Книга лауреата Пулитцеровской премии, видного американского дипломата, посла в СССР с 1954-го по 1963 г., аналитика, советолога, автора многочисленных трудов по американской дипломатии и внешней политике, повествует о сложном с точки зрения развития ситуации в Европе периоде мировой истории: канун Второй мировой войны, крупные военные конфликты, послевоенный передел Европы и противостояние двух политических систем.
Автор представляет свое мнение о происходившем, дает яркие, хотя отчасти спорные портреты Иосифа Сталина и Теодора Рузвельта, других выдающихся политических деятелей, знакомит с личными прогнозами развития России после войны, делает любопытные зарисовки из жизни сталинского окружения и сотрудников иностранных дипломатических миссий.
«Единственно, что меня беспокоит, так это отсутствие у вас мудрости и проницательности обозревателя. А сейчас убирайтесь!»
«К русским начинаешь относиться с симпатией, когда забываешь о пропаганде их правительства».
«Я целых два дня размышлял, пытаясь выяснить, что же мы сделали неправильно. Клянусь своей жизнью, но никаких ошибок я не вижу. Думаю, что мы были правы, а ошибаются критики. Однако, поскольку критики очень много, где-то все же был допущен промах».
Джордж Кеннан, архитектор «холодной войны». Начал учить русский язык именно потому, что у США не было дипломатических отношений с СССР и он ожидал терпеливо своего часа. И дождался. Абсолютно не стесняясь Кеннан делится в своих мемуарах о том, как его игнорировали его начальники, как его докладные записки валялись где-нибудь в папках, и никто их не читал. Он твердо верил в то, что если постоянно повторять слово «сахар», то во рту станет слаще. В тех частях книги, когда повествуется о действительно знаковых вещах, например, о переговорах со Сталиным, автор проявляет удивительное беспамятство. Зато Кеннан хорошо помнит привычки своего первого учителя русского языка, украинца, кстати говоря. Именно Кеннан начал изучать Россию академически, то есть штамповать методички с высосанным из пальца бредом. Эти методички долго ждали своего часа, пока не стали пособиями «холодной войны». Его первой работой была работа при в так называемом исследовательском центре при посольстве США в Эстонии. Цент исследовал советские газеты. Смешно читать, но, если верить Кеннану, то именно на основе советских газет центр составлял «для правительства США доклады о положении в Советском Союзе, прежде всего – в советской экономике.» Вот получается, почему газеты так любили сообщать о всяких там рекордных надоях…
Интересный факт: к 1933 году на Западе было всего три места с более или менее налаженным изучением советской экономики отдела при посольстве США: Бюро исследований русской экономики в Бирмингемском университете, Институт экономики России и стран Восточной Европы в Кенигсберге и Институт русской экономики в Праге (так называемый «Экономический кабинет»), которым руководил известный русский эмигрант Сергей Прокопович.
Кеннан готовил правовую базу, необходимую для признания СССР. Признание должно было состояться при условии принятия СССР условий, согласно которым иностранные граждане ставились бы выше советских законов. Кстати, словно воры в законе, советские коммунисты, опять же, если верить Кеннану, больше боялись своих же братьев коммунистов. «американскому коммунисту, прибывшему в Россию по партийным делам, угрожала большая опасность, чем обычному буржуа, никогда не проявлявшему симпатий к советской власти.» Кеннан стал первым американским дипломатом, регулярно жившим в Москве со времен отъезда оттуда американского бывшего генерального консула Деуитта Пулла. Он набирает себе почти что случайных людей и организует из них штат посольства. У него не было ни специального помещения, ни оборудования, а для связи с американским правительством они пользовались обычным телеграфным отделением. Он снова и снова занимается составлением аналитических докладов о политическом и экономическом положении СССР. По какой-то не объяснимой причине американцы были допущены к политическим процессам над Пятаковым, Радеком и Крестинским и Кеннан был там переводчиком для американского посла. Кеннан мнит себя экспертом по России и сразу же оговаривается, что «руководителям Госдепартамента консультация эксперта по России понадобилась за это время лишь четыре раза. Это может быть показателем внимания к России официального Вашингтона в тот период. Европейский отдел действительно старался не принимать Россию слишком всерьез.» С началом Второй мировой Кеннана направляют в Берлин, где американцы занимают нишу англичан и французов, разорвавших дипотношения с Германией. Представлять интересы этих двух стран в Германии будут США. И чем дальше распространялось влияние третьего рейха по земному шару, тем шире распространялось влияние США. «В конце концов, наше посольство представляло и собственно американские интересы, и интересы значительной части западного мира в целом.» Хобби Кеннана становится анализ немецкой оккупационной политики в Европе. И очевидно многое Кеннан просто заимствует у немцев. Когда посольству пришлось все-таки покидать пределы Германии, то их даже не хотели допускать на пароход, так как приоритет был для еврейских беженцев!
Если отсеять весь мусор и лишние сальные истории об американском генерале, который хотел щелкнуть Сталина по носу, то главной причиной холодной войны можно считать первичный отказ, а вернее даже попытку отказа СССР следовать рекомендациям Всемирного банка и Международного валютного фонда. Из раза в раз Кеннана буквально посылали прямым текстом его руководители из госдепартамента, называли не совсем умным человеком, но он гнул свою линию: СССР – это государство враг! Причем опасность этого врага была еще и в том, что его страну нельзя было оккупировать. «Для этого у нас физически не хватило бы никаких сил – даже при самых оптимистических расчетах. Да и политических и моральных возможностей было бы также недостаточно. Мы не смогли бы даже временно управлять столь большим населением в другой части света.» И тогда американцы начинают оккупировать другие страны. К коммунистической угрозе, которая совсем не спешит распространяться на Запад, Кеннан добавляет и угрозу атомной бомбы, которую американцы сбросили на Японию. Ведь коммунисты могут тоже сбросить бомбу на какую-либо страну. И поэтому… ее лучше оккупировать раньше, чем СССР сделает это. Абсолютное беспамятство нападает на Кеннана тогда, когда он упоминает о знаковых послевоенных конференциях. В своих оговорках он выглядит просто идиотом, или считает своих читателей круглыми идиотами: «Не помню, принимал ли я тогда в этом какое-либо участие.» (о конференции четырех министров иностранных дел, проходившей с 25 ноября по 15 декабря 1947 года в Лондоне).
Кеннан мыслит глобальными понятиями, о том, как необходимо организовать мировой порядок, а сам не мог организовать порядок на своей собственной ферме, о чем рассказывал своим студентам на лекциях в университетах. Не стесняясь, рассказывал про сына соседа-фермера, появлявшегося перед ним с ухмылкой на своей рожице: „А бычок-то отвязался и сейчас орудует на клубничной грядке“. Кеннан, как истинная бездарность, просто ожидал своего часа и дождался прихода к власти такой-же бездарности, как и он сам. Это Кеннан начал первым писать статьи, приравнивающих режим Сталина к режиму Гитлера. Неспроста его, видимо, ставили послом в такие страны, как например Югославия. Страну, которую одной из первых начали разваливать американцы. Кеннан играл роль того самого соседского бычка, который некогда вытаптывал клубнику на его собственной ферме… Аминь!
«Единственно, что меня беспокоит, так это отсутствие у вас мудрости и проницательности обозревателя. А сейчас убирайтесь!»
«К русским начинаешь относиться с симпатией, когда забываешь о пропаганде их правительства».
«Я целых два дня размышлял, пытаясь выяснить, что же мы сделали неправильно. Клянусь своей жизнью, но никаких ошибок я не вижу. Думаю, что мы были правы, а ошибаются критики. Однако, поскольку критики очень много, где-то все же был допущен промах».
Джордж Кеннан, архитектор «холодной войны». Начал учить русский язык именно потому, что у США не было дипломатических отношений с СССР и он ожидал терпеливо своего часа. И дождался. Абсолютно не стесняясь Кеннан делится в своих мемуарах о том, как его игнорировали его начальники, как его докладные записки валялись где-нибудь в папках, и никто их не читал. Он твердо верил в то, что если постоянно повторять слово «сахар», то во рту станет слаще. В тех частях книги, когда повествуется о действительно знаковых вещах, например, о переговорах со Сталиным, автор проявляет удивительное беспамятство. Зато Кеннан хорошо помнит привычки своего первого учителя русского языка, украинца, кстати говоря. Именно Кеннан начал изучать Россию академически, то есть штамповать методички с высосанным из пальца бредом. Эти методички долго ждали своего часа, пока не стали пособиями «холодной войны». Его первой работой была работа при в так называемом исследовательском центре при посольстве США в Эстонии. Цент исследовал советские газеты. Смешно читать, но, если верить Кеннану, то именно на основе советских газет центр составлял «для правительства США доклады о положении в Советском Союзе, прежде всего – в советской экономике.» Вот получается, почему газеты так любили сообщать о всяких там рекордных надоях…
Интересный факт: к 1933 году на Западе было всего три места с более или менее налаженным изучением советской экономики отдела при посольстве США: Бюро исследований русской экономики в Бирмингемском университете, Институт экономики России и стран Восточной Европы в Кенигсберге и Институт русской экономики в Праге (так называемый «Экономический кабинет»), которым руководил известный русский эмигрант Сергей Прокопович.
Кеннан готовил правовую базу, необходимую для признания СССР. Признание должно было состояться при условии принятия СССР условий, согласно которым иностранные граждане ставились бы выше советских законов. Кстати, словно воры в законе, советские коммунисты, опять же, если верить Кеннану, больше боялись своих же братьев коммунистов. «американскому коммунисту, прибывшему в Россию по партийным делам, угрожала большая опасность, чем обычному буржуа, никогда не проявлявшему симпатий к советской власти.» Кеннан стал первым американским дипломатом, регулярно жившим в Москве со времен отъезда оттуда американского бывшего генерального консула Деуитта Пулла. Он набирает себе почти что случайных людей и организует из них штат посольства. У него не было ни специального помещения, ни оборудования, а для связи с американским правительством они пользовались обычным телеграфным отделением. Он снова и снова занимается составлением аналитических докладов о политическом и экономическом положении СССР. По какой-то не объяснимой причине американцы были допущены к политическим процессам над Пятаковым, Радеком и Крестинским и Кеннан был там переводчиком для американского посла. Кеннан мнит себя экспертом по России и сразу же оговаривается, что «руководителям Госдепартамента консультация эксперта по России понадобилась за это время лишь четыре раза. Это может быть показателем внимания к России официального Вашингтона в тот период. Европейский отдел действительно старался не принимать Россию слишком всерьез.» С началом Второй мировой Кеннана направляют в Берлин, где американцы занимают нишу англичан и французов, разорвавших дипотношения с Германией. Представлять интересы этих двух стран в Германии будут США. И чем дальше распространялось влияние третьего рейха по земному шару, тем шире распространялось влияние США. «В конце концов, наше посольство представляло и собственно американские интересы, и интересы значительной части западного мира в целом.» Хобби Кеннана становится анализ немецкой оккупационной политики в Европе. И очевидно многое Кеннан просто заимствует у немцев. Когда посольству пришлось все-таки покидать пределы Германии, то их даже не хотели допускать на пароход, так как приоритет был для еврейских беженцев!
Если отсеять весь мусор и лишние сальные истории об американском генерале, который хотел щелкнуть Сталина по носу, то главной причиной холодной войны можно считать первичный отказ, а вернее даже попытку отказа СССР следовать рекомендациям Всемирного банка и Международного валютного фонда. Из раза в раз Кеннана буквально посылали прямым текстом его руководители из госдепартамента, называли не совсем умным человеком, но он гнул свою линию: СССР – это государство враг! Причем опасность этого врага была еще и в том, что его страну нельзя было оккупировать. «Для этого у нас физически не хватило бы никаких сил – даже при самых оптимистических расчетах. Да и политических и моральных возможностей было бы также недостаточно. Мы не смогли бы даже временно управлять столь большим населением в другой части света.» И тогда американцы начинают оккупировать другие страны. К коммунистической угрозе, которая совсем не спешит распространяться на Запад, Кеннан добавляет и угрозу атомной бомбы, которую американцы сбросили на Японию. Ведь коммунисты могут тоже сбросить бомбу на какую-либо страну. И поэтому… ее лучше оккупировать раньше, чем СССР сделает это. Абсолютное беспамятство нападает на Кеннана тогда, когда он упоминает о знаковых послевоенных конференциях. В своих оговорках он выглядит просто идиотом, или считает своих читателей круглыми идиотами: «Не помню, принимал ли я тогда в этом какое-либо участие.» (о конференции четырех министров иностранных дел, проходившей с 25 ноября по 15 декабря 1947 года в Лондоне).
Кеннан мыслит глобальными понятиями, о том, как необходимо организовать мировой порядок, а сам не мог организовать порядок на своей собственной ферме, о чем рассказывал своим студентам на лекциях в университетах. Не стесняясь, рассказывал про сына соседа-фермера, появлявшегося перед ним с ухмылкой на своей рожице: „А бычок-то отвязался и сейчас орудует на клубничной грядке“. Кеннан, как истинная бездарность, просто ожидал своего часа и дождался прихода к власти такой-же бездарности, как и он сам. Это Кеннан начал первым писать статьи, приравнивающих режим Сталина к режиму Гитлера. Неспроста его, видимо, ставили послом в такие страны, как например Югославия. Страну, которую одной из первых начали разваливать американцы. Кеннан играл роль того самого соседского бычка, который некогда вытаптывал клубнику на его собственной ферме… Аминь!
По какому-то американскому закону будущее гражданство ребенка ставилось под вопрос, если он рождался за границей, а один из родителей не был американцем.
Джозеф Кеннеди считался в дипломатических кругах неприятным человеком, а его сын тогда не имел вовсе никакого официального статуса. Идея же, что он может «ознакомиться с ситуацией на континенте», с которой мы и так старались ознакомить всех, кого положено, была, с нашей точки зрения, полной нелепостью. С какой стати мы, занятые люди, должны были организовывать это путешествие?Если бы кто-нибудь сказал мне тогда, что этот «сомнительный» молодой человек станет в дальнейшем американским президентом, а я сам как дипломат буду с удовольствием служить ему, я бы в это ни за что не поверил.
Нет ничего более противного природе, чем пытаться удержать в повиновении отдаленные провинции». Ни одна нация не является настолько великой, чтобы установить мировое господство.
Когда мы подъезжали к воротам Кремля, я услышал в машине чей-то хриплый голос: «Черт побери, да кто такой этот Сталин? Почему я должен с ним встречаться? Я, пожалуй, выйду». Я знал о проверке всех кандидатур на участие во встрече, о представлении всех паспортов в советский МИД и понимал, что отсутствие хотя бы одного из нас вызовет осложнения. Поэтому я твердо сказал нарушителю спокойствия: «Не выдумывайте! Вы будете сидеть здесь и останетесь со всеми». Однако когда мы уже въехали в Кремль, сопровождаемые двумя машинами с вооруженными людьми, я услышал, как тот же голос произнес: «А что, если я щелкну этого старикана по носу?!» Не помню, что я ответил ему, но никогда в жизни я не говорил с такой серьезностью, как в этом случае. С помощью более трезвых членов нашей делегации мне удалось усмирить нашего товарища, и он во время встречи со Сталиным вел себя прилично.