Юкио Мисима (настоящее имя Кимитакэ Хираока, 1925–1970) — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель, автор сорока романов, восемнадцати пьес, многочисленных рассказов, эссе и публицистических произведений. В общей сложности его литературное наследие составляет около ста томов, но кроме писательства Мисима за свою сравнительно недолгую жизнь успел прославиться как спортсмен, режиссер, актер театра и кино, дирижер симфонического оркестра, летчик, путешественник и фотограф. В последние...
[...] человек больше всего увлечен путешествием, когда готовится к нему. Он богат мечтами и ожиданиями, но стоит отправиться в путь, и начнутся разочарования - богатство будет растрачено. Вот почему путешествия всегда так бесплодны.
..И танец этот нескончаем
Мир может быть изменен только в нашем сознании, ничему другому эта задача не под силу. Лишь сознание преобразует мир, сохраняя его неизменным. Вселенная навсегда застыла в неподвижности, и одновременно в ней происходит вечная трансформация. Ну и что толку, спросишь ты. А я тебе отвечу: человеку для того и дано сознание, чтобы вынести все тяготы жизни. Зверю подобное оружие ни к чему, он не считает жизнь источником тягот. Это прерогатива человека, она и вооружила его сознанием. Только бремя от этого не стало легче. Вот и вся премудрость.
Человек романтического склада относится ко всему интеллектуальному с тайным подозрением; именно в этом корень абсурдного увлечения, называемого мечтательностью. Ошибаются те, кто считает мечты игрой интеллекта. Нет, мечты - нечто противоположное, это бегство от разума.
Целомудрие - разновидность эгоизма, в основе которого лежит все то же физическое желание.
Почему вид обнаженных человеческих внутренностей считается таким уж ужасным? Почему, увидев изнанку нашего тела, мы в ужасе закрываем глаза? Чем это так отвратительно внутреннее наше устройство? Разве не одной оно природы с глянцевой юной кожей? Что же бесчеловечного в уподоблении нашего тела розе, которая одинаково прекрасна как снаружи, так и изнутри? Представляете, если бы люди могли вывернуть свои души и тела наизнанку — грациозно, словно переворачивая лепесток розы, — и подставить их сиянию солнца и дыханию майского ветерка…
"Затянувшиеся страдания что-то меняют в человеке. Он уже не может не доверять простой радости."
Миф о Прометее символически выражает ту мысль, что вся мировая скорбь зависит от больной печени.
Постоянные потуги изобразить себя нормальным человеком привели к тому, что та доля нормальности, которая была дарована мне природой, оказалась разъедена ржавчиной, и со временем я стал и эту, естественную, часть своей души считать притворством. Иначе говоря, я превратился в человека, который не верит ни во что, кроме лжи.
Истинная боль никогда не ощущается сразу. Она похожа на чахотку: когда человек замечает первые симптомы, это значит, что болезнь уже достигла едва ли не последней стадии.
"Череда любовных неудач настроила ее сознание на отторжение любви, как в случае выкидыша. Это превратилось в рефлекс, привычку. Каждый раз, когда она влюбляется, случается очередной выкидыш."
Ранней юности свойственно (и в этом ее беда) верить в то, что достаточно избрать своим кумиром Дьявола, и он исполнит все твои желания.
Прошлое не всегда тянет назад. В нем рассыпаны немногочисленные, но мощные пружины, которые, распрямляясь, толкают нас в будущее.
"... когда я являю окружающим свою подлинную суть, они почитают это лицедейством; когда же я разыгрываю перед ними спектакль, люди считают,что я веду себя естественно."
Сейчас эпоха всеобщих расставаний. Кого разлучает жизнь, кого смерть. Это уже становится скучным. Вам не кажется? Сегодня разлука тривиальна, а оригинальна как раз встреча. Она почти как чудо... Разве не чудо, что мы с вами сидим вдвоем и разговариваем?
У нас вошло в дурную привычку считать, что за самый крохотный кусочек блаженства непременно придется расплачиваться, причем дорогой ценой.
Любопытство не ведает этики. Возможно, это самая безнравственная из человеческих страстей.
Ошибаются те, кто считает мечты игрой интеллекта. Нет, мечты — нечто противоположное, это — бегство от разума.
В ее вялом, многословном признании я уловил подсознательную, по-женски парадоксальную потребность говорить вещи, которых говорить нельзя.
...иногда бесчувствие бывает мучительней самой острой боли.
Труднее всего мне давался первый звук слова, он был вроде ключа от той двери, что отделяла меня от других людей, и этот ключ вечно застревал в замочной скважине. Все прочие свободно владели своей речью, дверь, соединяющая их внутренний мир с миром внешним, всегда была нараспашку, и вольный ветер гулял туда и обратно, не встречая преград. Мне же это навсегда было заказано, мне достался ключ, изъеденный ржавчиной.
Когда идёт снег, мы снова чувствуем себя детьми.
И невдомек было бедняжке, что в отчаяние ее приводит скудость и несовершенство человеческих чувств вообще
Чтобы утолить голод, следовало поесть, чтобы утолить горе - поплакать.
Мысль о том, что он пьет стакан за стаканом и не пьянеет, приносила ему моральное удовлетворение