"Оставив людям великое множество недоделанных дел, недосказанных сказок и недопетых песен, война в придачу ко всему понавязала такое же множество тугих узлов и петель в самих человеческих судьбах" — говорится в только что завершенном произведении советского писателя Михаила Алексеева. Тому, как завязывались и развязывались эти узлы, и посвящен роман. Это были тяжкие испытания в военном, политическом, экономическом и нравственном смысле, и советские люди вышли из него с честью, морально не...
Сладок будешь — расклюют, горек будешь — расплюют…
Не бойся гостя сидячего, а бойся гостя стоячего!
Может, война не только убивает и калечит, но и кого-то исцеляет? Что-то мало похожа она на исцелителя…
— Живем — хлеб жуем, в чужой рот не заглядываем! — первым отозвался Апрель. — Вот только давненько что-то снижения цен не было…
Краденая-то любовь хоть и сладка, да под конец горькой полынью оборачивается.
... настоящая дружба рождается там, где люди не помыкают друг другом, а помогают один другому.
«Заставить человека бояться тебя нетрудно, куда труднее добиться того, чтобы он, человек, зауважал тебя. Вот в чем фокус, вот в чем корень нашей жизни».
Ежели к чужому горю глух - больной, значит, ты.
Может, погодим покамест, после войны поволтузим и словами и руками друг дружку сколько душе угодно, а сейчас лучше не за волосья, а рука об руку держаться. Так я думаю.
Ну, а обида? Что ж, она покамест жива. Но сердце мальчишеское — ненадежное хранилище для обид. Это уж известное дело.
... сдуньте-ка с нас, старичков, пыль, вытрусите хорошенько да приголубьте, тогда посмотрите, какими орлами мы обернемся!
- И какой это идиот мог сказать, что война все спишет!. Ну, нет! Война -жестокий бухгалтер. Она ни о чем не забывает и никому ничего не списывает и, наверное, долго еще будет хранить строгие свои счета.
"Для человека его дело - что почва для дерева. Убери почву - дерево засохнет. Отыми у нас дело - враз скрючимся..."
Феня передернула плечами, как давеча ее брат Гриша. Она понимала, что задерживаться ей тут, у Ерика, не следовало бы, в любой час может проснуться Филипп Иванович — что подумает о ней? Ведь что случилось, того, видимо, было не миновать — судьба.
Ни он, ни забракованный по всем статьям Тишка, ни Апрель, ни дядя Коля, может быть, и не думали тогда, в первые дни большой войны, что им-то и суждено будет вместе с бабами и ребятней взвалить на свои плечи всю безмерную тяжесть тыловых забот и нести ее все бесконечно долгих четыре года.