь ли ты смотреть в глаза брата, жены, отца? Захотят ли они видеть твой взгляд, или повесят ружье на видном месте? Далеко за линией фронта делают все возможное и невозможное труженики тыла. Выращивают хлеба для фронта, строят заводы и создают оружие. Все для фронта, все для победы. Война ломает судьбы и характеры. Становятся видны люди, у которых нутро давно прогнило. Их война перемалывает. Есть те, кто только так понял, что что-то до этого делал не так. К примеру, Алейников. Вот какой бы сволочью не был, а понял, изменился. Все у него на место встало. Но не дала судьба пожить в мире. Жестокая смерть настигла его.
Самое приятное в книге, и самое тяжелое – возвращение после войны домой. Слезы, когда видишь, что кто-то вернулся домой, целый и невредимый. Переживание, когда мать десятилетиями ждет сына после войны, а он пропал безвестно. Возмущение, когда человек провел всю войну в концлагере, а его еще полгода проверяют, а не стал ли ты фашистом. Когда все как могут восстанавливают свои жизни, семьи, страну…
Отдельно хочется выразить свое негодование о судьбе Анны. Вот из-за сволочи отца, из-за своей боязни признаться хоть и в постыдном эпизоде своей жизни, но на который она просто не могла повлиять, из-за всего этого просто сломана судьба ее. А могла стать счастливой женщиной, с любимым мужчиной. Всю жизнь мучиться с мужем, который ни в грош ее не ставил, подозревал в чем-то. А стоило оно того? И ведь как выяснилось, не одни Анна и Иван – свидетели случившегося – знали об этом. Были и другие, которые знали, понимали, сочувствовали. То есть можно было мужу-то рассказать в чем же дело. А побоялась, и страдала всю жизнь. Мы сами виноваты в своей судьбе. Но почему-то совсем не хочется обвинять Анну.
Вот такое мое мнение, немного сумбурное, об этой книге. Теперь хочу увидеть эту историю в лицах. На очереди просмотр фильма. Советовать такое кому-то – пожалуй, чересчур. Но сама я довольна, что прочитала книгу, и благодарна своему любопытству, которое загнало меня в черный ящик ДП.
Вспоминаю, как мы всей семьей вечером садились перед экраном телевизора и замирали в ожидании очередной серии "Вечного зова", а после просмотра начинались бурные обсуждения героев фильма, их поступков и слов. До сих пор не могу понять, почему сама книга в то время не попала мне в руки? Видимо, в библиотеке не оказалось лишнего тома, а купить ее было невозможно. В любом случае, я очень рада, что знакомство с этим глубоким произведением было отложено на такой большой промежуток времени, так как очень хорошо помню свои подростковые эмоции и безапелляционные суждения о поступках героев фильма. Спустя тридцать лет, я вновь в Шантаре, вместе с семьей Савельевых пытаюсь понять правду жизни, разобраться в тех сложных взаимоотношениях, приведших к трагедии всей жизни братьев.
Период повествования с 1902 по 1960-е годы. Чуть более пятидесяти лет, но в них столько перемен, утрат и боли, что невольно останавливаюсь передохнуть, посмотреть за окно на осенние березы, безмятежно машущие желтыми листьями. И вновь возвращаюсь к страницам книги. Она о самом сложном и самом простом - о жизни. О далеком сибирском селе, о людях, на долю которых выпали три войны, революция, коллективизация и послевоенные годы. О памяти, предательствах и прощении. Она о Родине, как бы несовременно это ни звучало.
Постепенно, шаг за шагом, мы вытравим историческую память у всех людей. А с народом, лишенным такой памяти, можно делать что угодно. Народ, переставший гордиться прошлым, забывший прошлое, не будет понимать и настоящего.
Хорошо, что автор сумел создать такую книгу, которая возвращает нас к этой памяти, помогает вспомнить, что у меня есть бабушки и дедушки, дяди и тети. Я с ними связана незримой нитью, которая помогает мне не заблудиться в нынешней буре перемен.
Героев книги много. Можно очень долго анализировать поступки Лахновского и Полипова, пытаться понять их ненависть не только к власти, но и к простым людям. Наверное, внутренняя свобода большинства людей, с которыми им приходилось встречаться, подогревала их озлобленность. Мне очень больно от того, что так сложно было женам Антона и Ивана. Самоотверженные Лиза и Агата, почему так жестока и несправедлива оказалась к вам судьба? Взаимоотношения Анфисы и Кирьяна. Вся жизнь их была построена на оскорблениях, изменах и огромном всепрощении. Очень сложная в таком плане для меня пара этих героев книги. И как противовес семье Инютиных - Назаров, сильный и смелый председатель колхоза, умеющий понять любую слабость человека. Что помешало тебе понять душу родного сына? Что помешало сказать единственно верные слова: "Прощаю"? Можно говорить часами о поступках и судьбах жителей Шантары. Но, основное ядро романа все же вот здесь - семья Савельевых. Их род стал основной нитью, связующей всех героев произведения.
Итак, центр романа - семья Савельевых. Страшные судьбы братьев.
Антон – старший брат. Он свою судьбу связал с революцией. Для него это было самым главным делом жизни. Смелый и честный в малейшей мелочи. Требовательный к самому себе и умеющий понять слабости другого. Мог ли он дожить до мирных лет старости? Не думаю. Его трагическая смерть закономерна и велика.
Федор – самый сложный и неуютный из братьев. Что ему помешало остаться человеком? Только ли отсутствие веры и безумная ревность? Очень много у меня вопросов именно к Федору. И знаете, я не могу однозначно сказать, что он негодяй и подлец. Даже после стольких лет издевательств над Анной, предательств и измен. Первый кто без греха, брось в него камень... Пусть совесть его будет судьей этому человеку, а я отойду лучше в сторону.
Иван – младший из братьев Савельевых. В русских сказках третьего сына частенько называли Иваном, считали дураком. Зато к концу сказки дурак превращался в супергероя и спасал всех принцесс, попавших в злые лапы серых волков, драконов и кащеев. Видимо, у автора тоже такой была задумка. Добряк, скрывший позор девушки. Но, ее ли был позор? Отсюда пошли все беды и трагедии. Так ли уж необходимо было брать на себя все оговорки и удары плетью? Супергероя из Вани не получилось, а бед его мягкость принесла немало. Не только ему самому и женщинам, попавшим в пламя страстей и раздоров. Но и тому же безумно взрывному характером Федору. Как все таки важно успеть во время сказать все самые необходимые слова, дабы не потянулся шлейф недомолвок и тайн. Ведь итог такого молчания - боль многих и братоубийство...
Я переворачиваю последние страницы романа. Потихоньку затихают голоса героев, звучавших в моей комнате полмесяца, рассказывавших очередную историю жизни людей. Сожаление от разлуки с полюбившимися мне сибиряками, надежда на будущую возможность повторной встречи. Таковы эмоции после чтения. Я не прощаюсь с вами, друзья. Мы еще не раз сможем пройти по ступенькам вашей нелегкой жизни.
Жизнь человеческая как недолговечный костер.
Вспыхнет он, отгорит, отполыхает, освещая вокруг себя большой или малый кусочек вечного и беспредельного пространства, рано или поздно огонь обессилеет, увянет окончательно, дрова превратятся в золу. Потом и прах этот развеется по земле, зарастет кострище травой, и эту траву будет волновать тот же ветер, который раздувал когда-то огонь...
Мариночка Arlett , твой совет во флешмобе был просто великолепен!
Спасибо огромное!
Моё первое глубокое соприкосновение с русской культурой состоялось в конце 90-х, когда я увидела на прилавках "Руслана и Людмилу" с иллюстрациями Геннадия Новожилова. До того я, как и все, смотрела мультик, киноэкранизацию, выучивала в школе до барабанной дроби ритма "улукоморья", но именно в этот момент я вдруг осознала, что это произведение не о бородатом жирном мужике глубоко под пятьдесят, а волшебная сказка с ироническими вставками. Именно тогда меня стал волновать вопрос: в какой же момент состоялась эта ложь? В какой момент русскими богатырями стали называть толстомясых рыхлых особей без признаков тренированных мышц, почему Васнецов с его щедрыми рубенсовскими пропорциями и аляповатым подбором слабеньких фонов стал единственным выразителем русской культуры, из-за чего мрачные северные русские мифы о стражнице мира мёртвых превратились в глупые сказки о бабках Ёжках?
Это жутко, что любой обыватель намного более продвинуто расскажет тебе о разнице между Зевсом и Апполоном, чем между Ярилой и Даждьбогом. Во времена Пушкина русскую культуру знали плохо, но она представлялась чем-то таинственным, живым, способным дать свой кусок к картине таинственного прошлого, не менее насыщенный, чем поэмы Оссиана. Но уже во второй половине века стал складываться культ "великих царей в великой православной державе", стал ваяться образ "все такие красивые в белых рубахах, а навстречу блондинки в белых венках, скромницы и девственницы", а пришедший на смену СССР практически законодательно закрепил покрой каждой рубахи и состав каждого венка на протяжении каждого столетия, не забывая и о мифологическом прошлом, по которому оставил бродить исключительно жиробасов-богатырей, ищущих случайно забредших басурманинов-камикадзе. Хуже того, эти отвратительные образы были вбиты в голову и сакрализированы. Даже богатырские мультики последних пары десятилетий пробивались через сотни пик возмущения: "Не сметь трогать!" Мы уже много поколений под собой не чуем страны, потому что каждый временной пласт забран у нас плексиглазом с неумело нарисованными начальственной рукой "сакральными" символами, не имеющими ровно никакого отношения ни к реальной истории, ни к реальной мифологии. Сквозь эти листы плексиглаза не может пробиться что-то живое.
Когда я начала читать ВЗ, первым чувством было то самое, детское, когда я читала запоем советскую литературу и чувствовала, как на мой мозг надевают прищепки: "Мы все прекрасно понимаем, что всё не так, но мы все договорились делать вид, что мир именно такой и отдавать жизнь за эту ложь". Джордж Оруэлл хорошо назвал это состояние "двоемыслие". Громадный общественный договор об общем вранье. Но как только в романе пошли первые военные эпизоды, я поняла, что есть и более близкий аналог - "Утомлённые солнцем". Не тот первый фильм, получивший Оскара, с его напоённым жарой воздухом и поселившимся безумием, со звуками радио и звуками со двора, залетающими сквозь открытое окно в ванну, где Митя кончает с собой, раздавленный тем безумием, частью которого он стал. А 2,3 - части. Где нам, "если ты любишь родину" *произносить с как можно более зверским выражением лица*, надо поверить, что человек с выдранными кишками равнодушно барабанит: "А где наши сталинские соколы? Соколы наши где?". Вроде, в УС-2 и мысли, против которых не возразишь: и Сталин сволочь, и бегство в первые месяцы было, а на остановку немецких войск бросали войска практически без оружия. Но вопрос не в ЧТО, а КАК. Я бы ни за что не догадалась, что имелось в виду, если бы не прочитала в сети почти плачущую рецензию в самый разгар шока от УС-2, что, мол, мы, конечно, понимаем, хотели показать молодых парней, которые умирают, так и не увидев женского тела... Нет, если бы я предварительно это не прочитала, до меня бы самостоятельно не дошло. Именно проблема в КАК показано. И театрально умирающий булькающий сержант (после этого я минут двадцать смотрела в окно, мечтая оказаться в прошлом и повозить Иванова мордой по реальным трупам), и постоянное аппелирование к тугой груди под женскими кофточками, и доносящееся из обгорелого рта "Покажи сиськи" - это всё образы, которые черпали из одного отравленного источника.
В "Вечном зове" довольно очевидно, как сюжет колеблется вместе с линией партии. Начинается всё с хрущёвской оттепели и культом личности (замечу, что хрущёвской кукурузой и противостоянием её посеву гадкой личностью по неизвестным, но явно вражеским причинам, перенасыщен и эпилог), заканчивается уже в брежневские времена, не очень ясной мыслью, средней между "не всё так однозначно" и "я бы сам вас сволочей из нагана, вы на грязном полу, а я весь такой красивый в кожаной тужурке". Также очевиден переход от "Ты, Иванов, пишешь книгу государственной важности. Мы люди понимающие, вмешиваться не будем, но чисто партийно проконтролируем" до "Твори, что хошь, не до тебя, мы кнопочные телефоны пока себе выбить пытаемся". Потому от кондовой пропаганды заветов коммунизма книга скатывается к одной из финальных сцен, где селяне осуждающе смотрят на труп застрелившегося "предателя" и, постоянно подчёркивая, что именно они цитируют, произносят фразу с ворот Бухенвальда: "Каждому своё". Вау, пацаны, у меня для вас грандиозная новость! Вы ещё пахать на своих тракторах можете, приговаривая "Работа освобождает".
Цитирование в советской пропаганде фашистских лозунгов, довольно явный антисемитизм и представление всех других народов СССР, как алчных идиотов - вещь, конечно, кошмарная. И отлично характеризующая застой. Но я пришла оценивать не идеологию. Как-то для конкурса я анализировала фильм "Кольберг" Файта Харлана и могу сказать, что людоедская идеология тоже может быть сделана красиво, талантливо, привлекательно. Но "Вечный зов" плох и тем, чем пытается быть, то есть пропагандой. Мне очень бы хотелось на что-то опереться, привести чужие слова, но даже в тех найденных статьях, где ВЗ ругают, никто не может провести точную черту, назвать точную причину бездарности этой сантабарбары общего разложения. У меня ощущение, что мне это предстоит сделать впервые.
Прежде всего, стоит отметить схематичность и спекуляцию. При этом, схема довольно неплоха (как и было сказано, важно КАК, а не ЧТО), в ней постоянно что-то происходит. Спекуляция основана на том, что практически каждый эпизод завязан либо на боли, либо на сексе. Вот пытают ребёнка на глазах родителей (боль), вот очередное описание титек и бабской дурости (секс). Схема проста и действенна, ровно такую же сейчас используют в героическом фэнтези. Сразились-потрахались-сразились-потрахались. Прищепки на мозг обеспечиваются запредельной аморальностью описываемого. РСДРП использует гимназиста, чтобы он таскал им патроны. Террористическая организация, к слову сказать. В принципе, во всех этих белеющих парусах и мальчиках из Уржума было примерно то же самое. Одна беда, это писали люди, которые родились до революции и были воспитаны на каких-то общих идеалах морали, потому прежде они десяток раз расшаркивались, объясняя, почему использование детей террористами было так уж необходимо. Родившихся в СССР можно узнавать по этим вмёрзшим в мозг прищепкам и искреннему, заменившему душу, вопросу "ачотакова?". Дмитрий Быков в российском конспирологическом романе отмечает такую омерзительную черту "врагов", как чадолюбие. Это действительно какая-то больная тема в подобных романах. В ВЗ на глазах родителей мучают ребёнка. Но они стойкие коммунисты, сами мучаются и молчат. Вбиваемая мысль: интересы родины важнее, чем жизнь вашей личинки. И это практически с порога, в прологе. И никаких моральных сомнений и "слезы ребёнка", бо главная мысль романа: общее счастье людей (как его понимает коммунистическая партия) важнее каких-то там ваших человеческих привязанностей. Нельзя быть общечеловеками... дальше вы знаете, так как один период застоя всегда похож на другой.
Где в сюжет вмешалась партия, очень заметно. Изначально, что очевидно, роман задумывался, как обличение сталинских репрессий. Был нагло обобран роман "Тихий Дон", роль Мелихова поделили на двоих между сыновьями разветвлённой семьи Савельевых Иваном и Фёдором. Иван был сперва на стороне белых, потом перешёл к красным, а Фёдор всё никак не может разобраться в своих бабах, кого больше любит. В качестве злодея был назначен чекист Яков Алейников, введён персонаж Артём Молчанов, который был свидетелем защиты по делу Ивана, но его тоже посадили, а потом... А потом пришло брежневское время! Перелом в романе, в самом начале настолько явен, что тут явно не обошлось без вмешательства извне. "Написано хорошо, достойно, по-социалистически, но почему же, товарищ Иванов, у вас чекист этакая сволочь? Наши доблестные органы такого не заслуживают. Понимаете, нельзя так однозначно трактовать сталинское время" - "Да я что, разве не понимаю великой партийной необходимости? Сам я дочь офицера, однозначность уберу". И вчера ещё Алейников полгода спорил с Кружилиным из-за какого-то забора, а теперь его самого, как забор, мажут белым. И одна из главных проблем книги - это как раз метод, которым обеляют персонажей. Любовь. Любит - хороший, не любит - плохой. Алейников влюбляется в недостойную Верку, у Алейникова разок мелькает старенькая добрая мама и вовсю размазаны его начавшиеся метания на тему смысла жизни.
И эта дешёвая сентиментальность щедро отсыпана любому персонажу. Полипов предал из-за любви, так он нам теперь нужен как злодей, потому вся его многолетняя любовь прошла. Фёдор всё ходил налево, десятки лет спал с соседкой? Так он нам тоже нужен как злодей, потому не любовь это была, а похоть. А жену Полипова не знаем куда деть? Так пусть станет хорошей, полюбит и обязательно родит.
"Вечный зов" называют русским националистическим романом. Ну дык, там ведь такое деление, причём озвученное всеми персонажами: раз тебя зовут Наташа Миронова, значит ты хорошая, а если Валентик, то явно гад. Но я отчётливо вижу ненависть к другим народам, а любви к русскому не вижу никак. Репрессии были? Так либо вы сами виноваты, либо злые силы Сталина под руку толкали. Арестовывают несчастных людей, которые жили на землях занятых немцами? Так виновато не долбанное советское руководство, которое сдало полстраны, а чекисты разбираются. Арестованный Молчанов тоже сам виноват. Все виноваты. Бабы так вообще поголовно дуры. Как и все почвенники, Иванов адски патриархален. Даже по меркам советского времени. Образования бабы не получают. Их дело - влюбиться на всю жизню и рожать. В перерывах между скотской работой в колхозе. Та же Наташа Миронова ни разу не говорит нормальным голосом, она только кричит или страшно шепчет. А единственная женщина, которая совершала что-то активное, то есть Анна, которая сражалась в Гражданскую войну, и то это делала исключительно по велению своего взбесившегося полового отверстия.
Ко всему, Иванов абсолютно глух к русскому языку. "Хучь", "можа", "сыть" - они не вставлены, они впихнуты в речь персонажей. Это не наблюдение за реальной родной речью, это чужие скраденные словечки, сваленные в кучу, чтобы партийный писатель, который не знает ничего, кроме салона своей казённой Волги, мог изобразить народ. И вот тут мы подходим к тому, что вынесено мной в заголовок. Потому что в романе есть сильные эпизоды. Однако, я более, чем уверена, не он эти эпизоды писал.
Как и было сказано, стиль Иванова - это стиль фэнтези с мечами и бабами. Пошёл, сделал, сказал. Пострадал о смысле жизни. Чтобы разнообразить монотонность (в финале он будет жаловаться, что за монотонность и однообразие ругают гадкие столичные критики Димку Савельева), в повествовании появляются черты лица, с которыми что-то делают герои или которые живут своей собственной сознательной жизнью. За семь книг Гарри Поттер не испытывал столько неприятных ощущений в шраме, сколько свой шрам трёт Яков Алейников. Губы трясутся, их жуют, временами они являются экраном, по которым скользят ироничные, невесёлые и обречённые усмешки. Глаза давно взяли столько суверенитета, сколько смогли унести, потому постоянно расплёскивают тёмное пламя, обдирают, разрезают, кромсают и вообще полны каких-то уголовных намерений. Но есть эпизоды, где упоминаний черт лица нет вовсе. Длинный эпизод и там только раз, через не хочу, да ещё и в речи персонажа упоминается "разрезание глазами", а дальше всё то, чем персонажи Иванова не обладают - желания, мечты, планы на жизнь. Это эпизод, где Фёдора взяли на заимку к кулаку Михаилу Кафтанову. Это первый эпизод, где читатель может предположить дальнейшие планы, мечты парня. Кто бы не писал этот эпизод, по крайней мере его писал писатель, писатель, знакомый с работами классиков.
Второй эпизод, лишённый губ, глаз и титек - это когда Дмитрий показывает Ганке, как с определённого ракурса гора представляется великаном. Связанным, так как по его "телу" проходят верёвки-дороги. Этот эпизод писал другой человек, но тоже не лишённый художественного чутья. Ганка потрясена увиденным, словно ей открылся иной, более глубокий мир. Это единственный совершенно не нужный для повествования эпизод, та самая красивость, которая придаёт глубину. И в эпилоге, когда Иванов дорывается сам до своего романа, он демонстрирует неведомому литературному негру "мастер-класс". Димка ведёт всех родных показывать великана, девки визжат, ихихи. Не хватает запаха шашлыков и звука открываемого жигулёвского пива. Кто бы ни писал тот эпизод, он пытался показать красоту родной земли. Иванов же довольно очевидно демонстрирует, что интересует его - деньги и е...ля.
Чтобы доказать, что некоторые эпизоды, а также схему романа ему давали "компетентные органы", нужно пропустить книгу через компьютерный анализ. В первом томе больше видится чужая работа, во втором, когда уже Иванов стал руководить "Молодой гвардией", а контроль был поручен тихо охреневавшим критикам, видимо, красивый эпизод вставил кто-то из знакомых. В конце концов, при экранизации книги Иванов был тем, кто договаривался с "компетентными" для проталкивания саги на экран.
Для меня наиболее характерным для идеи о чужих вставках, а также о слабости самого Иванова, как писателя, является слово "теперя". Оно упоминается один раз в словах партизана, затем все (что в современности, что в флэшбеках) говорят слово "теперь", затем слово употребляется много раз в эпизодах с прошлым Фёдора и на некоторое время его перенимает и сам Иванов (его куски сразу выделяются по оборотам "глаза пусты и холодны"). Слово не самое плохое. Удивительно, что сам Иванов не стал использовать "таперича".
Персонажи при всей их "упала на грудь", "думах о жизни" и идеологических метаниях, на удивление плоские. Есть отличный тест на профпригодность персонажей: представьте, что вам надо с ними написать фанфик. Есть хоть одна черта характера, какой-то поступок, которые нельзя приписать кому-то из персонажей? Нет. Фёдор может начать собирать марки, Полипов заняться конструированием космических кораблей, Анна... Хотя нет. Вот женщины ничем не могут заняться. Только рыдать и рожать их удел. Ещё убивать себя, если потеряли девственность.
Если начать искать в сети информацию про "Вечный зов" (а я искала долго), нельзя протолкнуться сквозь то, что именно из романа Иванова, из монолога Лахновского был сфабрикован знаменитый план Даллеса. План приводить не буду, ищется он легко, а сейчас он в списке экстремистских материалов. В реальность плана не верю, так как он противоречит всему. И тому, что американцем выгоднее рынок сбыта, а не изолированное сообщество, копящее в себе ненависть. И тому, что "разврат" никогда не означал падение народа, сексуальная революция в Америке совпала с экономическим ростом. И потому, что это никакой не план "вводить в гипноз и внушать идеи": для того, чтобы это было планом, требовалось предположить способы, как создавать в тоталитарной стране кружки для развращения молодёжи, а вякнуть "Давайте в Бразилии показывать по телевизора соревнования по лапте, тогда у нас с ними будет торговый союз", и я могу. Нет, план Лахновского - это страшилка. Настолько же реальная для вас, насколько вы готовы поверить, что Лахновскому двадцать лет платила Германия аж даже при Веймарской республике, громадные суммы ни за что, надеясь, на может быть, когда-нибудь, вот если мы соберёмся воевать... Так же достоверны и "вредоносные элементы, ломающие изнутри", надеющиеся на то самое "может быть, когда-нибудь, лет так через пятьсот". Но сказал страшилку и человеку уже интереснее стало жить. Вот брякнул один: "Бойся людей в синих куртках, слышал я, что они тебя убить хотят", и второй уже бегает по окнам, смотрит, кто мимо идёт: кто там в синей, кто в жёлтой (а вдруг жёлтокурточники вступили в сговор с синекуртными?). И мир уже вокруг стал намного насыщеннее! Нет уж. Иванов про этих "вредящих" сказал для оправдания новых убийств. Убивайте всех, Господь узнает своих. Да, любит Иванов русский народ... Как собака кнут. А те, кто попал в колесо репрессий невинными, так и обижаться не будут. Будут только смотреть вдаль, если даль перегорожена стенкой, будут смотреть в стенку, и при этом произносить нечто не очень удобоваримое философское: "Жизнь - она как тайга перепутана, пойди пойми".
Иванов мерзопакостен. И как писатель, и как человек. Как писатель он создал стандартную сантабарбару с любил-изменил, просто событийный ряд для отдыха мозгов, причём для потакания своим комплексам наводнил всё этими образами, сковыренными с плексиглаза, которым всем одно слово требуется для клеймения - "псевдо". Повествование не плохо. Оно просто скучное, перенасыщенное подробностями и лишними эпизодами, типичная графомань. Как человек, он создал отвратительное произведение на тему "Жертвуйте своими детьми". Он начал с того, что пара коммунистов не ломается, когда пытают их сына, а закончил тем, что отец заставляет покончить с собой парня, который сломался в немецком лагере. Говорят, что "Вечный зов" - это адски мутировавший рассказ Бабеля "Письмо". Только в "Письме" передан весь ужас разделения семьи, ад, когда отец убивает сыновей, а они отца. Мутант на то и мутант, что он уже лишён всего человеческого, для него братоубийство, детоубийство норма. Он учит ему. Если вы хотите лучший образ СССР, возьмите именно этот. Масляное с бородавками лицо советского функционера, который учит народ убивать своих детей, чтобы у него самого были казённая дача и казённая Волга.
В одном прав Лахновский: нельзя жить без исторической памяти. Нельзя не интересоваться реальной историей. Потому что уже другие начальники готовы прикрыть вас аляповато разрисованным плексиглазом.
После прочтения этой огромной книги хочется только выразить восхищение автору. Ладно мы, которые читали ее просто вечность, но ведь он-то это все написал! Он выверял и прописывал каждую судьбу, каждую сюжетную линию, каждый характер. Отдельная благодарность за периодически разбавляющие тяжелое (морально) повествование красочные описания, пейзажи, просторы, летние грозы и зимние снега. Прямо глаз и душа отдыхали на этих моментах.
О сюжете разглагольствовать откровенно говоря не хочется. Столько уже сказано и об этой книге и о миллионе ей подобных, что, кажется, и добавить нечего. Тяжелая судьба простого русского человека до того замусоленная тема. И так мы любим ее муссировать и перетирать, что только и остается возразить - "Как будто только русские страдают и умирают! Нет, не только. По всему миру у людей и легкая жизнь бывает, и тяжелая, и подлецы есть, и герои, и справедливость, и несправедливость."
Книга интересная, читается довольно легко, не смотря на объем. А вот прочувствовать и переварить все прочитанное... Тут, конечно, возникли сложности. Рыдать приходилось примерно каждые 200 страниц прямо-таки взахлеб. Взыграла моя романтичная женская сущность. Это касалось и описания любовных отношений, и тягот войны, и смертей и трагедий в мирное время, и материнских бед. Иной раз читала и удивлялась, ну, как же так! Ну, по-че-муууууу!
Не буду расписывать каждую отдельно взятую судьбу, а то выйдет тут второй вечный зов. Но как порой интересно и радостно было наблюдать за внутренними терзаниями и ростом героев, за тем, как в душе начинало шевелиться что-то такое, что в итоге кардинально переворачивало героя с головы на ноги. И как больно было узнавать некоторые подробности, психовать и нервничать за то, как несправедлива судьба к какому-либо персонажу. Судьба ли или сами люди жестоки, порой безжалостны и эгоистичны?
Думаю, этот именно вопрос и хотел затронуть автор в читателях - задуматься о выборе пути, по которому идешь. По-человечески живешь или по-скотски? Лишь ответив честно самому себе, можно построить честную и справедливую жизнь.
Закончив читать книгу, сижу и думаю, как бы написать так, чтобы заинтересовать побольше людей, которые прочитают эту книгу.
Эта сага о Людях, Войне, Любви. Перед нами предстает судьба семьи Савельевых из крохотной деревушки Михайловки.
Крохотная деревушка Михайловка, всегда будто закрытая от всего мира высокой Звенигорой и, несмотря на это, всегда пугливая какая-то, готовая, казалось, при малейшей опасности нырнуть в сырую темноту таежных дебрей.
Читала я, и будто видела своими глазами трех братьев, мелькали передо мной военные годы, вместе с героями я плакала за ушедшими в небитие героями, будто наяву видела своими глазами подстреленного немцами аиста, хотя мои глаза были в пелене слез. Царапали в клочья мое сердце и описание военных лет, вызывая мои рыдания, и я не стеснесняясь, ревела.
Война отошла в прошлое, кончилась она , казалось, давным-давно, а жуткие ее последствия встречались на каждом шагу. Не поднялись еще из пепла деревни, из руин города, по этим деревням и городам ходили на костылях инвалиды, почти в каждом доме висели, окаймленные человеческой печалью , фотографии тех, кого война , захватив страшным своим водоворотом , унесла навсегда, кто уже не увидит ни родных, ни близких, не почувствует буйных гроз , не услышит птичьего пения.
День сегодняшний никогда не похож на день вчерашний. Жизнь идет и все меняется в ней. И даже страшные годы войны не подавили в русских людях желание жить, любить. А ведь до Великой Отечественной войны, была гражданская, она эхом отзвучивалась и тут.
Читая эту книгу, невозможно пройти через всю горечь истории, но ведь не может так , чтобы все так было плохо! Конечно, несмотря на все беды , человек живет.
Покуда солнышко светит, жизнь не кончится, не замрет на земле-матушке.
Каждый герой этого замечательного произведения интересен, каждый притягивает к себе наш интерес. Даже Макар нас заинтересует своими жизненными принципами. Не оставят никого равнодушным и судьбы всех женщин романа, ведь незавидная судьба у каждой.
Хочу вам признаться, что фильм я не смотрела , вернее смотрела урывками, но никогда не смотрела его от начала до конца, по причине , что просто не смогла, жизненно тяжело, сейчас только понимаю, значит сейчас только пришло время посмотреть. И рада я , что именно сейчас прочитала книгу, будь это раньше, я не восприняла бы ее так, как поняла ее сейчас, для этой книги нужно вырасти, необязательно годами, душой.
В моей крови
Гудит набат веков,
Набат побед и горьких потрясений!
И знаю я-до смерти далеко.
И вновь зову веселье в час весенний...