Не говорите о себе слишком плохо, вам поверят
Согласно древнему японскому этикету, подданые обязаны были обращаться к императору, испытывая при этом "страх и терепет". Меня всегда приводило в восторг это требование, которое с замечательной наглядностью выполняют актеры в самурайских фильмах, обращаясь к своему начальнику дрожащим от сверхчеловеческого почитания голосом.
Твой муж не будет любить тебя, если только он не идиот. А быть любимой идиотом глупо.
Я вернулась к обычной жизни. Как ни странно, но после моей сумасшедшей ночи всё потекло так, будто ничего особенного не случилось. Никто ведь не видел, как я голая скакала по столам, прыгала на руках вверх ногами и страстно целовала невинный компьютер. Правда, меня нашли спящей под мусором. В других странах, возможно, за подобное поведение меня выгнали бы с работы. А здесь сделали вид, будто ничего не произошло.
И в этом есть своя логика: системы наиболее авторитарные провоцируют и самые непредсказуемые отклонения в человеческой психике, поэтому в таких странах достаточно терпимо относятся к безумным выходкам своих сограждан. Если вам не доводилось встречаться с японскими чудаками, вы не знаете, что такое настоящие чудаки. Я спала под мусором? Здесь видали и не такое.
В Японии хорошо знают, что такое "сломаться".
Саботаж здесь считается таким страшным преступлением, что для его обозначения используется не японское, а французское слово, так как только иностранцы могли додуматься до этакой гнусности.
Для японца невозможно работать слишком много.
Безупречность не принесёт тебе ничего, кроме безупречности.
Понятие чести чаще всего толкает на идиотские поступки. И не лучше ли вести себя по-идиотски, чем потерять честь?
Человечество давно подметило, что уединенное пребывание в туалете наводит на глубокие раздумья.
Если и есть за что восхищаться японкой, а не восхищаться ею невозможно, то за то, что она до сих пор не покончила с собой. С самого раннего детства на ее мозг по капле накладывают гипс: "Если ты к 25 годам не вышла замуж, стыдись", "если ты смеешься, никто не назовет тебя изысканной", "если твое лицо выражает какое-либо чувство, ты вульгарна", "если на твоем теле есть хоть один волосок, ты непристойна", "если молодой человек целует тебя в щеку на людях, ты шлюха", если ты ешь с удовольствием, ты свинья", "если любишь поспать, ты корова", и т.д. Эти наставления могли бы показаться смешными, если бы они не владели умами.
У каждого из нас случается страшный день, который делит наше существование на две части: на то, что было до этого дня и после него. И стоит потом даже мельком вспомнить об этом психологическом шоке, нас всякий раз охватывает животный ужас, с которым мы ничего не можем поделать.
До той поры, пока будут существовать окна, самое забитое человеческое существо в мире будет иметь свой глоток свободы.
У каждого в жизни однажды случается первый шок, который потом делит жизнь на «до» и «после», и одного мимолётного воспоминания о котором достаточно, чтобы снова испытать безотчётный и неизлечимый животный ужас.
Японка вовсе не жертва, это далеко не так. Среди прочих женщин планеты, участь ее не из худших. Ее власть значительна, уж я-то знаю, о чем говорю.
Если и есть за что восхищаться японкой, а не восхищаться ею невозможно, то за то, что она до сих пор не покончила с собой.
Знать, когда умрёшь, это великая вещь. Можно создать из своего последнего дня произведение искусства.
-Но я хотела, чтобы вы знали, как я разочарована. Я вас так уважала.Она элегантно усмехнулась:— Ну, я-то не разочарована. Я не питала к вам никакого уважения.
Підкоритися наказу можна завжди.
Мгновение - это ничто, твоя жизнь - тоже ничто. Любой временной промежуток меньше десяти тысяч лет - ничто.
В Японии это называется саботажем. Это одно из тягчайших преступлений, настолько отвратительное, что для него употребляют французское слово. Потому что нужно быть иностранцем, чтобы вообразить подобную низость.
Во все времена смиренное человечество покорно склонялось перед непонятными ему силами. Но, раньше, по крайней мере, ему виделось в этом нечто мистическое. Теперь у людей уже нет иллюзий. Они посвящают жизнь пустоте, за которой ничего нет.