Асан

Торг уместен или Философия одной войны

Нет мне изгнанья ни в рай, ни в ад,
долгое дознанье, кто виноват,
дело-то простое, гора костей,
Господи, не стоит судить людей.
Ежели ты выжил – садись на коня,
что-то было выше, выше меня,
я-то проезжаю вперед к огню,
я-то продолжаю свою войну.
(И.Бродский)

Неблагодарное занятие – анализировать недавние события. Гораздо удобнее переждать, пока безошибочная оценка не выкристаллизуется из суммы чужих мнений, а потом обобщить и водрузить её на вершине доксы, поставив окончательную, уже неопровержимую единичными усилиями жирную точку.

Тем не менее, Владимир Маканин рискнул высказаться о событиях, обделенных вниманием, и о предательски неоднозначных моментах. Его роман – о чеченской войне вообще, о существовании личности в контексте этой войны, о бессмысленности усилий оставаться собой, одновременно встраиваясь в тотальный ход вещей.

Фраза «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!» воплотилась здесь с точностью до наоборот. С иррациональной жестокостью неявленный бог войны ввергает в беды каждого, кто попадется на его пути, – вне зависимости от убеждений, намерений, мотивов своих еще ничего не подозревающих жертв. Неотвратимость зла и неизбежность кровопролития пройдутся тяжеловесным катком по окрестным городам и селам. Расползаясь опухолью, разъедая кислотой, распространяясь стремительной коррозией, расстилаясь пожаром, накрывая удушьем и приступом паники, война проникает в душу и тело каждого, кто соприкоснулся с её ядовитой сутью. Которая выворачивает наизнанку. Как квинтэссенция пренебрежения гуманизмом, как следствие новой расстановки приоритетов, как торжество ложных ценностей, как апогей цинизма – деньги и власть важнее человеческих жизней. Здесь своеобразные понятия о чести, и товаром может оказаться всё, что угодно, – от поношенных сапог до людей, живых или мертвых.

И главный герой романа майор Жилин, вроде бы человек принципов и приверженец морали, окажется не в силах противостоять массовому безумию. Ведь вопрос выживания всегда соотносится с тем, насколько гармонично личность сможет встроиться в общество. А если общество сошло с ума, то лучше и самому стать безумцем, потому что ущербность психики порой оказывается наиболее предпочтительным вариантом. Даже если не окончательно впасть в помешательство, то имитировать его, как притворяется мертвым почуявший опасность жук.

Комедию я должен был играть. Мое имя обязывало, и я сейчас был не я, а Сашик. А Сашик не мог выгнать их пинками и криком… Сашик человек достойный, и Сашик должен был говорить о жутковатом деле — как о деле. Беседовать. И, возможно, обсуждать условия. Иначе бы уже завтра старики перестали Сашика уважать.

Конечно, вне зависимости от того, что происходит вокруг, вопрос о чистоте совести остается принципиальным. Пусть даже понятия долга и чести безнадежно размыты и похоронены так глубоко, что никто вокруг не вспомнит о их существовании; а если и вспомнит, то лишь для того, чтобы цинично посмеяться. Самоуважение надежно сцеплено с убежденностью в том, что по крайней мере нравственные обязательства перед самим собой останутся нетронутыми небывалым распадом, что есть некая основа, точка опоры, которая не позволяет земле уходить из-под ног. И главный герой пытается сохранить для себя хотя бы эту часть своей личности. Жаль, что даже лучшее в нем все равно сыграет против него.

Можно ли было избежать участи, которая ждала героя в финале? Маканин словно доказывает, что у того, кто остается непосредственно причастным к водовороту событий, шансов практически нет. Боевое братство пронизано разложением сверху донизу, и в этом заключается умозрительная разница между кавказскими войнами – нынешней и прошлых веков. Только бежать из эпицентра, только самоустраниться от кровавой дани… но армейская субординация – не для того, чтобы ею можно было так просто пренебречь. Безоговорочная подчиненность, на которую подписывается любой солдат и офицер, автоматически вовлекает его в клешни подслеповатого рока. И встреча с финитой – исключительно вопрос времени.

Поэтому логичен вывод – если мы не строим государство, то оно строит нас. А потом строем отправляет в самое пекло, потому что в его глазах ничтожна и сама личность, и ценность её мнения. Историческая парадигма убедительно доказывает порочность принципа «моя хата с краю». Но вопреки ей, тот, кто пойман на удочку стремления быть в стороне, снова и снова пытается построить узкий мирок благополучного быта на чужом горе.

Я продолжаю тихо. Я хочу подсказать ему ключевое, главное, и совсем-совсем тихо — ты, Коля, маленький человек. Мы с тобой — маленькие люди.

Можно ли порицать главного героя за его вынужденную склонность к товарно-денежным отношениям в зоне военного конфликта? Маканин как будто заявляет, что его симпатии – на стороне майора Жилина. С учетом всех обстоятельств и скрытых душевных порывов Асан Сергеич милосердно остается за рамками осуждения автором, но окончательный приговор вынесен и приведен в исполнение самой реальностью.

Нельзя не отметить своеобразный, скупой, временами лаконичный и рубленый слог, которым повествует писатель от имени своего героя. Этот стиль на редкость уместен своим соответствием смысловой основе романа. Лишенный всякой изощренности, текст подчеркивает суровую простоту действительности, жестокость и непритязательность будней, обнаженность тривиальных истин. Подводя к итогу прямолинейно и непреклонно. С неумолимостью смерти.

Асан. Древнечеченский бог. Бог войны.

Александр Сергеевич Жилин (помните Льва Толстого с его "Кавказским пленником"?), офицер российской армии. Тыловик и снабженец, король мазута, солярки, авиационного керосина и 92-го бензина. Являясь королём всего этого добра, наладивший "мелкую" торговлишку ГСМ, наладивший дело, Бизнес. Имеющий со всего этого приличный навар, который он отправляет любимой жене, строящей на берегах неназываемой большой Реки двухэтажную дачку. Выкупающий насколько это возможно из зинданов рабов и просто пленных. Выкупающий, на первый взгляд, не потому, что человеколюбец, а потому, что, будучи посредником выкупа, имеет с этого свою долю. Поставивший это дело на определённый поток и создавший для успеха этого дела маленькую эффективную рабочую группу, куда входят и русские, и чеченцы.
Са-ашик!Александр Серге-е-ич! Алесан Сергеич! Асан... — так зовут его уважительно и боязливо чеченцы. Уважительно потому, что от него зависит, будет у них бензин, чтобы доехать на рынок в Грозный. Или не будет. Боязливо оттого, что они уверены и знают, что единым своим звонком по мобиле Асан может в любой момент поднять в воздух боевые вертолёты, которые в мгновение ока перепашут и любую их автоколонну, и любое их село. Асан. Бог войны...
И никто не знает, какой он на самом деле, этот вездесущий и всемогущий майор Жилин, С-а-ашик, Асан... Бог Войны. Бог этой прОклятой и проклЯтой Войны.
Великолепная мужская книга. Книга, которая помогает увидеть истиное лицо современной наполовину гражданской войны. Книга с великолепным богатым текстом и не менее богатым содержанием. Книга, которую можно читать и как современный боевик. И как нечто более глубокое и осмысленное.
Рекомендую для чтения мужской составляющей LL однозначно. Книгу в любимые, автора в поиск и скачивание!
10 из 10!

У меня буквально пару фраз. О книге уже и так много чего сказано.
Если честно, стараюсь не читать книги в которых автор повествует об исторических событиях современности. Как по мне, не всегда удается в таких случаях написать историю непредвзято, объективно, отбросив личную позицию, не забыв о мнении всех участников происходящего.
Это была первая моя книга о Чеченской войне. Интересно, что вся история рассказана от имени снабженца. У него своя война. Он воет за свою правда, ради своей цели. И цель у него хорошая такая...
Автор молодец. Легко так написал. С расчетом на широкую аудиторию. Эту книгу не зафукают за море кровищи. В ней нет огромного наслоения сюжетных линий. Так все просто, но, если призадуматься, за этой простотой слишком много недосказанного, такого, о чем станет известно в лучшем случае уже нашим потомкам.

Для нас, выросших на героике Второй мировой войны, Первая мировая казалась вполне обычной войной, разве что несколько менее патриотичной. Но у тех, кто столкнулся с ней впервые, кто попал на нее в начале XX столетия, был совершенно иной взгляд. Она их шокировала своей массовой и обезличенной жестокостью. Одно дело идти на врага один на один, и совсем другое два часа съеживаться в окопе под разрывами артиллерийского обстрела или попасть под газовую атаку. Да, это была война нового века, а не та, к которой привыкли люди, если только к войне можно привыкнуть.
Но время идет, и война видоизменилась опять. И первое, это, наверное, Афганистан, а за ним и Чечня. Это уже война не армия на армию, а местная, позиционная, поэтому со своими, рвущими стандарты, правилами. Когда офицеры продают оружие, топливо и боеприпасы боевикам, против которых сражаются. Когда мальчики-солдаты - это только рабочая сила, и их перехватывают либо чеченские крестьяне (и тогда они сидят в ямах и работают), либо свои, и тогда они тоже работают на погрузке/разгрузке, но это уже гуманнее, да и там не стреляют. Вообщем-то на любой войне солдаты - это только пушечное мясо. И здесь это отчетливо заметно. Да, они сами тоже часто делают глупости. Ну как можно выходить на точку, где сейчас должна быть засада боевиков и, расположившись там, напиться водки? Но с другой стороны, в большинстве своем, это обычные не очень умные сельские пацаны (или я уже не знаю, как иначе можно объяснить те глупости, которые они вытворяют). Которые более ушлые и городские, они уже сумели откупиться и не попасть туда. И когда эти мальчики попадают в плен, в рабочие ямы, их такие же простые сельские матери приезжают и бродят по Чечне, пытаясь их найти и, не освободить, не направить туда федеральный отряд, а выкупить за самые настоящие и немаленькие деньги.
Не буду искать точные цитаты, но в книге было написано, что когда в армии наступил полный развал и отсутствие дисциплины, то ее попытались организовать хотя бы по принципу бизнеса.
И вот перед нами главный герой, майор Жилин, бензиновый король. Личность неоднозначная, в том плане, что он совсем не тот герой, который помчится на броне, размахивая автоматом, но автор стремится подчеркнуть, что герой его действует лишь сообразно обстоятельствам. Да, он берет себе деньги за каждую десятую бочку бензина и строит дачу на берегу реки. Но он же обеспечивает провоз бензина к нашим частям так, чтобы чичи этот бензин по пути не перехватили и не сожгли. Вот такая это война, когда надо откупаться от противника.
Что касается концовки книги, я ее угадала. С одной стороны, плохо, что я догадалась, плохи лишние сантименты в виде звонка жены, плохо, что автор как будто совал нам в нос, что должно произойти. С другой, ход интересен, логичен, и несколько поднимает произведение. Правда, что касается логики, то ли майор глупее, чем мне казалось, если отмел фобию как слишком заумное слово и не вдумался, не проанализировал ситуацию на несколько шагов вперед, то ли это такая случайность, когда и на старуху бывает проруха. Уж не знаю, что и думать.
И по самой книге. Мне было интересно ее читать, и сейчас она точно актуальна, пока еще не появилось много информации по той войне. Но, надеюсь, что вскоре боявятся и более глубокие произведения. Не хочу обидеть это, но меня в нем больше интересовала суть не романа, а настоящей жизни. Читала как хронику действий, не обращая внимания на литературные способности автора.

Очередная простыня-пересказец.
---
Начало: пьяная удаль, которой все ни по чем, соседствует с украдчивостью, опастливостью неодушевленных военных предметов.
Вместо имен - метонимические кликухи: Красная Повязка (ошибся в самом главном глаголе войны - намек: точка зрения автора на Чечню!), усики как самая важная часть Дудаева...
Позорная колонна грузовиков и БТР-ов: новобранцы ("как будто из прошлого") блюют и валятся под колеса - непобедимая армия... Бои такие же пьяные и невразумительные.

Жилин осознает себя как-то очень хитро - словно видя себя со стороны, вползая потом в сознание себя же и становясь "Я".
Перемешанность своих и чужих, синкретичность, и потому бессмысленность войны подчеркивается:

Руслан – чеченец, и он ненавидит федералов. Но говоря конкретно, Руслан – чеченец, и он честен в порученном ему деле.(с)

Война на Кавказе настолько привычна, что люди дают клички, сокращают, переделывают - в общем, обживают новые реалии. Например, называют чеченцев "чичами". Жилин и командир чичей - будто бы старые друзья-знакомые, как на работе. Не бои, но торги на бирже, которые ведут менялы (пьяные солдаты - на чеченских стариков). Но война своим хаосом все равно вмешивается, и в какой-то момент все дела на кавказской "бирже" начинают идти наперекосяк.

Жилин о том, зачем это все:Они этого не знают. И я, командир, не знаю… И ты не знаешь.
Василек - вертолетчик-игрок, басящий по телефону.
По поводу убитого чича: жизнь вызывает вопросы - зачем?, смерть же считается закономерной. Смерть как единственная правда.
Ужасное существование бродячих солдат - голод и страх, и вина, издевательства на блокпостах и "рабство" в несвоей части, чтобы вернуться.
Дома, на родине, жена Жилина строит жилье, и он думает, каким этот дом будет. Деньги зарабатываются на ресурсно-людских махинациях и делятся на троих: Жилин, Руслан и Гусарцев. Война-бизнес.
Базанов - нелепый генерал с нелепыми обязанностями (за укрепление дружбы народов). Как у Достоевского, выходит: зло сильно и живуче, добро - слабо, рахитично и недолговечно. Генералу нужно строить дачу, потому что он типовой совок. И он канючит рабочих у всех. Он собирает книги, подходящие по цвету к полке.
Циничное объяснение того, почему русским солдатикам чеченские горняки несут покушать - солдаты просто нагло воруют оплаченный хлеб.
Асан - дохристианский заглавный идол чечен (громадная двурукая птица). Кровожадный бог. В сознании пьяного Жилина обретает черты птицы Сирина.
Тема солдатских матерей - Жилин ищет их сыновей, сидящих в четырехметровой яме с проломанными носами рядом с парашей.
С Хворостининым у Жилина странная дружба: "Только рукой помашем друг другу" и обмен соляркой. Хворь питается славой, легковесен, без орденов, посылаем в самые сложные места. Человек-пыль, ставший легендой. Развенчание мифа о героизме - сумятица и случайность (случайно вместе с Хворем в ущельной засаде на вершину забежал пулеметчик, случайно сам Жилин уложил чечена с автоматом, поджигает элеваторы деревни обстреливающих его чеченов)

Жилин с радостью хватается за яркие впечатления, которые потонули в болоте товарно-денежних отношениях и механистичности войны ("я - машина, ломающая солдатиков"): за боль, например.
Кореец-писарь Пак - хаос войны так чудно и порядочно воплощен в бумагах и накладных - разительный контраст пожелтевшего ажура с настоящим миром.

Чечены-крестьяне, согнанные на стройку, русских не ненавидят (Жилин ВЫДЕЛЯЕТ РАЗНЫХ из общей массы, то есть ВРАГ перестает быть ВРАГОМ (помните Ремарка?)).
Еще один синоним этой войны и ее сторон - футбольный матч и болельщики.
Отец Жилина - "настоящий выпивающий совок". Навещает Жилина только потому, что в старости увлекся политикой, грезит о возврате социализма.
Русских Александров чечены иногда кличут Асанами. Асан Жилин. Асан у чеченов - от завоеваний Александра Македонского, кривое отражение полководца, явление-антипод.
Базанов=отец Жилина, такой же болтливый и такой же самообманывающийся о собственном бессмертии в войне. Но в ЭТОЙ войне Асан не крови хочет, а всего лишь денег.

Я на миг почувствовал себя чужестранцем – я это я, но внутри их тысячелетнего торга. Внутри тысячелетней горской реальности. На чужом базаре. На чужой земле.(с) - Жилин чувствует это, когда горцы-старики просят его сдать Хворя. и Жилин говорит, что война делается особыми людьми. сдать Хворя можно только в обмен на Басаева.

При Жилине два шиза - Олег и Алик, живые клубки страхов. У Алика - фобия пачки денег и зайчики солнечные в зрачках. Сбегают из части Жилина, но потом возвращаются, и Жилин на них орет. Дезертирам на войне хуже всего: "отыскивать вину солдата почти в радость".
Акценты - кровь и сперма (сидящие по-особому обстрелянные, но выжившие солдаты).

"Иногда война торжественна, чувственна. В такой исключительный миг война впечатляет. Война даже что-то обещает… помимо смертей". (с) Наверное, возможность неожиданного таланта, который, как у Жилина (добывать деньги), на войне проклюнется.

Сам Жилин, складской, тоже был в униженном положении - "времяш", которого быстро-быстро порвут чечены. Начальство, оставившее склады, его просто "списало".

Дудаев: "я сам случаен, лидер - большая случайность". Дудаев говорит Жилину, что предают лучшие друзья и рассказывает ему легенду о выкомыше-волчонке и коне-предателе. Его самого предает мобильник - дважды, второй раз причем - в могиле. Дудаев, как истинный чечен, был стремителен.

...Первую сделку "времяш" Жилин заключает как раз с Дудаевым - очередная случайность. Потом он понимает, что и на войне люди понимают только язык денег.

Гусарцев погибает в перестрелке, переговариваясь насчет сделки по продаже полусгнивших кирзовых сапог. Его по ошибке пристреливает один "шиз" - ирония войны.

Яма и ущелье - как одна из ключевых маканинских метафор. Яма у горских крестьян - пожизненное рабство.

История со сделкй-освобождением пленной русской журналистки. Она защищала чеченских командиров, но ее саму чеченцы и схапали как товар. Роль журналистов в публичном ее унижении (ролик недосказанностей).

Дубравкин - типаж генерала, ошалевшего от своей безнаказанности и понимающего войну как хаос, где все можно и нет никаких правил. Жилина, как обычно, от трибунала и смерти спасает случай.

В конце романа, когда Жилин все-таки отправляет шизов в колонне, происходит опять смещение повествования - с первого лица на стороннее, третье.

Майор торговался холодно. Майору не нужна их жалкая рублевая мелочовка, но она нужна Асану.(с) Асан берет деньги для того, чтобы дающие его боялись. Алик, шиз, подстреливает Жилина в машине, куда майор сел вместе с чеченом и пачкой денег. Но майор денег даже не взял, потому что умер. Деньги из руки мертвого чечена никто не хотел брать аж целых три дня.