Экономь, и всегда сможешь рассчитывать на деньги, которые сэкономишь, а что сверх того, то от лукавого.
Герман Кредер всегда делал так, как хотели отец с матерью, но никогда по-настоящему сильно родителей не любил. Для Германа главное было, чтоб не ссориться. По нему бы в самый раз, чтоб его никогда никто не трогал, а он бы работал каждый день, как всегда, и ничего бы не слушал, и никто бы не приставал к нему со своей злобой.
Я тут вот о чем подумал, — медленно начал доктор Кэмпбелл. — Вот какая мне в голову пришла мысль.
— Вы вообще когда-нибудь перестаете думать настолько, чтобы в промежутке хоть что-то почувствовать, а, Джефф Кэмпбелл? — грустным голосом спросила Меланкта.
Если бы на дворе не стоял вечер, если бы не было темно, и если бы не дом с деревьями, в который Анна сперва зашла, а потом вышла, точь-в-точь как сказала эта женщина, если бы все в точности не совпало с тем, как сказал медиум, добрая Анна ни за что на свете не поступила бы в услужение к мисс Матильде.
Ни один медиум не станет работать у себя в гостиной. В транс такие женщины всегда впадают у себя в столовой.
Трудно выстроить новую дружбу на месте старой, если старая когда-то закончилась горьким разочарованием.
Пока она просто ворчала и бранилась, виноват мог быть весь этот бездумный и безалаберный мир вокруг нее, но как только разбивались очки, все становилось на свои места. Это означало, что виновата во всем была она сама.
Бедные - вообще люди щедрые. Они готовы отдaть все, что у них есть, но если что-то отдaют или, нaоборот, получaют, у них не возникaет тaкого чувствa, будто человек, который получил помощь, чем-то обязaн человеку, который ему эту помощь окaзaл.
Нет ничего тоскливее, чем стaрческий возрaст у животных. Кaк-то это непрaвильно, когдa волосы у них нaчинaют седеть, кожa сморщивaется, глaзa слепнут, a зубы шaтaются в деснaх и ни нa что уже не годны. Если стaрится мужчинa или женщинa, то всем вокруг кaжется, что у тaкого человекa всегдa нaйдется хоть что-то, что связывaет его с молодой, нaстоящей жизнью. У людей есть дети или хотя бы пaмять о былых обязaтельствaх, но стaрaя, то есть выпaвшaя из привычной борьбы зa существовaние собaкa похожa нa тоскливого, бессмертного Струльдбругa, который тянет и тянет сквозь жизнь невыносимую ношу смерти.
Натуры мягкосердечные, которые по большей части не подвержены сильным страстям, в страданиях часто становятся жестче. Для человека, не знакомого с тем, что есть настоящее страдание, оно представляется каким-то невыносимым кошмаром, и он готов сделать все на свете, чтобы помочь его жертвам, и в нем живет глубочайшее почтение к людям, которые на своей шкуре знают, что это значит, страдать подолгу и всерьез. Но если им самим случается по-настоящему страдать, они очень скоро начинают терять и страх перед страданием, и ничему уже не удивляются, и перестают всерьез сочувствовать другим страдальцам. Не так уж это и страшно, если даже я в состоянии вытерпеть эту муку. Оно, конечно, неприятно, что и говорить, особенно когда затягивается надолго, но люди, которые страдают, видимо не становятся значительно мудрее всех прочих только оттого, что умеют справляться с этой напастью.
Страстные натуры, которые, по большому счету, страдают постоянно, люди, на которых чувства обрушиваются как удар молнии, от страданий наоборот смягчаются, и страдание всегда идет им на пользу. Натуры мягкосердечные, бесстрастные и спокойные от страданий делаются тверже, поскольку теряют страх перед страданием и былое чувство удивления перед теми, кто знает, что это такое, и уважения к ним, потому что теперь они сами знакомы со страданием не понаслышке и знают, не хуже прочих, как с этим жить.