Рецензии на книгу «Пуп земли» Венко Андоновский
Мне очень не хочется писать отзыв на "Папокот на светот" (о как чудесно название на македонском, можно даже не переводить, ну какой "пуп земли", ведь папокот сочетает в себе всё, что надо, в нём и сила, и ласковость, и обоссанные тапки, и неистовый ор среди ночи, и непременные усы), но заметку оставить всё же придётся. Слишком много пришлось бы написать, если начинать анализировать каждый символ, а без этого никак, потому что "Пуп земли" — это порочное и прекрасное дитя Милорада Павича и Умберто Эко, причём непонятно, кого в большей степени, это "Имя розы" и все мозговыносящие восточноевропейские зарисовки сразу. Весь роман при этом — сплошное противостояние, конфликт я и мы, мужского и женского, пассивности и активности, чёрного и белого, фаллического ключа и вагилинической (ну а чем не слово, я сам себе Карамзин) замочной скважины, бабочки и паука (продолжайте эти дихотомические пары до бесконечности). Одна и та же история, рассказанная по-разному, перерождённая, переосмысленная, прожитая с другим телом, характером и антуражем, но той же сердцевиной.
Андоновский ничуть не похож на те безвкусные подделки, нагромождения слов и символов, которые кричат из каждого утюга постмодернистской литературы. Он сам по себе, хоть так и похож на кого-то там упомянутого мной в первом абзаце, не помню, кто там, шум в ушах мешает, в глазах рябит, где мои вещи, вы ничего не докажете. Деликатный и хитроумный, он рассказывает нам чисто по-борхесовски (сократим лишние буквы, пусть будет "по-бесовски), что сюжетов в мире ограниченное количество, а вдохнуть в них жизнь можно совершенно по-разному.
Речь и письменность крайне важны. Когда-то монахи верили, что каждая красиво выписанная ими буква — это чей-то замоленный грех. В по-славянски чудесатом мире Андоновского это действительно может быть так. А если не грех, то ключ. Или кусочек шифра. Не знаю, как вообще искать отгадку и на что в этом мире копий и оригиналов, религиозной криптографии и просто выноса мозга.
И я намеренно не буду говорить ничего про сюжет или образы, хотя они здесь тут очень чёткие, ничто не провисло, никто не расплылся, всё в фокусе. Потому что персонажи "Папокота..." пишут для того, чтобы забыть, пережить, перетереть в труху и перемолоть то, что с ними произошло, чтобы это стало переваренным и уже не таким настоящим, не так жалило и мучило. А я не хочу истончать чужой текст своими словами, тем более такой.
Долгий путь в фоксмобе, но я дошла. Спасибо irinuca за новую любимую книгу.
Монета, упавшая на ребро
В одной английской сказке король задает кентерберийскому аббату загадку: «Где середина Земли?». Не сносить бы, как это в сказках водится, аббату головы, если бы не бедный пастух. Он переоделся в одежду аббата и предстал перед королем. В ответ на его загадку он ударил посохом по земле и сказал: «Здесь». И был чертовски прав. Неважно чем стучать и где стучать, на берегах Туманного Альбиона или в гордой независимой маленькой Македонии. Где ты, там и центр, даже если ты не Соломон и не Дарий (первый плагиатор, как нам сообщают). Другое дело, что из этого следует, а вывести всего можно много. Особенно если начитаешься македонского постмодерниста, который не только здорово рассказал о старой идее, что мир – это текст, но еще и рецензию на свою книгу написал и вставил в эту же книгу, после этого мне уже как-то неловко писать что-то еще, что я лучше автора что ли?
Лучше – хуже, мужчины – женщины, слово – звук, символ – реальность, паук – кувшин. Вся книга состоит из попарных полярных противопоставлений. И очень важно как смотреть и с какой позиции. Это как картина Тивадара Костки Чонтвари «Старый рыбак», увидишь на ней Бога или Дьявола, зависит от того, к какой половине приложишь зеркало.
Вот и к книге такой же подход. Можно увидеть эзотерическую сказку в первой части произведения и историю несчастной школьной любви во второй. Но можно посмотреть иначе. И увидеть символ во всей его красе и безобразии, настоящее превращение текста в реальность, а реальности в текст. Когда буква «Ж» (самая разлапистая и цепкая буква алфавита) превращается в паука, который плетет и плетет свою сеть. И читатель попадается в эту сеть, и, сам того не замечая, соблазняется силой авторского слова. А итогом соблазна будет блуд, а итогом блуда будет человек-паук новый сказитель Илларион, который поведает, что чтение – работа опасная, можно сказать подвиг. А может быть до Иллариона дело не дойдет, будет лишь пожелтевшая тетрадка юношеских стихов о любви и фиолетовая, как прекраснейшее из видений, молния, убивающая мужчину среднего возраста, сумевшего хотя бы раз в жизни помочиться на этот мир. Хотя это жест грубый, народный и так нельзя. Или можно? Что совершенно необходимо справить нужду на собственный памятник – с этим давно разобрались, а как быть с электричкой?
Читатель, Ваше сердце полно молчания или тишины? (Да-да, отсылка к Павичу, я не скрываюсь в отличие от некоторых). Но ведь где-то в глубине осталось у Вас воспоминание о трогательной (и ужасной) школьной влюбленности в девочку с косичками или мальчика (без). Забыть невозможно. Как невозможен хлопок одной ладонью. Невозможна упирающаяся в небо лестница, девять шагов до заветной двери, сонм ангелов и голос свыше: «Я Господь, Бог Авраама, отца твоего…» ну и так далее, кто любит спать на камне, знает, что там в следующей серии. Как невозможно гулять по воде, не повисев на кресте. Как невозможно стать мужчиной, не бросив вызов обществу, пусть даже в лице уродливого физкультурника (и не говорите мне про джип, голую задницу и любимую девушку в чужих объятиях). Партия сказала «надо», герой не ответил, перешагнул через лестницу и стал подниматься выше и выше к небу, пока не достиг вершины мира, пупа Земли, и там не было счастья, одно лишь горькое вино (без звезды, дыма и чая).
Я не люблю цирк. Но это единственное место, где не только камень может сделаться хлебом, но и хлеб камнем. Место, куда ведет надпись «Только для сумасшедших», куда стремятся все губящие свои дни робким и примитивным способом жить. Где женщина может быть чашей, а видение сказкой. В цирке прячется Лествичник от мира снаружи, чтобы обрести мир внутри. У монастыря та же функция, но цирк серьезнее. У всего есть тайна, у мира – в потайных комнатах и древних мозаиках, у цирка – в разнице между тренировкой и выступлением. Есть второе дно у старого чемодана, прячущего рукопись, есть загадка у замка, который открывается не только железным ключем, но и золотым.
Всех давно волнуют вопросы подлинности и подделки, оригинала и копии, единичности и множественности. Если заменить все детали корабля, будет ли Тесей владельцем? Если построить копию гротов Ласко, сможет ли она заменить оригинал (этот, как его, на букву «Б», об этом целую книгу написал). Если нарисовать копию с копии с копии картины огня, то станет ли пламя менее жарким? Если роман В. Андоновского переведен на несколько языков, значит ли это, что в каждом из них теперь существует своя отдельная книга? (Попутный вопрос, если в латинском алфавите отсутствует буква «Ж», значит ли это, что в Латинии нет пауков?) Если в начале текста всегда стоит «Я», то теряет ли человек индивидуальность, подписав заявления о вступлении в партию?
На этот и многие другие вопросы, Вы, единственный и неповторимый читатель, не найдете ответов в книге. Но прочитать ее все равно стоит ради языка, языковой игры, играющего философа, философской мысли, мысленного эксперимента, экспериментального романа, романизированной истории, исторической непрерывности и непрерывного и непрекращающегося языка. А еще можно понять или заново переосмыслить, что есть символ, что есть слово, чего на свете вовсе нет. И подумать об эквивалентности, конечно. Многое повторяется в жизни, мы читаем похожие книги (даже с совпадающими героями), мы знакомимся с похожими людьми, мы похоже влюбляемся и похоже любим кого-то. Похоже, но не эквивалентно. Это как следы на парте, оставшейся навсегда в прошлом:
Школьная сказка
Следы нашего расставания
На дорожке, где мы ходили,
Уже новым асфальтом залили.
Лишь остались на задней парте
Знаки, будто мы расстояния
Отмеряли на старой карте.Икс и игрек, минус и плюс,
А под ними, где профиль твой,
Нацарапанное «Я люблю…»,
Зацарапанное — кого.
Здесь нас нет с тобою давно,
Только парты как монументы.
Плюс и минус слились в одно,
Так близки, но не эквивалентны.
Долгая прогулка - 2018. Декабрьский финал. Команда "Кокарды и исподнее".
Сочинение — это сеть паучья, круг, ноль совершенный, в котором содержится все, из которого все исходит и в который все возвращается, как из утробы женщины, буквы «Ж», ею рождаемое исходит…
Честно говоря, я до этой книги даже не подозревала, что есть такое государство Македония. Изо всех осколков Югославской Федерации, оно меньше всего привлекает внимание. Теперь же я знаю, что в этой маленькой стране есть, по крайней мере, один большой писатель, писатель мирового уровня. Хотя впечатления от «Пупа земли» у меня остались довольно странные, я продолжаю его переваривать.
В начале это был полный восторг. Я думала, что нашла книгу книг, текст текстов. Это книга-провокация, подвергающая сомнению свое собственное право на существование. Книга-загадка, книга-пазл, книга-мистификация, книга-издевательство. Средневековая история летела, как корабль под всеми парусами, она бросалась на ошеломленного читателя (на меня!) словно орел из поднебесья на добычу. Хлопая глазами, я заглатывала все наживки и чувствовала себя на крючке. И даже трепыхаться не хотелось, я просто отдалась этому тексту-реке, позволяя тащить себя через все извивы сюжета, собирая по крупицам трактат по герменевтике, разменивая слова на буквы, пытаясь отыскать паука в центре сотворенной им паутины. Но паук все время ускользал. Он прикидывался то автором, то текстом, то женщиной, то буквой. Он нес на своей спине мир, и сам становился миром. К слову, пауков в этой истории слишком много, страдающим арахнофобией на ночь лучше не читать.
А вот на второй части я вдруг откровенно заскучала. Волшебство разрушилось, и мы оказались в той самой Македонии, вдруг откуда-то (из бывшей советской паутины) появившейся на карте. С ее партийным духом, местечковым – заимствую слово у автора –менталитетом и незримым призраком Кундеры, разумеется, не случайным. Невыносимая легкость… Просто невозможная. Чуть не бросила читать, но потом привыкла. Тем более что любовь – она везде любовь, в какую страну и эпоху ее не помести, хотя любовь к девушке-активистке – это несчастный случай по умолчанию. И будь ты семи пядей во лбу, как царь Соломон (а наш герой именно такой), ты бессилен перед ее анкетой. Песнь песней здесь не поможет.
Дочитывала я книгу с осознанием, что это шедевр, но он меня больше не цепляет. Творец искусен, он проделывает виртуозные штуки с текстами, составляет мозаику каждый раз по-новому, передвигает мир из-под носа у читателей. («Я, паук, создатель наказанный: я, Сказитель, я, Мозаичник. Скрипи, визжи, вселенная, но я нитку за ниткой распутаю паутину вселенскую, узлы ее, и из утробы своей, через уста свои, новую сплету»). И пусть! Я-то осталась в старинном романе, как будто все кончилось еще тогда, и уже ничего не изменить. Пуп земли он всегда на том же месте, но окутан густой паутиной слов, и бесполезно дергать за ниточки в надежде, что одна из них приведет в центр мироздания. Все они ведут к новым словам, умножающим письмена. Остается закрыть книгу и отпустить эту историю…
Но каждая нить, которую ты выберешь, ведет к середине, к смерти читающего, а это означает, что не нужно бояться, что идешь не по истинному пути в клубке слов, ибо все нити начинаются и заканчиваются в середине, ибо блаженство смерти при чтении наступает, когда закрываешь обложку прочитанной книги, ибо здесь, в этой точке, в середине, глаза в глаза с раскаленным пауком, с источником Слова, и ты заканчиваешься, и ты свободен, как никогда, как будто ты мертв, как будто почил в Бозе.
Пуп Земли — космологическое понятие центра мира в различных религиозно-мифологических традициях.
(Википедия)
Совершенный образец современного постмодернизма в его лучших традициях: интертекстуальность, мозаичность, отсылки к Павичу, Кундере, Бодрияру, Эко и самое главное, пожалуй, красной линией по всему тексту – Песнь Песней. Но это, безусловно, очень и очень филологический роман: мир как текст – это особенно ярко и четко рисуется в первой части – Византийской, в которой поиски Слова, различия между Звуком и Значением Слова абсолютно четко отсылают читателя в лингвистику и в семиотику. И это – прекрасно!
Вообще весь роман напоминает мозаику, которую читателю предстоит собрать из разрозненных мелких кусочков смыслов, историй, притч – как мы из звуков собираем слова; потянув то за одну ниточку то за другую выйти то на один смысл то на другой, пока не придёшь к своему собственному пониманию романа. Из малого сложить целое, как мы сами, каждый из нас - индивидуален и неповторим, но вместе мы создаем прекрасное целое - мир. На текст романа можно смотреть с разных углов зрения и в зависимости от того, откуда ты будешь смотреть, можно увидеть скрытое, а можно увидеть явное. Разделение романа на несколько частей: Византийская часть, современная Македония, показания Люции, рецензия на книгу и сборник стихов Яна Людвика – это и есть та самая мозаика, из которой, передвигая разрозненные кусочки, можно собрать свой Пуп Земли. Найти свою точку отсчета. Поиграть с текстом и со смыслами.
Где же он находится Пуп Земли? В какой точке бытия или космоса существует это место отсчета, пересечение оси координат нравственного выбора человека? Может быть, в безграничности всего сущего: в Женщине, в Боге, в самой Жизни, в Любви? А может быть, центр Вселенной в самом человеке? Космос внутри каждого из нас. А может быть Пуп Земли – это Любовь? Любовь мужчины к женщине, брата к брату, к Богу, человека к жизни, любовь, которая преодолевает ненависть. Любовь, из которой пьешь как из чаши познания. Наедине с миром. Без посредников и Хора. Только ты и Пуп Земли.
Насколько любое партийное движение обезличивает, создает серую массу одинаково думающих и чувствующих людей. Насколько Власть может быть безжалостной и беспощадной.
Хорошие вопросы на которые поучительно искать ответы, но только наедине с собой.
...человек должен познавать себя всю жизнь, ведь его возможности гораздо шире, чем он сам думает и чем своими дипломами и документами говорит ему общество.
Спасибо громадное Даниил alsoda за столь прекрасный совет.
alsoda
Какая необъятная вещь. Безумно красивый роман, состоящий из разрозненных кусочков и различно обыгранных частей. Это волшебство и магия слова и текста... Мир как текст, который мы читаем, и проникаем в самую его суть лишь со временем. Это игра словами и образами, намеки и аллюзии, это невзначай оброненные фразы, которые постепенно позволяют собрать всю картинку воедино и замереть от восторга. Это история о вечном и непреходящем, поэтому окунаясь в самый ее центр и погружаясь все глубже начинаешь тонуть в размышлениях о смысле бытия. Это история стара как наш мир. Она изобличает людские пороки и глаголит истину. Возвышает яркую индивидуальность и показывает всю ограниченность Власти и Партии. Она заставляет задуматься о том, что каждый из нас ищет ту самую точку равновесия, тот самый центр мира, тот самый Пуп Земли, чтобы обрести себя. А пока ищем мы познаем свои возможности, которые намного шире, чем нам кажется...
Три части сильно отличаются стилистически и вместе с тем они единое целое. И в один миг ты видишь это целое. Ведь всему свое время и место в хаосе мироздания. Первая часть - шикарная стилизация. Авто исследует Слово, Звуки, Письменность... Там и тут разбросаны по тексту мудрые изречения. Вместе с автором мы погружаемся в пучину Зла и сдвигаем Вселенную. Эта часть, выполненная очень и очень эффектно, чем-то напомнила мне У.Эко и его "Имя розы", но лишь отдаленно. Вторая часть - это современный мир. Это поиски своего пути яркой индивидуальности, которая способна расшатать устои серости и ограниченности. Третья часть, наверно, самая обычная и привычная. Показания одной из героинь, вид с другой стороны.
Для каждого человека существует свой центр мира, который не каждому дано найти. Кто-то несется по этому миру вскачь, кто-то прощупывает его, кто-то живет как все в ограниченном мире и его это устраивает. Эта необычная вещь может встряхнуть своим волшебством и магией и заставить задуматься о вечном. Про такую вещь думаю можно сказать, что она уникальна и талантлива. Прекрасна и незабываема. Умна и мудра бесспорно. Это какой-то мистический сплав У. Эко, М. Павича (только на мой взгляд легче для восприятия) и М. Кундеры (теперь я просто обязана прочитать его "Шутку").
В общем это не роман. Это мозаика из разрозненных кусочек и сплетений человеческих чувств, страстей и пороков. Это путешествие в саму бездну. Это просто космос.
Ах, постмодерн, постмодерн!..
Роман македонского писателя Венко Андоновского "Пуп земли" - настоящая шкатулочка с секретом, обладает или страдает, кому как больше нравится, всем тем, чем обладает или страдает классический образец литературного постмодернизма. Судите сами: превознесение текста над всем прочим, аллюзии на известные литературные произведения, например, "Шутку" Миланы Кундеры и "Песнь песней" Соломона, литературная мистификация, прием "роман в романе", вкрапления магического реализма, появления самого автора на страницах книги... Чего здесь только нет!.. Но всегда ли набор этих штучек срабатывает, производя на свет новый постмодернистский шедевр? Мне кажется, что в данном конкретном случае либо чего-то не хватило (может быть, идеи?), либо случился перебор, когда сюжетные хитросплетения и лингвистические уловки полностью заслонили саму суть.
Итак, в самом начале некий господин Людвик, бухгалтер, решается издать роман своего брата-самоубийцы, присовокупив к нему дневник покойного, письмо его бывшей возлюбленной, тетрадку со школьными стихами и еще парочку документов - отзывов на роман известных македонских литераторов, в том числе и самого Андоновского. Бухгалтер-издатель сознается, что его брат нередко грешил плагиатом и испытывал влияние такого мэтра, как Милан Кундера, поэтому имена всех героев дневника будут заменены на имена героев "Шутки" того самого Кундеры. Таким образом, автор, то бишь Андоновский, решает примерить на себя сразу несколько лиц-масок (к слову, маска - один из важнейших символов книги) и здесь, на мой взгляд, прокалывается первый раз. Голоса писателя в романе и в дневнике, голос издателя, голос Люции - все они абсолютно идентичны. Если задумывалось многоголосье, то его, увы, не получилось. Единственный выделяющийся своим своеобразием фрагмент - рецензия Андоновского, словно, сбросив маску, он обрел свой истинный голос.
Если отбросить маленькие вставочки, то книга делится на две большие части: "Роман" и "Дневник". Оба они ведутся от первого лица (не самый мой любимый прием). В первой части византийский монах Илларион, сказитель и мозаичник, рассказывает нам о древнем проклятье, зашифрованном в загадочной надписи в потайной комнате. Войти к комнату можно лишь трижды, дабы не навлечь на царство страшные беды, а любой вошедший - обречен. Но в центре повествования отнюдь не комната с проклятьем, а чувство вины Иллариона, который ради мнимых семейных уз предал своего друга и учителя Философа. Честно говоря, Илларион успешно наводит тень на плетень, нагоняет мистического туману, а главное, действует совершенно нелогично. Спойлер: зачем Иллариону спасать Стефана ценой дружбы с Философом? Потому что он его брат? И что? Отношение Стефана к Иллариону совсем не братское, а сам Илларион узнает о родстве что называется вдруг, у него нет никаких причин испытывать нежность или благодарность к этому хитрому и подлому человеку, наоборот, до открытия сей тайны чувства Иллариона к Стефану прямо противоположны. В то же время, Философ сделал для Иллариона очень многое. Сей поступок остался мне непонятен, и моральная дилемма оказалась высосанной из пальца. Конец спойлера.
Вторая часть, дневник, намного интереснее первой. В ней перед нами предстают переживания молодого человека, безответно влюбленного в первую красавицу в классе. Действие происходит в Македонии в году эдак 1997, спустя 6 лет после развала Югославии. Есть ряд временных нестыковок, ведь если Андоновский опубликовал "Пуп земли" в 2000, то некая часть книги приходится на будущее. Хотя, возможно, так и было задумано. Все это не слишком-то важно, ведь история любви Яна Людвика к Люции Земанек действительно увлекает и заставляет сопереживать. Старая истина - "сердцу не прикажешь" - оказывается верной и в новой Македонии. Талантливый, тонко чувствующий мальчик влюбляется в красивую девочку, слишком ограниченную и глуповатую, чтобы оценить привалившее счастье. Людвик далек ей и физически ("Мне он не нравился: очень волосатый был, а у меня от природы отвращение к таким мужчинам") и духовно, ведь Люция - часть Партии здорового духа, положения которой претят Яну. Борьба личного и коллективного, интимнейших чувств и партийной идеологии могла бы стать прекрасной основой для романа. Могла, но не стала. Кроме символа паука других связующих между частями я не увидела, и прекрасная повесть повисла в недоумении между другими искусственными деталями.
Андоновский, безусловно, прекрасный стилист, он великолепно владеет языком, и читать его - удовольствие. Я без малейших колебаний порекомендую "Пуп земли" всем интересующимся качественной современной прозой в надежде, что они объяснят мне, о чем же все-таки эта книга.
В рамках Долгой прогулки 2016 с командой "Выстрел с монитора". Спасибо DzeraMindzajti и Rita389
Мир через призму буквы Ж
Книги суть бездны; когда их читаешь, каждый читает на той глубине или высоте, до которой поднялся его дух.
Мой дух не то чтобы поднялся до уровня Андоновского, но в его сферу влетел, только вот, пребывая там, мы несколько отклонились в разные стороны, из-за чего возникло легкое непонимание, ну или, скорее, недоумение.
Не знаю, кому и почему пришло в голову сравнить автора с Умберто Эко, хотя, быть может, появилась тенденция поминать великого при всяком более или менее масштабном произведении, замешанном на истории и силе буквы. В общем, пусть прочитавший аннотацию не обманывается, но книгу все-таки возьмет – вещь любопытная. Особенно если вы любите непостоянное время, зыбкое и перетекающее, проявляющееся то тут, то там, так что весь мир представляется одним таким большим комом с общим центром, пупом земли, чего бы и нет, по которому катятся одни и те же персонажи и события.
Про якобы посмертную публикацию якобы найденных рукописей вам издатель рассказал, так что поехали сразу к делу. Первая часть книги погружает нас в полуфэнтезийную Византию. Некий монах, Илларион Сказитель, слабая и трусливая душа, которую подмяли под себя алчные до власти и славы, рассказывает нам странное о себе самом и о комнате, в которой затаилось Слово, отбросившее проклятие, как верится, на род логофета. Мудрый Философ пытается распутать эту тайну, благо он знаток в чтении неизвестных языков, но интриги, препятствия… Главное из которых – слабохарактерность рассказчика.
Эта линия мне понравилась особенно. Так как описываются времена давние, и описываются довольно зыбко, не возникает ощущения, что читаешь нечто фантастическое. За грузом прошедших лет история кажется реальной и нереальной одновременно. Мало каким авторам удается провернуть такой номер, и среди таковых, кстати, да, Умберто Эко (роман «Баудолино»). Да и сюжет о всемогущем Слове и изначальности звуков очень хорош и по-своему красив. А необычные характеры персонажей хоть и заставляют поскрипеть зубами, но, надо признать, добавляют необычности. Не все ж о картонках читать! А тут, пожалуйста, и слабенький духом Илларион, и рассудительный Философ, и редкая сволочь Лествичник, и падкий на речи логофет.
И вот погружаетесь вы, значит, в Византию, но автор беспощадно набрасывает на нее исповедь Яна Людвика, современного молодого человека без царя в голове, который влюблен в прекрасную, но, увы, преданную Партии Люцию и может здорово держать равновесие. Какая тут связь, отчаянно думаете вы, где я вообще, но постепенно детали и намеки проступают, как тушь через бумагу, и понимаешь, что история, в общем, очень похожа, только надо суметь ее разглядеть за нынешними декорациями.
А потом идут «приложения», которыми автор, на мой взгляд, все подпортил. Но ладно, не суть.
Идея получилась интересная, написан роман здорово, однако ему чего-то не хватает, причем в разных местах. В обеих частях постоянно что-то провисает, не договаривается, нуждается в конкретике, дополнительных подробностях. Стойкое ощущение недоработанности возникает еще по ходу чтения, так что и задумываешься, а не стоит ли отложить книжку, уповая на то, что выйдет более качественная редакция. Лично мне такие приемы не по душе.
И все же «Пуп земли» очень увлекательный и неуловимо завораживающий. Как будто Андоновский смешал всего понемногу – истории, слов, любви, фантазии и легкой психоделики – и разровнял все по страницам, причем непосредственно в форме буквы Ж, все равно что паучка нарисовал. Дивно!
Долгая прогулка 2018, команда «Урбан и К°», декабрь
Сейчас очень любят писать на разной продукции "два в одном", "три в одном", "семь в одном". Последний увиденный пример заставил меня сильно задуматься в 6 утра, что само по себе уже подвиг - тюбик зубной пасты гордо гласил "всё в одном" и родил довольно затейливую цепочку ассоциаций. Постмодернистский "Пуп земли" в этом смысле очень даже в тренде - на обложку можно запросто приклеить яркий стикер "сколько-то-там в одном". Стилизация. Мистификация. Интертекстуальность. Я отлично понимаю, почему эта книга была высоко оценена и критиками, и читателями - для первых здесь есть прекрасный слог и высокие материи, для вторых - ещё и увлекательность (потому что идите вы лесом со своим слогом, если на ста страницах текста вообще ничего не происходит). Роман заглатывает с головой и пережёвывает тебя со всеми твоими знаниями, представлениями и понятиями, что-то подтверждая, а что-то ставя с ног на голову (или возвращая на ноги?).
К мистификациям я в общем равнодушна, поэтому меня, в первую очередь, покорили блестящая стилизация и изумительно выверенная структура. Первые две части романа, составляющие его основу и в общем самодостаточные - это словно слегка искажённое зеркальное отражение, словно тот посмертный портрет дочери правителя, запечатлённый сначала в зеркале, а потом в мозаике - черты узнаваемые, но другие. Вторая часть романа, современность, глядится в первую словно в зеркало. Связь очевидна, пусть декорации и меняются - и, кажется, я не встречала ещё произведения, в котором настолько разные, на первый взгляд, фрагменты так искусно сплавлялись в единое целое. Те же типажи героев: Сказитель-главный герой; Стефан-Физкультурник; буква Ж-Люция, она же госпожа Ж., имя упомянутое в предисловии, но его истинный смысл раскрывается лишь по итогу (и кажется, я никогда уже не смогу спокойно смотреть на букву Ж). Те же цепочки идей: чаша-пуп, дьявол-сторонний наблюдатель. Те же символы: буква, паук и паутина, мозаика. Те же вечные темы: подчинение и бунт против власти, решиться на который может не каждый; соблазн и попытки устоять перед ним; любовь как двигатель жизни, ведущий то к разрушению, то к созиданию; равновесие, которое иногда невозможно удержать; путь к знанию, ценность знания. Последнее характерно больше для первой части - стилизации под средневековое церковное сказание, от которой я в полнейшем восторге. Наткнись я на фрагмент этого повествования, запросто могла бы решить, что оно написано именно тогда, в IX веке, в год 6372 от сотворения мира. И дело, конечно, не только в антураже, тексте, стилизации, форме подачи, но и во внутреннем - в явной морализаторской составляющей, столь характерной для произведений тех лет, в искажении картины мира, в смешении реального и ирреального, для которых мышление не делало разницы. От сцены превращения монаха, пытавшегося расшифровать загадочную надпись, в буквы у меня просто мурашки по позвоночнику - настолько это реально. А диалоги Философа и Логофета, Философа и Стефана о языке, буквах и значениях?.. Да это же путь от нуля, полного незнания к озарению, кропотливой работе, дешифровке и, наконец, интерпретации, поиску смысла. Это работа, с которой сталкивается любой переводчик древних текстов, виртуозно перенесённая от письменного стола в сферу художественного вымысла.
Вторая часть, пожалуй, более динамична и актуальна - всё-таки речь идёт о подростках, о первой любви, первых стихах, поиске себя в условиях, когда весь мир против тебя (а нам всем так кажется в определённом возрасте). Но несмотря на то, что эта часть явно более близка нам, современным читателям, несмотря на гениальную карикатуру на "здоровый народный дух", я всё-таки покорена первой, с монахами, тайными комнатами и видениями. И не могу не отметить самоироничный финальный аккорд - рецензию господина Андоновского на собственный роман, якобы написанный другим человеком. Он так здорово подметил некоторые очевидно слабые места, так разбил в пух и прах отдельные фрагменты, что я даже простила ему корявое вплавление в текст Бехистунской надписи.
Кажется, македонскую литературу пора вписывать в число любимых.
Книги суть бездны; когда их читаешь, каждый читает на той глубине или высоте, до которой поднялся его дух.
Не припомню, чтобы я читала до этого произведения балканских авторов (конечно, за исключением Павича), а о македонской литературе я вообще молчу. Тем интереснее мне было узнать, что это за зверь и с чем его едят, не говоря уже про привлекательную обложку с особым указанием на неизвестную мне доселе (да и вообще, думаю, мало кому известную) премию Балканика.
Конечно, к чтению я приступала достаточно настороженно, но к моему удивлению и радости, разочарования я не испытала, наоборот, оказалась полностью поглощенной этим необычным произведением. Надо сказать, что сама книга представлена как случайно найденное произведение в вещах погибшего циркача его братом, который затем и решил его опубликовать, а сама книга состоит из трех совершенно разных, но таких похожих частей. Не может быть совершенно разного, но похожего? Ха, как оказалось, может.
В первой части перед нашим взором предстает древняя Византия с ее кесарями и монахами, такими набожными и смиренными на первый взгляд, но таящими ядовитые кинжалы под сутанами. Удивительное погружение в мистическую атмосферу раннего средневековья. Легенды и придания, быль и не быль, там, где так легко поверить в необъяснимое. Конечно, мне не мог вспомниться Эко с его "Именем розы", и, хотя по моему скромному мнению, с Эко в этом плане сравниться невозможно, у Андоновского получилось совсем не дурное повествование. Затем декорации резко сменяются и мы попадаем в современную Макенонию. Со своими тревогами и проблемами. Молодой семнадцатилетний школьник страдает от любви к однокласснице, которой он, в общем-то нравится, но между ними становится Партия. Именно так, с большой буквы. Власть и политика стремятся подчинить жизнь молодых людей и направить его по чужому и чуждому руслу, но чувствует это только Ян, задыхаясь в этой лживой атмосфере притворства. Он молод и он бунтует. Третья же, совсем небольшая часть повествования представляет собой допрос на суде именно этой самой когда-то молодой девушки по причине скоропалительной кончины Яна. Они выросли и поняли свои прежние промахи и ошибки юности.
Казалось бы, что общего между этими тремя частями? Нечто неуловимое, атмосфера, чувства и, какая-то сопричастность. То, что волновало людей многие столетия назад, никуда не ушло. Проблемы все те же - хоть прям сейчас начинай верить в реинкарнацию душ - настолько мы повторяем судьбу наших предков.
Македонский коктейль получился очень неплох и приятен на вкус: щепотка мистики, обильно полить притчами и поучениями, сдобрить вечными и актуальными проблемами, взболтать, перемешать и подавать к столу) Очень неплохо! Рекомендую!)
Спасибо тебе Валюш, neraida , за чудесный подарок!
Копия копии
"...that it's all in your head!"
Gorillaz
Дисклеймер. Этот текст может показаться полнейшим абсурдом и бессвязным бредом, если вы не читали книгу.
В отрыве от первоисточника лучше не рассматривать.
Я нормальный.
Сначала я подумал, что это очередная евангельская вариация в беспощадных корявых лапах постмодернизма. Вариация до безумия извращённая: приход мессии и двенадцать учеников, только предаёт его не один, а все кроме одного. Ну, с чем ещё у вас ассоциируется число двенадцать после всего, что было, да после Блока в конце-то концов... Далее по тексту: на самом деле его не предают одиннадцать, они просто к нему в меру равнодушны или события не совсем объективно освещаются рассказчиком, ведь то что было на самом деле — оригинал, утеряно навсегда, рассказ же — всего лишь извращённая копия правды, никогда не воспроизводящая действительность, а подменяющая её. На самом деле то, что было, того уже нет и есть только рассказ и передаёт он прежде всего то, что хочет рассказать рассказчик, который воспроизводит эту историю с претензией на действительность, в то время как она всего лишь копия, о чём он сам всю книгу говорит. Однако, копия — это не плохо.
Ещё на такую библейски-аллегорическую волну настраивает тон повествования, куча намешанных цитат из библии, или Библии, некоторые отсылки к действующим лицам иудейской истории зари человечества, язык текста, стилизованный под священную историю. При чтении ощущал себя Индианой Джонсом в шляпе, которые ищет разгадку проклятой комнаты и непонятных надписей, пытается разгадать смысл фрески и между делом вляпывается в дополнительный квест, чтобы найти ключ к разгадке тайной надписи; только всё это копия копии. Присутствуют обильные вкрапления того, что нынче модно называть магическим реализмом, или реалистическим магизмом, что немного выводит восприятие текста на уровень аллегорической притчи или на чём там находиться наш уровень испорченности-образованности. Впрочем, это всё была всего лишь первая часть книги, первая копия с копии. После этого проходят сотни или тысячи лет (а может и не проходят совсем, ибо время в контексте данного произведения штука сомнительная) и мы слышим другую историю — которая из них правда, которая вымысел не известно, что на самом деле тоже не важно.
Может обе врут?
Кстати, там часто всплывает слово "реинкарнация", так что может обе истории абсолютно истины и нет никаких копий, а есть только неповторимые оригиналы?
Впрочем, если перевернуть книгу кверху ногами, то текст тут скорее о такой вот родной и интересной для меня штуки как рецепция текста — неожиданно? Да, именно этим я и занимаюсь последние пару лет (переворачивал книги? — А. П) своего существования. Об этом кстати и вся Лайвлиба, о том, что все читают по разному: кто-то в Анне Карениной видит несчастную женщину (мужики козлы!); кто-то бессовестную самку и так-ей-и-надо; а для кого-то это роман об обманутом муже (бабы стервы!); или о счастливой семье той барышни, которая-таки под поезд не бросилась, выжила и родила Лёвину ребёнка; а кто-то этот роман вообще не читал и это тоже, кстати, та ещё рецепция текста (всё время находясь на Лайвлибе думаю о том, чтобы начать писать рецензии на книги, которых я не читал, дав тем самым начало движению, кхм, новых иконоборцев — А. П.)
Так вот, взявшись за свой кристальный шар (за два! — А. П), как я это вижу: книга о точках зрении, о рецепции. О том, что читая одну книгу, даже одно слово, все это видят по разному, или по-разному. Во второй части книги вся эта тема с рецепцией переносится на отношения мужчины и женщины, это становится как бы расшифровкой первой символической легенды. Женщина — текст для мужчины; женщина — генератор знаков. Впрочем, — любой человек это текст, который надо читать. Об этом там было. Мало знать буквы, надо уметь их правильно понимать, мало знать слова, надо ещё знать, что обозначают они как знаки, как символы, что они значат в комбинации; а ещё, важный момент, о важности точки, с которой мы смотрим на происходящее (положение Дьявола с фрески, например) — с некоторой точки, при небольшом смещении, возможно совсем ничего и видно-то не будет. Такой символический обмен постоянно возникает в отношениях людей. За каждым словом и жестом стоят десятки других, не сказанных слов и мыслей. О том, как они будут восприняты, и будут ли вообще они увидены, и есть эта книга.
Она про восприятие знаков, про символы.
Не даром первая часть носит такой исключительно мистически-символический характер.
Вторая толстая и показавшаяся мне интересной тема, которая проходит в книге, это значение слова "я". Тема "я" мутирует в исследование-размышление на тему растворения "я", безличного, массового, роли одного "я" в массе и пр.
Что это значит, когда ты говоришь — "я"?
Подразумеваешь ли ты под этим то же самое, что говорит другой, называя тебя "ты"? Банальные вопросы, конечно, на который много спекулировали. Противопоставления своего "я" в твоём сознании с отражением твоего "я" в сознании другого. Любой человек, воспринимающий тебя, это кривое зеркало... ну или ты сам кривой транслятор себя, так-то.
Интересный момент во всей этой теме про "я" — тема индивидуального и массового. Или в более интересном развитии этой темы — массовое и элитарное. Массовые идеологии не зря продвигаются в массы. Откинув теории заговора, не для того, чтобы легче управлять массами, а, скорее, для того, чтобы дать массам хоть какое-то мышление. Немного Бродского:
"Да. Лучше поклонятся данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице"
Да, для того, чтобы были хоть какие-то перила, за которые можно удержаться, когда ноги стоят не крепко, а голова работает не стабильно, или нестабильно и некрепко. Не каждый может сам идти, не каждый может думать, но и не каждому оно и надо.
Страшная картина в семь миллиардов шагающих в разные стороны идиотов (тут у меня на рандоме заиграла песня Nile - Utterances of the crawling dead, в которой есть нечто зловещее, неплохой саундтрэк для "семи миллиардов шагающих идиотов").
Книгу, как она сама заявляет об этом на протяжении всех своих предложений, можно прочитать по разному, или по-разному.
Эта книга об отношениях; эта книга о месте в жизни; эта книга символическая игра; эта книга о символической игре; эта книга об обмене знаками; эта книга о симуляции. Ещё эту книгу можно прочитать как книгу о здоровом и нездоровом патриотизме; о борьбе с фантомами ("В ожидании варваров"). Отношения меня в виду возраста не интересуют, патриотизм в виду полной аполитичности меня тоже мало зацепил, отношения со своим я и толпой меня тоже (по причине психиатрического характера — А. П.) мало трогают, а вот симуляция (опять же в виду возраста и прочих психических неуравновешенностей) стала интересной темой.
Эскапизм. Цирк или монастырь — варианты сбежать от суровой действительности, порвать с внешним миром и как бы заново родиться (вспоминаем слово ре-ин-кар-на-ци-я), принять на себя новые функции, отказаться от старых. Любой достаточно закрытый социум может послужить для этой цели: секта, профессиональный спорт, наркотики, алкоголь, интернет, Лайвлиб.
Как на днях написал мне мой товарищ по несчастью Андрей, или carbonid1: "We all want to escape from reality sometimes, but the way we do it defines who we are". Да, пожалуй надо тоже бросать всё и уходить в цирк... к клоунам вокруг я уже давно привык! — А. П
Каждая часть книги — копия.
Копия копии, ни одна из которых не отражает действительности, которые сами собой являются оригиналами и скрывают то, что универсальной истинной копии просто не было и нет.
Каждый момент уникален, каждая вещь — уникальна.
Первая часть — символическая картина, нездоровая фантазия о жизни. Вторая часть — картина с точки зрения Дьявола, если следовать логике первой части, в которой он и раскрывает часть символов; так получается, если соотносить части книги. Третья часть — картина с точки зрения паука. Это, конечно, безумие, но если прочитать роман, то это становится понятно. Почему паука? Потому что паук сам себя не видит в общей картине мироздания; Люция в одном из эпизодов так и говорит, что она никогда не видела мозайки с пауком, а сам Ян обозначает её во второй части брошкой с пауком.
Я ничего в этом абзаце не понял! — А. П.
Немного в оправдание частого употребления слова "симуляция".Частично ключом к пониманию романа служит послесловие, которое совсем неиллюзорно называет Бодрийяра и проскакивают слова симулякр и симуляция. И это многое объясняет, если конечно быть хоть немного в теме.
Символическая дань уважения автору. Написал эту рецензию и переписал её с нуля, чтобы это было именно той "копией копии" о которой так много речи шло в тексте; и она уже получилось той — другой, — а вот оригинала, настоящей рецензии вы никогда уже не прочитаете, так-то!
Раздаётся безумный смех А. П., ответственного за всё это безумие.
Книгу ставлю на полку "постмодернизма" в своём рейтинге рядом с Бодрийяром, Сорокиным и Липскеровым.
Авэ симуляции!
С. П.
и немного А. П.
Долгая Прогулка 2016