Единственный и его собственность

Макса Штирнера часто называют предтечей Ницше. Увы, это точно неверно в случае стиля. Стиль Штирнера ужасен - невнятный, повторяющийся и кружащийся вокруг одних и тех же мыслей, словно сам автор не уверен, ясно ли он выразился, все ли понятно читателю, а читателю от такого одно только головокружение. Лишь изредка Штирнер возвышается до уровня Ницше в цитатах навроде: "Когда ты искал истину, чего жаждало твое сердце? Господина!".

Но в идейном смысле некоторое предвосхищение Ницше действительно есть. Прежде всего это касается разоблачения христианства, государственных интересов и прочих идолов разума. Именно в критическом аспекте философия Штирнера продуманнее всего. К сожалению, ее позитивная часть куда беднее, на что справедливо указывали все критики. В чем именно может выразиться творческая сила "я", как возможно сосуществование единственных в мире, где властвует принцип "война всех против всех", как мне умножать свою силу и власть? Штирнер не дает ответа, предпочитая в энный раз оседлать свою коронное уподобление христианства и государства с осуждением их обоих.

Главное, впрочем, выражено им весьма ясно. Тот может называться свободным мыслителем, кто не оставил ничего непроясненного в своей голове, кто вывел на свет все свои (и чужие) принципы, идеалы, императивы, истины, "святыни" и взял их под свой контроль - чтобы не они владели твоим сознанием, твоими мыслями и поступками (сейчас это называется "зомби"), а ты ими. Штирнер не отрицает ничего, как думали некоторые недальновидные критики, он допускает что угодно - даже религию, даже национализм, но с тем непременным условием, чтобы конкретная личность полностью владела ими, а не они - ею. Удастся вам подчинить себе эти могучие силы коллективного бессознательного - пользуйтесь на здоровье, не уверены - лучше держитесь от них подальше.

Сокровенная сердцевина учения Штирнера, куда доходил редкий критик, - это его представление о том, кто является собственником всех слов, идей, мыслей, чувств, воль, ценностей и проч. Это "я", полностью очищенное от всего поименованного, следовательно, "я" невыразимое, ничем и никак не определяемое, несхватываемое, непостижимое. Не случайно Штирнер именует его ничто (правильнее было бы "никто", ведь для Штирнера основной вопрос философии не "Что есть человек?", а "Кто этот человек?"). Это мистическое ничто, бездна немецких мистиков, шуньята буддистов, чреватое всем. Таким образом, в своих фундаментальных посылках Штирнер - мистик, доходящий до предела и основания бытия, до causa sui. Этим он, наряду с Фихте, навеки вписал свое имя в историю мысли. (Кстати, нужно четко понимать, что я - не единственный в мире, но единственный в своем роде; Штирнер не солипсист, а "уникалист").

Вторая часть книги отдана своеобразному pro et contra. Большинство статьей о Штирнере, впрочем, весьма слабы. Критики или банально не понимают (не хотят понять) "подсудимого", предпочитая высказать свои "светлые" мысли, либо, как Маккай, неумеренно восхваляют, делая из него гения и пророка. Пожалуй, более-менее взвешенную оценку можно найти в работе В. Баша.

Для Меня - хрустального, незамутненного, призрачного и прозрачного - нет ничего выше Меня. Это культ самости личности, непобедимая одинокость каждого индивидуума.

- Молодой человек, вы слишком самолюбивы, слишком эгоистичны!
- Извините, но у меня нет ничего, кроме себя

"Единственный и его собственность" - это песня людям, потерявших себя в диалоге с Другим, в супермаркете выбора деятельности, в человечестве и в его идеалах, людям, заблудившихся в лабиринте отказов своему истинному "хотению", одержимых отрицанием и помешанных на утверждениях. В этой песне Штирнер приходит к заключению: нет ничего вне нас самих, никаких государств, наций, родин, богов. Есть только человек, который находится в одиночестве при любых внешних обстоятельствах.

«Но так как это – эгоизм, который вы не хотите признать, который вы тщательно скрываете, следовательно, не открытый и откровенный эгоизм, а бессознательный эгоизм, то это – не эгоизм, а рабство, служение, самоотрицание; вы – эгоисты, и в то же время, отрицая эгоизм, вы не эгоисты. Там, где вы кажетесь, по-видимому, отъявленными эгоистами, вы даже к самому слову «эгоист» относитесь с презрением и отвращением.»

«Тысячелетия культуры затмили от вас вас самих, вселяя в вас веру, что вы не эгоисты, а призваны быть идеалистами («хорошими людьми»). Стряхните это с себя! Не ищите свободы, лишающей вас себя самих, в «самоотречении» ищите себя самих, станьте эгоистами, пусть каждый из вас станет всемогущим Я. Иди, яснее: познайте снова себя, узнайте только, что вы действительно такое, откажитесь от ваших лицемерных стремлений, от глупого желания быть чем-либо иным, чем вы есть.»

Я достаточно давно, сёрфя интернет, наткнулся на этого автора и вскоре — как на его главный труд — на эту книгу; с тех пор я довольно долго хотел её прочитать, так как описание мне показалось довольно любопытным и, в каком-то смысле, близким моим мыслям на поднимаемые автором темы.
Первые страницы не особо затянули. Во-первых, потому, что у меня в принципе не особо большой опыт чтения тех или иных философских трудов, а посему поначалу продираться через несколько непривычный для студента-технаря слог Штирнера было нелегко (к счастью, потом я уже более-менее привык и освоился с пониманием его словесных конструкций). Во-вторых, первая часть книги чуть менее близка к собственно размышлениям об индивидуализме и эгоизме, ради которых я и начинал её читать; там подвергаются разбору всевозможные социальные конструкции различной степени абстрактности. В целом, несмотря на то, что первая часть чуть дальше от ожидаемой темы книги, она мне всё же показалась не слишком менее интересной, чем вторая.
А, вообще, если говорить о книге в целом, мне было очень интересно почитать теории, изложенные там — в том числе и потому, что к каким-то мыслям из них я приходил сам, но я никогда не пробовал, так скажем, выжать из них максимум, да и мой «бэкграунд» слабее, чем у Штирнера — по книге можно заметить, что он достаточно неплохо начитан и нередко употребляет немаленькие цитаты из тех или иных источников, в результате чего местами книга принимает вид дебатов — он сначала приводит тезисы тех или иных авторов, а затем начинает их анализировать, выявлять ошибки, и так далее.
Что касается политических взглядов, которые там описываются, то, хоть автор относится к политике довольно, скажем так, солипсистично, поднимая на первый план только свою волю, ставя её выше абсолютно любых законов, и, как следствие, нередко проходится по либералам за их непоследовательность (по Штирнеру, разницы между подчинением абсолютному монарху и подчинением закону довольно немного, всё это он рассматривает как близкие и довольно абстрактные, чуждые человека сущности), всё равно среди более-менее распространённых взглядов на устройство государства либертарианство наиболее близко к описываемому им (естественно, все возможные социализмы и коммунизмы ещё более далеки от излагаемой в тексте позиции — для Единственного абсолютно немыслимо устройство, которое будет хоть каплю принуждать людей думать и заботиться об общем благе).
Достаточно сильно радует проницательность автора: в частности, размышляя о возможном избавлении от нынешнего порядка и сломе иерархии, он прекрасно понимает, что революция сама по себе — абсолютно не панацея, революции, как правило, не только ломают систему, но и восстанавливают на её место другую, причём нередко ничуть не менее жёсткую, поэтому крайне важна и революция «в головах». В этом контексте было необычным, например, то, как он относится к христианству и Христу лично, называя его «настоящим» революционером, человеком, который даже не просто боролся с системой, а, в каком-то смысле, не замечал её, игнорировал, заявляя, что царство небесное выше и важнее царства земного — это немного характерный момент, в нём можно заметить, что анархизм Штирнера — анархизм человека, прежде всего, свободного, а не угнетаемого, человека сильного, которому не нужны внешние ограничения, регулирование.
Вообще, в каком-то смысле некоторые идеи, излагаемые там, представляются Штирнером как продолжение идей первохристиан о высвобождении человека из-под власти внешних сил, предоставлении его самому себе, а не каким-то внешним признакам, и теперь, по его мнению, аналогичный процесс демонтажа необходимо проделать и по отношению к тому, что «не добило» и на чём стало основываться христианство.
Чем эта книга, в каком-то смысле, кажется уникальной — в ней с лёгкостью выстраивается всё то, что, впоследствии, через десятилетия, будут выводить заново — в «Единственном» вовсю используется деконструкция (по отношению к идеям, как говорит Штирнер, призракам, бесплотным привидениям вроде «Бог», «Родина», «Долг», которые порабощают человека), какие-то индивидуалистские и нигилистические мысли, которые потом будут обнаруживать повсеместно у Ницше.

Резюмируя, могу сказать, что книга мне понравилась. У автора хороший, затягивающий слог, его монологи увлекают мысль за собой и, если в чём-то ты не соглашаешься с его (достаточно сильной!) аргументацией, всё равно нельзя не думать, размышлять и осмысливать идеи.

Книга о том, что искусственные, навязанные властями идентичности порабощают человека. Никто не рождается с сознанием, что он "русский", "немец", "лютеранин", "китаец", "фанат Динамо", и т.д. Это сознание человеку навязывают через семью, школу, СМИ, церковь. "Национальное лицо" это шаблонная картонная маска, прибитая властями к подлинному уникальному лицу каждого из нас, ради управления нами и разобщения нас с иностранцами. В таком случае, что же такое наше уникальное лицо? И способна ли уникальная личность к союзу с другими, без ущерба для себя? Как создать союз, который не становился бы "страшным деспотом", не стирал наши личности? Такой союз возможен, отвечает Штирнер. Это союз эгоистов. Община и нация требуют слепого подчинения воле начальника или коллектива, покорного растворения в себе, верности устаревшим традициям и обычаям - а сююз эгоистов зряч, разумен, в него люди пришли по собственной воле, ради своей выгоды, и свободны покинуть союз в любой момент, когда членство в нем станет невыгодным. Штирнер предчувствует: нации отомрут, общество будущего составится не из народов, а из личностей.

Беспощадно критикуется мораль покорности, показана ее выгода для правителей. Отвергаются претензии чиновников и церкви на моральное руководство угнетенными. "Тот, кто хочет сломить твою волю, имеет дело с тобой: он твой враг. Действуй против него как против врага" - советует философ. Или вот это: "Почему оппозиция не достигает в иных случаях никаких результатов? Это случается всегда, когда она не желает покинуть стезю нравственности или законности". Ведь это пощечина легализму, правовому фетишизму и парламентскому кретинизму. "Самостоятельное бытие государства утверждает мою несамостоятельность. Государство дает мне воспитание и образование, соответствующее лишь его целям, а не моим". Разве это не актуально в момент, когда образование пропитывают религией и державным патриотизмом? "Вы жаждете свободы? Глупцы! Если бы вы захватили в свои руки власть, свобода пришла бы сама собой. Бедняки станут свободными, когда они восстанут." Язык сложноватый, но в книге рассыпаны яркие мысли. Она поднимает человека с колен.

Шедевр.

"Единственный и его собственность" -- одна из самых значительных книг, когда-либо написанных. Очень недооценённая и малоизвестная, по силе мыслей она, вероятно, стоит на уровне таких гениев, как Шопенгауэр и Ницше. Штирнер с поразительной мощью и убедительностью громит искусственные и навязываемые "ценности" -- религию, бога, добро и зло, нацию, общество, государство, само понятие человечества. Более того, Штирнер отрицает даже саму "истину" -- для него не имеет никакого веса та "истина", которая принята каким-то обществом, каким-то тупым стадом баранов.

Для Штирнера вся эта жалкая труха -- все эти ничтожные боги, цари, державы и прочие "авторитеты" -- не имеют совершенно никакого значения, всё это пустое место. Только он сам имеет значение для себя, только свои интересы преследует, только своей выгоде придаёт значение, только свои ценности хвалит, и пусть бы стал он неугодным всему миру -- нет ему никакого дела до бренного мира и его мнений. Читая эти бунтарские, дерзкие, воинственные, беспощадные строки, видится образ существа бесконечно одинокого и великого в своём одиночестве.

При этом Штирнер признаёт, что он, может быть, всего лишь "ничтожный человек", -- но это не меняет дела, ибо даже "ничтожный" -- отдельный, одинокий, частный человек, без всякой поддержки со стороны, -- может иметь достаточно ума и дерзости, чтобы отрицать все ценности и идеалы стада, живя лишь по своей личной правде, какой бы она ни была в глазах общества.

Блистательно развеивает Штирнер идею бога, доказывая, что если тот и существует, то и сам является законченным эгоистом, который заботится лишь о своём благе. Мыслитель напрочь отрицает христианство с его идеей служения и поклонения. Не существует для Штирнера и понятия "призвания" -- а ведь религия настаивает на том, что человек к чему-то "призван" и обязан соответствовать предначертанному. Отрицается и понятие греха. Непримиримость с христианством и с богом заходят у Штирнера так далеко, что он бросает ему вызов, говоря, что если бог хочет подчинить человека, то пусть придёт и сделает это сам, а добровольно подчиняться ему не надо.

Штирнер не отрицает существование власти, но при этом не собирается подчиняться никакой власти. Ему нет дела до чужих прав и до того, что государство считает его правом, -- Штирнер сам решает, имеет ли он на что-нибудь право, он сам берёт и использует то, что хочет и как хочет, и всё равно ему на законы и правила, выдуманные кем-то другим.

Потрясающие мысли разбросаны в этой книге: затрагиваются темы религии, бога, добра и зла, свободы, души, права, эгоизма, и по всем пунктам мысли Штирнера дерзки, противоположны и общественной морали, и христианству.

Главный недостаток книги -- её стиль. Написано тяжеловесно, местами слишком сухо, местами Штирнер отвлекается и уходит в малозначащие частности. Но всё же встречаются в книге места настолько красивые и поразительные, что возносятся до уровня Ницше. Грубо говоря, у Штирнера после 90 скучных страниц идут 10 сильных и красивых, и эти условные 10 можно растаскивать на цитаты.