Когда же у пустыни вырастут уши, чтобы услышать меня?
— Вот что бывает с неженатыми, — качали головами старики. — Во что бы то ни стало им надо спасти мир. Семя бьет им в голову, и разум мутится. Ради Господа, женитесь вы все, расходуйте свои силы на женщин, рожайте детей, чтобы успокоиться!
— А кто будет платить? — забеспокоился трактирщик. — Голова, вино…
— Ты веришь в загробную жизнь, Симон-киринеянин? — поинтересовался Петр.
— Конечно, верю.
— Даю тебе слово, что там я тебе и заплачу. Если хочешь, могу даже дать расписку.
Трактирщик почесал в затылке.
— Что? Ты не веришь в загробную жизнь? — угрожающе спросил Петр.
— Верю, Петр. Черт побери, верю… но не настолько…
Если бы я был огнем, я бы жег. Если бы я был дровосеком, я бы рубил. Но я - сердце, потому я люблю.
— Что нового слыхать в селах, по которым тебя носит? Что случилось в поле? — спросил Филипп. Рыжебородый остановил ослика, схватив его за хвост.
— Все просто чудесно, Господь премного милосерд, любит свой народ, за то Ему и слава! — ответил он, сухо рассмеявшись. — В Назарете Он распинает пророков, на поле насылает наводнение и отнимает хлеб у своего народа. Разве вы не слышите?— Благодарю тебя за все, Господи, — прошептал юноша. — За полное одиночество, за голод, за холод. Ничего мне больше не нужно.Раввин поднялся, тяжело опираясь на посох священника.
— Мария, — сказал он строго, — если бы Бог слушал матерей, мы бы погрязли в беспечности и благополучии.Бог есть бездна, — думал он, — бездна, так лучше и не приближаться к ней!
— А платить кто будет? — обеспокоенно спросил хозяин таверны. — Головка, вино…
— Ты веришь в загробную жизнь, Симон Киренянин? — спросил Петр.
— Верю.
— Так вот, даю тебе слово, — а если хочешь, дам его тебе и в письменном виде, — там я тебе и заплачу.
Семью уровнями обладает правда, и на высшем уровне восседает на престоле правда Божья, которая совершенно не схожа с правдой человеческой.
Голода, жажды и любви не надо стыдиться, мой милый. Они от Бога.
В одиночку нельзя найти Господа, - рассмеялся ангел. - Для этого нужны двое - мужчина и женщина.
Да разве может иметь силу искушение, приходящее извне? Крепость можно взять только изнутри.
...когда бес стареет, он превращается в святого.
«Горе матери, родившей сына, не похожего на других…»
- Молчание не удовлетворит женщину, - сказала Мария. - Ей, горемычной, хочется еще и доброго слова...
- Доброе слово тоже не удовлетворит женщину, даже и не думай! - живо отозвалась Марфа, подливавшая масло в светильник, чтобы его хватило на весь вечер, когда придут для серьезного разговора старцы. - Доброе слово тоже не удовлетворит горемычную женщину: ей нужен мужчина, чтобы дом чувствовал тяжесть его шагов. Ей нужен младенец, который будет сосать молоко, облегчая ее тяжелую грудь... Женщине нужно много, Иисусе из Галилеи, много, но откуда вам, мужчинам, знать это!
— Да хранит нас Бог от святости!
— За что я должна прощать тебя? Ни в голоде, ни в жажде, ни в любви нет стыда, ибо все это от Бога.
— Эх ты, несчастный! — воскликнула она. — Бог ведь пребывает не в обителях, а в домах людских! Где муж да жена — там и Бог, где дети да хлопоты, где стряпают, ссорятся да мирятся — там и Бог.
Пока человек не окажется над зияющей пропастью, из его плечей не взовьются крылья!
Не бойся, дитя мое, - говорил раввин, пытаясь утешить его. - Чем больше демонов внутри нас, тем больше ангелов можем мы сотворить.
Бог есть бездна, бездна есть и человек.
Бог всюду, так зачем же его искать в пустыне?
Теперь я тружусь во имя великой цели - понимаешь? - великой. А тот, кто трудится ради великой цели, сам становится великим, даже если он - последняя спица в колесе.
Нет, не под землей, в
преисподней, пребывают ад и демоны, но в груди у человека, даже самого
добродетельного и праведного. Бог есть бездна, бездна есть и человек, и
почтенный раввин не дерзнул распахнуть сердце свое, чтобы взглянуть, что там
внутри.
-- Боже, пусть поскорее наступит конец света, только бы войти в Ковчег
вместе с ним, -- продолжала Марфа. -- Я буду прислуживать ему, и вовсе не
важно, что ты будешь рядом с ним. Ковчег будет вечно плыть по водам, я буду
вечно прислуживать ему, а ты будешь вечно рядом с ним, сидя у его ног. Так я
представляю себе Рай. А ты, Мария?-- Здравствуйте, братья! Я ухожу. Иду к Богу. Может быть, передать ему
что от вас?
Я слышал,
будто Ноев Ковчег знаете что такое? Сердце человеческое! Там внутри
пребывает Бог со своими созданиям. Все якобы захлебывается в воде и идет ко
дну и только Ковчег плывет вместе со своим грузом. Ему все известно -- да
уж, не смейтесь! -- ему все известно, сердцу человеческому!
-- Ты веришь в загробную жизнь, Симон Киренянин? -- спросил Петр.
-- Верю.
-- Так вот, даю тебе слово, -- а если хочешь, дам его тебе и в
письменном виде, -- там я тебе и заплачу. Хозяин таверны почесал свою
огромную голову.
-- Как?! Разве ты не веришь в загробную жизнь?! -- строго спросил Петр.
-- Верю, Петр, верю. Но не настолько... -- Не кручинься, Андрей. Умирает только тот, кто не успел стать
бессмертным. А он успел: Бог дал ему время.
в самой
середине ада и находится Рай.- Вот и я говорю: не только в госте, но и в каждом человеке следует
видеть ангела. Да!
-- Все-таки вечер не пропал зря, -- довольно сказал слепой. -- С утра,
когда мы проснулись, и до этого часа, когда мы отправляемся на покой,
все-таки произошло кое-что, приведшее мир в движение. Давайте присядем на
скамьи и послушаем. Люблю новости, даже если они и недобрые.
опять станет на свое место, вот увидите. Мир
крепок и прочны основы его. Сколько выдержит Бог, столько выдержит и мир. Не
слушайте зрячих, послушайте меня: я слеп и потому вижу намного лучше всех
вас.
Это я согрешил, что ли? Это я
пялился на чужих жен, когда они совершают омовение? Бог дал нам глаза, чтобы
мы ничего не видели, -- разве ты этого до сих пор не понял? Он чувствовал внутри себя еще слишком много грязи, чувствовал себя еще
слишком человеком
Никогда я не боялся смерти так, как этого воскрешенияСердце изнывало под тяжестью шестисот тринадцати писанных заповедей
еврейского Закона и тысяч неписаных и не могло сдвинуться с места: оно
изнывало под тяжестью "Бытия", "Левитов", "Чисел", "Судей", "Царств" и не
могло сдвинуться с места.
Содрогались основы мира, ибо содрогалось сердце человеческое.
если
несколько человек собрались за трапезой и не говорят о Боге, это все равно,
что поминки.