При дворе правителя Могольской империи появляется золотоволосый чужеземец и заявляет, что он — дядя императора…
Интригующие арабески своего повествования Рушди создает в полном соответствии с реальной исторической канвой.
— Возможно, проклятие рода человеческого заключается не в том, что все мы разные, а именно в том, что все мы очень похожи, — отозвался Могор дель Аморе.
Любому мужчине днем нужны друзья, на которых он может опереться, а ночью — женщина, в объятиях которой он может забыть обо всем.
В раю "почитание" и "несогласие" не противоречат друг другу.
-Как думаешь, сколько ворон в моем царстве? - вопросил Акбар.
-Ровно девяносто девять тысяч девятьсот девяносто, - немедленно отозвался Бирбал.
-А если мы пересчитаем и окажется, что их больше? - поинтересовался император.
-Значит, у наших ворон гостят соседи.
-А если их будет меньше?
-Значит, наши вороны отправились мир посмотреть.
К тому времени эта информация не представляла для него никакой реальной ценности, хотя напомнила о том, чего ему забывать не следовало: колдовство совсем не обязательно осуществляется посредством таинственных снадобий, известных настоек или магических побрякушек. С помощью хорошо подвешенного языка можно добиться не меньшего эффекта.
Религию можно видоизменить, реформировать, быть может, даже обойтись без нее вовсе, но веру в колдовство победить невозможно.
Во время торжественного приема к императору подвели гостя, им оказался иезуитский священник, отец Джозеф, прославившийся знанием множества языков и наречий. Он мог свободно изъясняться на нескольких десятках языков и, будучи представленным Акбару, предложил императору угадать, какой из многих является его родным. Пока Акбар ломал над этим голову, первый министр незаметно подкрался к иезуиту и неожиданно дал ему пинка под зад. Священник разразился цветистой бранью, и не на португальском, как можно было предположить, а на итальянском.
– Видите ли, Джаханпана, – заметил Бирбал, – когда человеку требуется отвести душу и выругаться, он всегда делает это на родном языке.
...нет такого героя, которому в смертный час не открылась бы вся бессмысленность его героического поступка.
— Секреты — они лишь у малых ребятишек да лазутчиков.
Незнакомец слез с повозки возле караван-сарая, откуда начинались и где кончались все дальние дороги. Он был на удивление высокого роста и держал в руках хурджин из ковровой ткани.
— А еще у колдунов, влюбленных и… государей, — бросил на прощанье чужестранец, перед тем как войти в караван-сарай.
Нация, которая не знает, что такое преданность и самопожертвование, обречена и скоро исчезнет с лица земли.
Сделать фантазию реальностью — прерогатива Господа, такое не может совершить простой смертный. Это прямое посягательство на Его право.
Он мог смотреть сны на семи языках: на итальянском и испанском, на арабском и персидском, на английском, русском и португальском. Он подцеплял языки, как моряк - дурные болезни. Они липли к нему сами собой, словно гонорея, сифилис, чесотка, горячка, цинга или чума.
Простые деревенские люди были достойными людьми, но в общей массе народ заслуживал своих кумиров, своих обожаемых тиранов — герцогов и принцев.
«Живому мертвецу хуже, чем просто мертвому, — сказал он Макиа, — потому что живой мертвец способен чувствовать боль оттого, что сердце его разбито».
Она в совершенстве владела искусством видеть лишь желаемое, а это самое важное, если хочешь принадлежать к хозяевам жизни, а не к жертвам.
Одурманенный любовью себе уже не хозяин.
-Любовь делает мужчину дураком, - заметил Акбар. - Показать лицо возлюбленной всему миру - первый шаг к тому, чтобы ее потерять.
Если верховная власть - это вопль, то существование всех остальных - эхо, отзвук этого вопля. От него простые люди глохнут.
"Свобода - это сказка для женщин. Ни один человек на земле не свободен".
"Возможно, проклятие рода человеческого заключается не в том, что все мы разные, а именно в том, что все мы очень похожи".