Впервые на русском — второй роман знаменитого выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, урожденного японца, лаурета Букеровской премии за свой третий роман «Остаток дня». Но уже «Художник зыбкого мира» попал в Букеровский шортлист. Герой этой книги — один из самых знаменитых живописцев довоенной Японии, тихо доживающий свои дни и мечтающий лишь удачного выдать замуж дочку. Но в воспоминаниях он по-прежнему там, в веселых кварталах старого Токио, в зыбком, сумеречном мире...
А ведь порой вместе с отжившим свой век и никуда не годным мы выбрасываем на помойку и кое-что хорошее. Тебе так не кажется? Поистине, Япония порой напоминает мне малыша, который все подряд перенимает не у родителей, а у совершенно чужого дяди.
Нельзя же всю жизнь думать только о том, что могло бы быть. Пора понять, что жизнь у тебя не хуже, чем у других, а может, и лучше, и сказать спасибо.
Нами правят алчные бизнесмены и слабые политики, и уж они-то позаботятся, чтобы нищета в стране с каждым днём только росла.
«Разве так уж необходимо всегда видеть вещи в привычном до тошноты ракурсе?»
Храбрые молодые люди бессмысленно погибают, а настоящие преступники живут себе как ни в чем не бывало. И очень боятся выдать себя, показать свое истинное нутро, признать свою ответственность.
...я вряд ли слишком завышаю оценку своего тогдашнего поступка, ибо, осмелюсь предположить, он стал ярким проявлением того моего качества, за которое меня впоследствии стали очень уважать, – способности самостоятельно думать и рассуждать, даже если это означает вызов всему твоему окружению.
Однако вокруг него от прежней жизни почти ничего не осталось. Выйдя за порог бара, вы можете оцепенеть от изумления, решив, что за выпивкой и не заметили, как вас занесло куда-то на самый край цивилизованного мира. Все вокруг превращено в пустыню, заваленную обломками. Только уцелевшие остовы домов на заднем плане напоминают о том, что вы находитесь почти в центре города. «Военная разруха» – так называет это госпожа Каваками. Но я-то помню, как гулял здесь сразу после капитуляции и многие из этих домов еще стояли. И «Миги-Хидари» был на месте, хотя окна в нем выбило взрывами, а полкрыши провалилось внутрь. И я тогда все спрашивал себя, проходя мимо этих изуродованных зданий, смогут ли они вернуться к прежней жизни? А потом заглянул туда как-то утром – и увидел, что бульдозеры уже все сровняли с землей.
Все самое хорошее, утверждал он, складывается ночью, а утром тает без следа.
Верность ведь еще заслужить нужно! Слишком многое в жизни делается из чувства верности. И слишком часто люди ей следуют слепо.
...если у тебя некомпетентный начальник, это страшно всех деморализует, каким бы милым он ни был!
Ведь тот, кто стремился подняться над повседневностью, вырваться за рамки посредственности, безусловно, заслуживает восхищения, даже если в итоге и терпит крах из-за своих честолюбивых планов.
Невежество Синтаро в таких вопросах зачастую просто поражает, но, как я уже сказал, я не вижу в этом ничего унижающего достоинство и полагаю, что следует быть благодарными за то, что на свете еще существуют люди, не зараженные современным цинизмом. Возможно, именно эти качества Синтаро – ощущение того, что он каким-то чудом сумел сохраниться в этом мире, – и делают для меня его общество, особенно в последние годы, все более и более желанным.
– Работая у Такэды, – сказал я им тогда, – я довольно рано получил один очень важный урок: даже если на своих учителей и полагается смотреть снизу вверх, все же не менее важно научиться подвергать их авторитет сомнению. Опыт, полученный в мастерской Такэды, научил меня никогда не следовать слепо за толпой и всегда тщательно обдумывать, а правильным ли является то направление, куда меня толкают. И если уж я что-то и старался вам всем внушить, так это необходимость обрести способность подниматься над привычным ходом вещей, над всякими нежелательными, разлагающими воздействиями, ибо мы потонули в декадентстве, как в болоте, сильно ослабив дух нашего народа за последние десять-пятнадцать лет.
К чему притворяться: некоторые моменты этой встречи действительно оказались для меня весьма болезненными; вряд ли я стал бы так легко говорить об ошибках прошлого, если бы обстоятельства не подсказали мне благоразумие и дальновидность такого поведения. И теперь, должен отметить, мне уже трудно понять, как может человек, исполненный самоуважения, стремиться избежать ответственности за свои былые деяния. Возможно, далеко не всегда легко разобраться с ошибками всей своей жизни, но, несомненно, только так можно сохранить достоинство и получить удовлетворение. И кроме того, я уверен: не так уж это позорно, если свои ошибки ты совершил, свято во что-то веруя. На мой взгляд, куда постыднее обманом скрывать свое прошлое или быть попросту неспособным признать собственные ошибки.
Демократия – это прекрасно, и все же она отнюдь не означает, что наши граждане имеют право бунтовать, как только они с чем-то не согласны.
Если художник отказывается жертвовать качеством во имя скорости, то именно за это его нам всем и следует уважать</b></b>
Молодые люди часто испытывают чувство вины, предаваясь удовольствиям, наверное, и я был таким же и считал, что проводить столько времени в злачных местах, тратить свое мастерство на воспевание вещей преходящих, почти неуловимых просто бессмысленно. Я считал это декадентством. Разве можно по настоящему оценить красоту мира, если сомневаешься, имеет ли он право на существование?
Трудно понять, как может человек, исполненный самоуважения, стремиться избежать ответственности за свои былые деяния. Возможно, далеко не всегда легко разобраться с ошибками всей своей жизни, но, несомненно, только так можно сохранить достоинство и получить удовлетворение. И кроме того, я уверен: не так уж это позорно, если свои ошибки ты совершил, свято во что то веруя. На мой взгляд, куда постыднее обманом скрывать свое прошлое или быть попросту неспособным признать собственные ошибки.
В молодости многое кажется скучным и безжизненным. Но потом, становясь старше, вдруг обнаруживаешь, что именно эти вещи и являются для тебя самыми важными.
Если тебе не удалось сделать то, на что другие не имели ни смелости, ни желания даже решиться, это вполне может служить утешением - да нет, вызывать глубокое удовлетворение! - когда оглядываешься на прожитую жизнь.
Влиятельность и общественный статус человека могут возрасти совершенно незаметно для него самого, если он усердно трудится, ставя себе целью не повышение этого самого статуса, а то удовлетворение, которое получаешь, выполняя работу на максимально высоком уровне.
Разве можно по настоящему оценить красоту мира, если сомневаешься, имеет ли он право на существование?
Даже если на своих учителей и полагается смотреть снизу вверх, все же не менее важно научиться подвергать их авторитет сомнению.
не так уж это и позорно, если свои ошибки ты совершил, свято во что-то веруя.
Всегда ведь, когда пересказываешь чьи-то слова, они становятся куда более похожими на твои собственные.