Книга «Над обрывом» известного швейцарского писателя Маркуса Вернера — это роман-диалог. В неспешных застольных беседах два героя, два абсолютно не похожих человека, рассказывают друг другу о своей жизни. По сути, они живут в разных мирах, однако в конце концов выясняется, что их миры парадоксальным образом пересекаются: жена одного героя и любовница другого — по всей вероятности, одна и та же женщина. Когда дочитаешь книгу «Над обрывом» до конца, то не хочется выпускать ее из рук и завидуешь...
- [...] Представьте себе, вы лежите на диване в субботу, в обеденное время, и поставили себе цель: спокойно пролежать два часа, но не спать. Вы слышите, как соседка пылесосит квартиру, как кто-то стрижет газон. Вместо того, чтобы думать о делах, которые следует сделать, вы наблюдаете за пауком, неподвижно сидящим на потолке, и при этом подавляете в себе желание смахнуть его оттуда. Вдруг зазвонит телефон. Если вы еще новичок, то вскакиваете и хватаете трубку. Это ошибка, но огорчаться не надо, ведь на ошибках учатся. Загляните в себя, упражняйтесь ещё и ещё, пока не обретете навык отключаться от внешних раздражителей.
- Понимаю, - сказал я, - но к чему все это? В чем смысл упражнения?
- Возможно, - произнес Лоос, - в эти два часа вы ощутите, каково это - не быть рабом. И какое умиротворение воцарится в вашей душе, если вы хоть на время перестанете испытывать гнетущее чувство, что вы должны что-то сделать.
Влюбленность - духовное блаженство, деликатно сопровождаемое чувственным желанием.
...к чувству подавленности и к головной боли прибавилось ещё и недовольство собой, которое испытывают дисциплинированные люди, когда они из слабоволия не делают того, что намеревались сделать.
Наблюдая бесконечные муки двух страдальцев, я пришел к выводу, что брак - это прямое насилие над человеческой природой, которая представляется слишком капризной, чтобы ее можно было выдрессировать или хотя бы заставить усвоить несколько правил поведения, каковые, если их соблюдать, вероятно, сделали бы брак возможным. Никакими словами нельзя описать, что делают друг с другом разводящиеся супруги, пусть даже из-за желания зачеркнуть этим счастливое прошлое. Это полное безумие, что, хотя каждый второй брак кончается разводом, люди все не могут остановиться, перестать заключать брачные союзы. И еще большим безумием представляется мне то, что более двадцати процентов заключаемых браков - повторные.
у несчастья множество обличий
Женской натуре чужды сестринские чувства.
В общем, через какое-то время Тассо влюбился, причем впервые в жизни. Влюбился так горячо, как бывает лишь у людей с замедленной реакцией.
Я спросил: неужели ему трудно понять, что я предпочел бы больше не слышать из его уст всего этого очернительства?
— Обвинять — это мое дело и моя миссия, — ответил Лоос.
«Напыщенный фантазер», — подумал я, а Лоос сказал:
— Шиллер.— Вчера ночью, когда мы с вами шли в Агру, — сказал я, — вы не хотели говорить о школе, только упомянули о ее трагедии. Может быть, вы имели в виду эту самую систему квалификации?
— Косвенно и ее тоже, — сказал Лоос, — ибо то, что творится в школах, по сути, варварство. С тех пор как политики, занимающиеся образованием, сошлись на том, что школа должна готовить подрастающее поколение к суровым будням, — выражение, вполне характеризующее этих людей, — с тех пор во всех школьных зданиях слышится хихиканье и фырканье учителей и учеников.— Ты повторяешься, — заметил Лоос, — а повторяемая полуправда перестает быть правдой. Расскажи-ка лучше еще раз, как ты избежал этого несчастья — прочных отношений.
Я спросил, по душе ли вам холостяцкая жизнь - хотел услышать, как вы ее хвалите, потому что мне она не по душе, я вижу в ней слишком мало положительных сторон. Зато вижу другое - назову хотя бы две вещи: как печально выглядит зубная щетка, одиноко стоящая в стакане, и как часто мне вечером не хватает причины, чтобы заснуть, например объятия, или поцелуя, или хотя бы ссоры, короче, чего-то такого, что позволило бы отвернуться к стене и провалиться в сон с ощущением блаженства или легкой обиды.
Внезапно мне показалось, что я обделен чувствами, что они у меня холодные, плоские, я был неприятен себе.