– Надо бы Зерги напоить, – хрипло сказал он, опуская шлем. – С вечера во рту ни капли не было. Есть у них тут вода? Викинг, казалось, искренне удивился: – Зачем вода, когда есть пиво?
Собор был единственным строением на площади. Угловатый, острый, словно рыбья кость, он подавлял своим непонятным, вывернутым наизнанку величием.
Страх, — вслух задумался медведь. — Полезная штука. Помогает понять, что жизнь — всего лишь бег мельничного колеса в потоке времени.
Жуга припомнил пару историй, подслушанных в Маргене — что-то там про бродячих колдунов. Наемники. За плату они подряжались изводить всякую нечисть, которая, кстати, колдовством и была рождена на свет. Народ их не любил. Хотя, если поразмыслить, народ не любит все, что не может понять — уж в этом-то Жуга имел возможность убедиться самолично.
— Ты ничего мне толком не сказал, а мне кажется, еще немного — и я сам пойму, что происходит. «Так и должно быть». — Почему? «Вопрос важней всего. Чтобы правильно задать вопрос, нужно знать половину ответа. Ты задавал вопросы».
— Далеко Марген-то? — полюбопытствовал Балаж.
— К полудню там будем, — Реслав обернулся на Жугу. — Куда пойдем там сперва?
— На базар, — ответил тот.
— На базар? — опешил Балаж. — Это так ты хочешь Ганну искать?! Да что нам делать там, на базаре-то?!
— Смотреть. Слушать.
— А еще что?!
Жуга посмотрел ему в лицо, криво усмехнулся:
— Молчать.
— У каждого своя ноша. — Может быть... Но что за радость нести ее без толку? — Так ли уж и без толку? — усомнился странник с юга. — Пока что я только убивал. — Помогая другим! — Так можно оправдать все, что угодно. Я так не хочу.
Ты знаешь, чем отличается обычный человек от дурака? Обычный человек мечтает, чтоб его возлюбленная упала в реку, и он бы ее спас. А дурак… – он затянулся, - …дурак мечтает, чтоб она никогда не упала в реку.
А если б вашего бога не распяли, а повесили, вы что, носили бы петлю на шее? Или виселицу?
Все то, что называют нечистью, меркнет порой перед тем, что таится в глубине людской души. Хотя, там есть и свет. Не бывает света без теней.
— Все ушло. Это был сон. Забудь, не вспоминай об этом. Так будет легче и тебе, и мне.
— Мне будет трудно тебя забыть.
Та пожала плечами.
— Не забывай.
— Мне больно будет вспоминать.
— Не вспоминай.
— Самое жестокое в этом мире — детские игры, друг Яцек. Чтобы понять это, надо просто-напросто вырасти.
– Исус был тоже – сын человеческий. И умер он за наши грехи. Все мы, люди – рабы божьи.
Травник нахмурился.
– Не знаю, за чьи грехи умер Исус, но уж точно – не за мои, – сказал он. – А рабом я никогда не буду, даже – рабом божьим.
В этой жизни только одно имеет значение — смерть. А чья — не важно.
Каждый ребенок, едва родился, а уже плачет. Хоть бы один засмеялся…
Какая может быть надежда на ваших богов, если даже сами вы себя баранами зовете и все пастуха себе ищете?! А с баранами, ты знаешь, что делают? Режут!
Когда-то я мечтал исцелять людей. И что? Полгода не прошло, а я уже научился их убивать.
Ума не приложу, почему из всех дорог ты выбираешь лезвие ножа
- Если градоправитель не заберет свои слова обратно, то мы уйдем из Маргена.
- А что сказал градоправитель?
- Он сказал "Вон из Маргена!"
Зачем ты ищешь в ненависти то, чего не нашел в любви?