я страдал прекрасной болезнью, которая омрачала мою юность, однако очень подходила историку. я любил смерть. в течение девяти лет я жил у ворот кладбища пер-лашез, единственного места, где я тогда совершал прогулки. потом я жил у бьевры, среди обширных монастырских садов, где тоже было кладбище. я вел такую жизнь, что меня можно было бы назвать похороненным заживо, ибо все мое окружение составляло лишь прошлое, а моими друзьями являлись люди ушедших времен. вновь проживая истории их жизней, я пробуждал в них тысячу исчезнувших идей. действенным заклинанием становились некоторые песни кормилицы, секретом которых я владел. звуки заставляли их верить, что я один из них. я обладал даром, о котором тщетно молил людовик святой, - "слезным даром"
Тело несет в себе нашу историю.
В эпоху раннего Средневековья идеал человека общество видело в монахе, умерщвлявшем свою плоть, а знаком высшего благочестия считалось ношение на теле власяницы.
В XV веке даже придумали так называемые «алтари отсрочки», куда приносили мертворожденных детей. Считалось, что там они на короткое время обретают жизнь для того, чтобы получить крещение.
...в Средние века смех не одобрялся, отодвигался, откладывался на будущее. Он считался проявлением бесовского. Смеяться полагалось сатане.
... старость, особенно женская, оказывалась в центре противоречия, в данном случае противоречия между авторитетом возраста и памяти, с одной стороны, и старческим коварством - с другой. Восприятие старости колебалось между восхищением и осуждением так же, как и восприятие детей. С одной стороны, они невинны, Иисус сказал: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко мне» (Мф. 19, 14). С другой - их подозревали в зловредности, поскольку, не войдя еще в «возраст разума», они легко могли стать добычей искушающего дьявола.
Существенно обогатилась в Средние века и фармакология, главным образом за счет спирта и ртути. Ибо открытие спирта относится именно к той эпохе. Технологию дистилляции и перегонки применяли в монастырях первоначально для производства лекарств. Таким образом, история спирта начинается с использования его в качестве антисептического средства.
«Сельские и городские кладбища оставались прибежищем, приютом, местом, где собирались и веселились. Там вершили суд, заключали договоры и вели торговлю», - отмечает Лоуер.
Общество сопротивлялось христианизации смерти. «Карнавал» не складывал оружие под натиском «поста», вмешивавшегося в жизнь людей вплоть до самой кончины. Над останками усопших даже устраивали пляски, чтобы одновременно и приблизиться к ним, и удержать их на расстоянии.
«Слишком пылкая любовь к своей жене есть прелюбодеяние», - повторяли церковники.
Бубонная, или "черная", чума всего за каких-нибудь четыре года, с 1347 по 1352 год, уничтожила четверть европейского населения...Эпидемия началась в генуэзской колонии Кафа (Судак) на Черном море, откуда была занесена в Италию на кораблях. Известно, что "варвары" татаро-монголы, осаждавшие Кафу, через стены забрасывали в город трупы умерших от чумы...Эпидемия стала следствием одного из первых в истории примеров использования бактериологического оружия.
Еще одна напасть, хорошо известная в Европе начиная с VII века, - проказа, "самая большая санитарная проблема Средневековья"... Пораженный воспринимался как грешник, стремившийся освободить свою душу и свое тело от грязи, в особенности - от сладострастия. Старадающее тело прокаженного означало также и язвы души. Обычно считалось, что родители прокаженного зачали его в один из запретных периодов: пост, сочельник и т.д.
Прокаженный проходил процедуру гражданской смерти и становился живым мертвецом. Он лишался имущества, отделялся от семьи, от своей социальной серды и привычного материального уклада. Если ему и разрешалось выходить из лепрозория, то избегая какого бы то ни было контакта с другими людьми, крутя шумной трещоткой, звук которой предупреждал о его появлении.
На христианских могилах и гробницах появлялись изображения лежащих разлагающихся трупов - транси (переходящие в мир иной). Так, на могиле кардинала Лагранжа во Франции изображено мертвое тело, которое должно напоминать прохожему о суетности и смирении: "Вскоре ты будешь, как я, отвратительным трупом, кормом для червей".
«Осуждение сладострастия (luxuria) и чревоугодия (gula), избыточного употребления вина и пищи (crapula, gastrimargia) часто будет сопутствовать друг другу.»Отрывок из книги: Жак Ле Гофф. «История тела в средние века.»
настоящий историк похож на сказочного людоеда. Где пахнет человечиной, там, он знает, его ждёт добыча.
Некоторые видели в нем (макабре) ономатопею, передающую стук костей, другие возводили его к латинским словам mactorum chorea, означающих «пляску тощих».
[Со стариками советовались]...Иначе относились к старым женщинам. На самом деле, старухи пользовались дурной репутацией, пока их и вовсе не стали считать могущественными колдуньями. В средневековых текстах, особенно в поучительных историях (exempla), часто встречается слово vetula -"маленькая старушонка". Этот персонаж всегда приносил несчастье.
"Если незнание прошлого неизбежно приводит к непониманию настоящего", то "столь же тщетны попытки понять прошлое, если не представляешь настоящего".
Фома Аквинский склонялся к равенству между мужчиной и женщиной. Он отмечал, что, если бы бог хотел сделать женщину существом высшим по сравнению с мужчиной, он сотворил бы ее из его головы, а если бы он решил сделать ее существом низшим, то сотворил бы ее из его ног. Бог создал женщину из середины тела мужчины, дабы указать на их равенство.
Люди прошлого жили, умирали, питались, трудились, одевались, чувствовали, желали, мечтали, смеялись и плакали. Но все это не служило предметом, достойным внимания историков.