Действие романа происходит в 90-х годах XX века в Берлине — столице государства, пережившего за минувшее столетие столько потрясений. Их отголоски так же явственно слышатся в современной жизни берлинцев, как и отголоски душевных драм главных героев книги — Артура Даане и Элик Оранье, — в их страстных и непростых взаимоотношениях. Философия и вера, история и память, любовь и одиночество — предмет повествования одного из самых знаменитых современных нидерландских писателей Сэйса Нотебоома. На русском языке издается впервые.
«Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?...» (Ф. Тютчев)
Да, у меня тоже есть тонкий шрам между большим и указательным пальцами. Да, я тоже на ночь иногда беру себе в проводники в морфеево царство цитату из «Божественной комедии». Да, я тоже фотографирую с не всегда мне самой понятными целями облака, песок, воду, сумерки, снег и кору деревьев. Да, я тоже очень многое из Мандельштама знаю наизусть, хотя специально не заучивала. Да, в моей голове с детских лет тоже есть немало песенных и стихотворных географических карт, до сих помогающих мне добраться из точки А в точку B. Да, некоторые картины я воспринимаю как старых знакомых и навещаю их в Берлине или в Мадриде, когда бываю там – просто так, чтобы повидаться, ведь знаю их до мельчайшей детали. Да, глядя на женщин с картин Вермеера, я тоже ощущаю себя немного голландкой. Вы скажете, что все это просто случайные совпадения? А я скажу – нет. Это знаки, которые соединили меня и эту книгу. Не могли не соединить. Не могли не привести нас друг к другу. Хотя я не люблю Берлин ни в какое время года, но стоя у Бранденбургских ворот, я тоже дотрагиваюсь рукой до холодного каменного пальца ноги Афины Паллады. Вы спросите, зачем? Да ни за чем, просто чувствую, что так надо и без этого прикосновения что-то в жизни пойдет совсем по-другому.
Интеллектуальная infinite in all directions – вот что такое эта книга. В ее повествовательном потоке ты в который раз понимаешь, как на самом деле проблематично сблизить, соединить с кем-то свое ментальное поле, как трудно, а порой и невозможно пустить другого человека в свой жизненный мир, как узок круг тех, кто воспринимает жизнь, тебя, себя, историю, музыку, живопись, литературу так же, как ты, и какое счастье найти «своих» и чувствовать себя в своем кругу, где понимаешь друг друга с полуслова и можешь не только разговаривать, но и молчать метафорами, и ничего не объяснять, если неохота.
Вся книга полна проекций, рефлексий и ассоциаций, если не с тобой как личностью, то, по крайней мере, с теми же пунктами, точками, знаками, строчками, которые тебе хорошо знакомы – и не потому, что ты хорошо образован и начитан, а потому что такова твоя естественная повседневность, в которой ты по странной случайности обращаешь внимание на те же особенности и нюансы реальности, что и персонажи. И если автор заставляет своих героев слушать музыку, то ты знаешь, что и как звучит, когда они вынимают из толстых исторических книг закладки-репродукции, ты без проблем «видишь» картину, потому что видел ее не раз, если они покупают продукты, ты легко угадываешь, что они будут есть на ужин, если они праздно шатаются по городу, тебе знаком маршрут. Общая реальность, сходное восприятие жизни - это дорогого стоит, такое в каждой книге не встретишь.
Вот этой своей синхронистичностью книга не просто подкупает, она завораживает. Но это не значит, что в этом стриме ты перестаешь следить за сюжетом и не хочешь знать, чем все закончится. Очень даже хочешь! Эта книга – о хрупкости и ценности человеческой взаимности, важности друзей, о попытках выстроить интеллектуально-личностную общность с людьми, так же трудно прокладывающими свой жизненный путь в том же направлении, что и ты, о любви и внутренней необходимости следовать за ней, потому что утратить родство душ, не воспользоваться шансом удержать того, без кого в твоей жизни все пойдет иначе, является фатальной экзистенциальной ошибкой. Эта книга – об одиночестве и попытках преодолеть его, меняя себя, делая нечто значимое в себе доступным для других и получая обратную связь, о стремлении почувствовать, угадать свою жизненную миссию (или судьбу?) и следовать ей – так, как ты можешь и как ты хочешь. Эта книга – о радостной свободе быть самим собой и об интуиции, умении считывать знаки, которые «подает» реальность, - вообще, о непростом внутреннем мире взрослой личности, стремящейся разобраться в том, кто она есть, что ей нужно от реальности, куда она движется, зачем она делает одно и не делает другого, почему ей кто-то нужен, а кто-то нет. И все герои в ней по-своему интересны и самобытны – и Артур, и Арно, и Виктор, и Зенобия... и даже Элик с ее бегством в средневековье к королеве Урраке, чьи следы почти утрачены в пространстве-времени.
Эта книга, на мой взгляд, очень хорошо иллюстрирует тот факт, что чтение – это совместность: со-беседа, со-разговор, а в каком-то смысле и со-авторство тех, кто читает, с теми, кто писал эти строки, пытаясь раскрыть в словах что-то не всегда уловимое, но важное для человеческих взаимоотношений. В этом процессе было очень интересно находиться и совершенно не хотелось покидать это уютное пространство – так бы и плыл по волнам чужой жизни. Пересказать возникающие и ускользающие впечатления практически невозможно, надо просто читать, время от времени возвращаясь к эпизодам, описаниям, диалогам, чем-то зацепившим тебя и заставившим вспоминать и думать. Это книга многоразового, а может, даже бесконечного чтения.
Ну вот. Я все сказала. А теперь пойду поставлю диск «Flos Regalis», посмотрю в окно на noche transfigurada и налью себе двойную порцию чего-нибудь – для себя и для своей души.
«Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?...» (Ф. Тютчев)
Да, у меня тоже есть тонкий шрам между большим и указательным пальцами. Да, я тоже на ночь иногда беру себе в проводники в морфеево царство цитату из «Божественной комедии». Да, я тоже фотографирую с не всегда мне самой понятными целями облака, песок, воду, сумерки, снег и кору деревьев. Да, я тоже очень многое из Мандельштама знаю наизусть, хотя специально не заучивала. Да, в моей голове с детских лет тоже есть немало песенных и стихотворных географических карт, до сих помогающих мне добраться из точки А в точку B. Да, некоторые картины я воспринимаю как старых знакомых и навещаю их в Берлине или в Мадриде, когда бываю там – просто так, чтобы повидаться, ведь знаю их до мельчайшей детали. Да, глядя на женщин с картин Вермеера, я тоже ощущаю себя немного голландкой. Вы скажете, что все это просто случайные совпадения? А я скажу – нет. Это знаки, которые соединили меня и эту книгу. Не могли не соединить. Не могли не привести нас друг к другу. Хотя я не люблю Берлин ни в какое время года, но стоя у Бранденбургских ворот, я тоже дотрагиваюсь рукой до холодного каменного пальца ноги Афины Паллады. Вы спросите, зачем? Да ни за чем, просто чувствую, что так надо и без этого прикосновения что-то в жизни пойдет совсем по-другому.
Интеллектуальная infinite in all directions – вот что такое эта книга. В ее повествовательном потоке ты в который раз понимаешь, как на самом деле проблематично сблизить, соединить с кем-то свое ментальное поле, как трудно, а порой и невозможно пустить другого человека в свой жизненный мир, как узок круг тех, кто воспринимает жизнь, тебя, себя, историю, музыку, живопись, литературу так же, как ты, и какое счастье найти «своих» и чувствовать себя в своем кругу, где понимаешь друг друга с полуслова и можешь не только разговаривать, но и молчать метафорами, и ничего не объяснять, если неохота.
Вся книга полна проекций, рефлексий и ассоциаций, если не с тобой как личностью, то, по крайней мере, с теми же пунктами, точками, знаками, строчками, которые тебе хорошо знакомы – и не потому, что ты хорошо образован и начитан, а потому что такова твоя естественная повседневность, в которой ты по странной случайности обращаешь внимание на те же особенности и нюансы реальности, что и персонажи. И если автор заставляет своих героев слушать музыку, то ты знаешь, что и как звучит, когда они вынимают из толстых исторических книг закладки-репродукции, ты без проблем «видишь» картину, потому что видел ее не раз, если они покупают продукты, ты легко угадываешь, что они будут есть на ужин, если они праздно шатаются по городу, тебе знаком маршрут. Общая реальность, сходное восприятие жизни - это дорогого стоит, такое в каждой книге не встретишь.
Вот этой своей синхронистичностью книга не просто подкупает, она завораживает. Но это не значит, что в этом стриме ты перестаешь следить за сюжетом и не хочешь знать, чем все закончится. Очень даже хочешь! Эта книга – о хрупкости и ценности человеческой взаимности, важности друзей, о попытках выстроить интеллектуально-личностную общность с людьми, так же трудно прокладывающими свой жизненный путь в том же направлении, что и ты, о любви и внутренней необходимости следовать за ней, потому что утратить родство душ, не воспользоваться шансом удержать того, без кого в твоей жизни все пойдет иначе, является фатальной экзистенциальной ошибкой. Эта книга – об одиночестве и попытках преодолеть его, меняя себя, делая нечто значимое в себе доступным для других и получая обратную связь, о стремлении почувствовать, угадать свою жизненную миссию (или судьбу?) и следовать ей – так, как ты можешь и как ты хочешь. Эта книга – о радостной свободе быть самим собой и об интуиции, умении считывать знаки, которые «подает» реальность, - вообще, о непростом внутреннем мире взрослой личности, стремящейся разобраться в том, кто она есть, что ей нужно от реальности, куда она движется, зачем она делает одно и не делает другого, почему ей кто-то нужен, а кто-то нет. И все герои в ней по-своему интересны и самобытны – и Артур, и Арно, и Виктор, и Зенобия... и даже Элик с ее бегством в средневековье к королеве Урраке, чьи следы почти утрачены в пространстве-времени.
Эта книга, на мой взгляд, очень хорошо иллюстрирует тот факт, что чтение – это совместность: со-беседа, со-разговор, а в каком-то смысле и со-авторство тех, кто читает, с теми, кто писал эти строки, пытаясь раскрыть в словах что-то не всегда уловимое, но важное для человеческих взаимоотношений. В этом процессе было очень интересно находиться и совершенно не хотелось покидать это уютное пространство – так бы и плыл по волнам чужой жизни. Пересказать возникающие и ускользающие впечатления практически невозможно, надо просто читать, время от времени возвращаясь к эпизодам, описаниям, диалогам, чем-то зацепившим тебя и заставившим вспоминать и думать. Это книга многоразового, а может, даже бесконечного чтения.
Ну вот. Я все сказала. А теперь пойду поставлю диск «Flos Regalis», посмотрю в окно на noche transfigurada и налью себе двойную порцию чего-нибудь – для себя и для своей души.
"День поминовения" - роман, пожалуй, лучший из прочитанных у Нотебоома. Он менее изящный, чем "Ритуалы", более тяжеловесный, но от этого не менее интересный. В фокусе Нотебоома - одиночество человека, вина, страх, воспоминания и история.
Основной сюжет строится вокруг встречи двух интровертов - оператора-документалиста Артура Даане и историка Элик Оранье. По сути эти два закрытых человека создали вокруг себя кокон, плотно защищающий их маленький мирок. Для Даане этим миром является съёмка малоприметных вещей, ног, мелочей. После авиакатастрофы, где погибли сын и жена, оператор бежал в свой мир. Элик Оранье по сути сделала то же самое. Для неё травмой стала жизнь без отца, мать-алкоголичка, изнасилование. Её мир - это мир средневековой королевы, информация о которой была не такой богатой.
Основная идея романа - взгляд на историю. Поппер говорил в "Открытом обществе и его врагах":
На мой взгляд, единой истории человечества нет, а есть лишь бесконечное множество историй, связанных с разными аспектами человеческой жизни, и среди них — история политической власти. Ее обычно возводят в ранг мировой истории, но я утверждаю, что это оскорбительно для любой серьезной концепции развития человечества. Такой подход вряд ли лучше, чем трактовка истории воровства, грабежа или отравлений как истории человечества, поскольку история политической власти есть не что иное, как история международных преступлений и массовых убийств (включая, правда, некоторые попытки их пресечения). Такой истории обучают в школах и при этом превозносят как ее героев некоторых величайших преступников.
Действительно ли не существует всеобщей истории как реальной истории человечества? Скорее всего — нет. Я полагаю, таков должен быть ответ на этот вопрос каждого гуманиста и особенно каждого христианина. Реальной историей человечества, если бы таковая была, должна была бы быть история всех людей, а значит — история всех человеческих надежд, борений и страданий, ибо ни один человек не более значим, чем любой другой. Ясно, что такая реальная история не может быть написана. Мы должны от чего-то абстрагироваться, должны чем-то пренебрегать, осуществлять отбор. Тем самым мы приходим к множеству историй и среди них — к истории международных преступлений и массовых убийств, которая обычно и объявляется историей человечества.
Истории Артура Даане и Элик Оранье - это две разные истории, но по сути они пытаются сделать одно и то же. Артур пытается запечатлеть жизнь в мелочах, которая бы сохранилась для потомков, Элик - найти эти мелочи, ибо история, которая её дана - это история политической власти, как верно заметил Поппер. Они оба пытаются подняться над историей. Но даже в этом случае это будет всего лишь взгляд конкретного человека в конкретном контексте.
Дело в том… что все страдания в разных частях мира преподносятся нам в виде фактов… и из-за этого они кажутся менее реальными. Так все и войдет в историю, с большими или меньшими подробностями, в зависимости от толщины учебника: осада Берлина, блокада Ленинграда, с такого-то года по такой-то, столько-то погибших, героическое сопротивление… точно так же мы смотрим теперь телевизор: видим людей, беженцев, кого угодно, каждый день все новых и новых, и все это факты, точно так же и ГУЛАГ был фактом, но фактически, — она засмеялась, — вот ведь какая штука язык! — но фактически цифры и факты нас скорее удаляют от событий, чем приближают к ним… мы смотрим на все эти лагеря, массовые захоронения, минные поля, массовые убийства не с человеческого, а с великанского расстояния, и не для того, чтобы их увидеть, но чтобы отгородиться от них… наш взгляд утратил человечность… нас ничего уже не задевает, мы воспринимаем происходящие события как факты, возможно, пока еще как символы страдания, но уже не как страдания, касающиеся нас самих… и тем самым факты, зрелище фактов становится броней, которая нас от них защищает… пожалуй, мы откупаемся от чужих страданий с помощью денег, или это делает за нас наше абстрактное государство, но нас самих они уже не задевают, это не мы, а другие попали на мрачные страницы учебника. Потому что мы отлично знаем, что перед нами история, этому мы научились в полной мере… это же чудо — история творится у нас на глазах, а мы не имеем к ней никакого отношения… Арно, как это однажды сказал твой придурок Гегель… дни мира суть пустые страницы в книге истории, или что-то в этом духе… что ж, вот мы и есть эти пустые страницы, и так оно и есть на самом деле, нас не существует.
Для темы ""Что новенького" или экспериментальная рубрика "КнигоBattle": Bambiraptor
Сейс Нотебоом. День поминовения
Удивительная книга. Это не лёгкое чтение, и я никому не рискну её рекомендовать. Да и сама читала дозировано, порой хотелось закрыть и тут же открыть. Но в ней есть многое, что задевает и хочется обсудить с очень близкими друзьями – с теми, кто поймёт.
Книга для меня очень созвучна с фильмом «Небо над Берлином»: Берлин, мужчина ищет встречи с женщиной, взаимное необъяснимое притяжение, одиночество и близость, библиотека, остатки Стены, наблюдение за танцующей женщиной в клубе (вместо посещения концерта что-то типа дискотеки), множество фраз, которые хочется прокручивать в голове снова и снова. Да и вообще, у книги очень сильный видеоряд (может потому, что главный герой кинооператор), и со звуком всё хорошо. Конец только у фильма и книги очень разный, вот здесь они не совпали.
Его жизнь пробежала мимо него, и он не смог её удержать.
Особенно запомнились встречи друзей, напомнило собственные, когда встречи проходят практически по одному и тому же сценарию, в одних и тех же любимых местах, вы можете даже есть и пить всегда одно и то же, но это не напрягает, главное, что можно обсуждать часами одну мысль, взволновавшую/мелькнувшую/удивившую кого-то за время, что не виделись, и раскручивать её с разных сторон до бесконечности.
Это одна из самых замечательных книг, которые я читал. Сейс Нотебоом - не столько прозаик, сколько поэт. Его роман наполнен образами и размышлениями, которые, словно, замедляют время вокруг тебя. Воздух наполняется взвесью, такие вещи, как воспоминания становятся осязаемыми - даже для тебя самого. Ты читаешь и наслаждаешься жизнью героев, их внутренним миром и диалогами. Говорят, голландцы недоумевают, как это до сих пор Сейсу Нотебоому не дали Нобелевскую премию. И уверены, что это вопрос времени.
"существуют разные виды дружбы, но самостоятельную ценность имеет только та дружба, которая основана на очень старомодном понятии - взаимном уважении"
Немолодой голландский кинодокументалист Артур Даане после гибели своей жены и сына находит и теряет свою новую любовь. Философские размышления о немцах и голландцах, одиночестве и дружбе, истории и людях…
Источник
Вы же знаете, какую огромную часть себя вы не показываете, скрываете, прячете или с какой частью себя вы и сами еще не разобрались, — потому что существуют вещи, которые человек утаивает от самого себя, отрицает, не хочет знать.
Если кому-то или чему-то ведомо, как лучше всего исчезнуть из этого мира, то только музыке.
А слышал ли ты, что говорят твои просвещенные западноберлинские друзья? Раньше они жили в дивном оазисе. Любые субсидии, только попроси, театральный рай, мастерские для художников, освобождение от службы в армии. А теперь все позади. Пусть стену и убрали, она по-прежнему стоит. И еще есть умники на Западе, которые просто ненавидят себя самих и говорят, что в Восточной Германии надо было оставить все как есть, потому что там было много хорошего, удивительная солидарность. Очень может быть, но поезжайте посмотреть охотничьи угодья партийного руководства — это же квинтэссенция мещанских вкусов разжиревших выскочек. Представь себе, с позволения сказать, независимое государство, зажатое между Польшей и богатым Западом. Помнишь, как было дело, сокращение населения, разоружение? Вот тут-то и началась настоящая колонизация, и теперь Запад, скрипя зубами, должен расплачиваться за свою мечту. И все знают друг про друга, кто как себя вел, шкафы полны скелетов, отчеты, списки, судебные процессы — все в целости и сохранности, с именами и псевдонимами, дремлет на полках в ожидании своего часа. Попробуй когда-нибудь сесть на метро с этой стороны и проехать до конечной станции на востоке. Ощущение галлюцинации, до сих пор. И вглядись в лица настоящих стариков, с крапивой и паутиной в голове, переживших все, что было с этой страной. Их теперь уже немного, но еще остались. Сравни век, прожитый этими людьми, с веком, прожитым американцами. Кайзер, революция, Версаль, Веймар, кризис, Гитлер, война, союзнические войска, Ульбрихт, Хонеккер, объединение, демократия. Весьма своеобразный путь, как мне кажется. И все в одном и том же городе, хоть ты участвовал, хоть не участвовал, и все равно, был ли ты за Гитлера или против, два, три, четыре слоя прошлого, причем все они уже рухнули, на этих лицах написан целый учебник истории, русский плен, сопротивление или молчаливое согласие, стыд и позор, а потом все снова перевернулось, исчезло, фотографии в музее, флажки в руках, воспоминания, взвесь и больше ничего, и лишь эти другие, которые ничегошеньки не понимают.
В Амстердаме целые толпы людей просиживают штаны в кафе, интересно, читает ли кто-нибудь из них хоть что-то, кроме толстых и скучных газет. Может быть, в огромном Берлине, где легко оставаться безымянным, это не так заметно, но дома у нее часто складывалось впечатление, что ее соотечественники постепенно впадают в детство, что идет процесс необратимого и невыносимого уплощения человеческого сознания. Люди пытаются доказать свою яркость тем, что все дружно смеются над одними и теми же анекдотами, решают одни и те же кроссворды, покупают — но не читают — одни и те же книги, испытывая при этом такое самодовольство, от которого делается душно. Все ее знакомые увлекались йогой, ездили в отпуск в Индонезию, занимались восточными единоборствами, у всех тысяча дел, лишь бы не сидеть дома, и почти никто не мог выдержать общения с самим собой.
В старом сельского вида кафе она заказала себе рюмку ликера «Доорнкат», быстро выпила и заказала еще.
...
Он отодвинул от себя свой бокал вина и заказал двойную порцию «Доорнкат». («Хотя бы так узнаю, какой вкус имеют ее губы».)