Люди издеваются над тем, что не в силах понять. Они страдают от своей тоски по непостижимому
И когда я проваливаюсь в сон, иногда мне становится страшно, потому что мои сны - мои враги.
Это безоблачное холодное небо, сплошь усеянное крошечными огоньками, на какой-то миг показалось мне невыразимо прекрасным. Заныло сердце. Как будто небо смотрит прямо мне в глаза и меня покрывает, одаривая своей милостью, бескрайняя сеть, наброшенная чьей-то невидимой рукой.
- Кто может постичь доброту твою, Господи? - прошептал я. - Ты взял огонь и из него сотворил бесконечное множество ламп, что украшают собой ночь.
- Бывают такие моменты, - сказал я, - такие душераздирающие моменты, когда мы изначально чувствуем, как переплетается радость и печаль. Какое это откровение, когда горе становится сладостным.
Дело было в страшном беспокойстве, в странном ощущении: всё, что совершается вокруг, предначертано.
Мое сердце преисполнилось боли, оно купалось в боли.
Прощай, моя благословенная.
Я позволил горю явиться. Я позволил ему растечься по моим венам. Я горевал не по ней, а по ее отсутствию навеки, отсутствию той душевной близости, отсутствию того единственного живого сердца, которое могло быть таким родным. Я позволил себе ощутить это отсутствие до конца, а потом я поцеловал ее всем своим сердцем в нежный лоб, поцеловал тот ее образ, который сохранил в себе, и отпустил. Оставь меня, сказал я ему. Я не могу взять тебя туда, куда иду сам. Я всегда знал, что не смогу этого сделать. И теперь я отпускаю тебя, снова и навсегда, отпускаю от себя желание, отпускаю потерю, но не осознание… нет, осознания этого я никогда не отпущу от себя.