Брошенные машины

Это такая некнига, это такое настроение. Некнига-настроение. Дневник.
Автор мыслит образами, вероятно, где-то в приходах. А где-то между приходами он их записывает.
Это такой дождь на пыльной улице, когда пыль не прибивает к асфальту, но взбивает ее еще выше, так что идешь - и тебе по колено, идешь - и вот уже ремень весь грязный, идешь - и не продохнуть.
Это не Вирт, который расплавленное стекло по венам, Брошенные машины - это крапающая кровь на лицо, теплая, липкая, капельками, не стряхнуть, только размазать.
Это такое обессмыссленное керуаковское В дороге, поиски разбитого в мелкие грани Грааля, ну вот опять стекло же, только не жидкое, а мелкое, осколками.
Это Англия, прикидывающаяся Америкой, такой, какой я никогда ее не представляла, Безумный Шляпник, смотрящийся в Зерка... нет, про них нельзя, в лиловый шар, отражающий неровностями, странные-странные лица, когда-то застывшие в одной единственной мимической позе.
Это нечеткие диалоги, зашифровывающие смысл того, что автор хотел поделиться образами, боюсь, если бы я писала книгу, она была бы похожа вот на это.
Это книги давно без названий, и почти уже без слов. Мир без книг. Но с шахматами, правила которых давно потерялись.
Это мать, потерявшая дочь, убитая, дневник мертвого человека, который по недоразумению остался жить, но не жить.
Это девочка, единственная с иммунитетом к страшной болезни, которую все хотят высосать до последней капли ее живительной крови, страх как осьминог присасывается и не отпускает.
Это лекарство-наркотик, который надо принимать три раза в сутки, но лекарство то оно лекарство, только лечит Небытием. Обволакивает рассудок темнотой, прям почти как текст романа.
Дневник. Некнига-настроение. Поймай его, если сможешь.

Осколки памяти, осколки зеркала.

Это очень странная книга, как по содержанию так и по ощущениям. Признаться - осилил ее только с третьего раза. Первое прочтение было отложено после трети лет эдак десять назад, вторая попытка была предпринята лет через пять и книга была осилена лишь на половину, и вот с третьего раза у нас с Нуном кое-как сложилось. Я не понимаю что все это время заставляло меня возвращаться в мир книги раз за разом, то ли персонажи, к которым привыкаешь, то ли мир который интересно понять и разгадать, то ли желание все-таки победить эту книгу и узнать чем все закончиться. Я точно знаю что отталкивало, причем каждый раз - после середины начинается просто дикий сюр, текст с трудом складывается, в нем вязнешь как в смоле, чтение становится неуютным, мысли путаются, непонятно что сейчас вообще происходит.

Мир заражен странной эпидемией. Непонятный "шум" заражает людей и предметы, восприятие сломано, поскольку его искажает болезнь. Излечить вирус невозможно, можно только дать организму некую передышку, немного разгрузить голову с помощью лекарства "просвет". В любом случае рано или поздно болезнь победит, и тогда наступит перегрузка. Марлин, Павлин, Хендерсон и Тапелло (она присоединиться чуть позже) путешествуют по дорогам Англии в поисках осколков зеркала, каждый из которых обладает паранормальными свойствами. Никто не знает, что произойдет если собрать все осколки, да и собирать их все никто не собирается.

Книга стилизована под дорожный дневник Марлин, а поскольку она тоже заражена "шумом", то не стоит удивляться тому, что большая часть книги будет похожа на галлюцинации в приходе, ибо Марлин иногда жестко штырит, она забывает эпизоды, потом дописывает, собирает из осколков память другие, проваливается в болезнь, просыпается в непонятных местах и не понимает что происходит, даже не различает сон или реальность. А еще Марлин постоянно рефлексирует, то она хочет все бросить и уехать, то хочет остаться и продолжить поиски осколков, в общем мотает ее из стороны в сторону и это навевает тоску. Вообще автор очень ловко придумал, он как бы и не виноват что книга так написана, это же дневник персонажа, который при этом и сам не все понимает, а реальность порой выворачивается наизнанку. В этом мире даже глазам нельзя верить, что уж говорить о тексте. Я не знаю правильно ли я сам понял эту книгу.

Если вы можете это прочитать, значит, вы еще живы

Узнав истину, невозможно ее забыть. Нельзя добровольно вернуться во тьму или ослепнуть, однажды прозрев. Такие вещи необратимы. Мы единственные существа, способные рефлексировать. Единственные существа, у которых сомнения в своих силах прописаны в структуре ДНК. Вопреки возможностям, мы строим, мы покупаем, потребляем. Мы окружаем себя иллюзией материального благополучия. Мы предаем и обманываем, прогрызая свой пусть наверх, в стремлении приобрести высшую награду, превосходство над другими людьми. Нас разъедает болезнь. Как кислота, она подступает к горлу, оставляя после себя лишь горечь. Она поразила всех вас, сидячих за этим столом. Мы отрицаем ее существование, пока однажды тело не восстает против разума, извергая из себя крик: «Я очень не здоров!». Преступно закрывать глаза на правду, ибо лишь признав, что ты болен, можно надеяться на исцеление. (с) "Лекарство от здоровья"

Запись 001
Вы можете прочитать эту надпись? А разобрать мой голос на диктофонной записи?
В этом и заключается главное различие между нами. Вы - можете. Я - нет. Вы - еще живы. Я - уже не очень.
Не спрашивайте, как я нашла диктофон, не подверженный болезни. Чистый. Поиск предметов всегда был моим талантом. Я нашла его, и я рассказываю ему свою историю, потому что больше мне ее некому рассказывать.

Когда-то давно я смотрела фильм. Там герой, стуча манжетами о стол, жаловался, что все время слышит этот гнусный шум.
Если вы слушаете эту запись, то вы знаете, что с нашим миром произошло то же самое.
И со мной.
Шум.
*шорох, неразборчивое бормотание*

Как будто из зеркал вырвался вирус. Не знаю, компьютерный или обыкновенный (а велика ли разница?). Важно только одно - он начал бешено перекодировать информацию. Или нас. Ведь если ломается функция считывания, не имеет значения, насколько хорош был исходный код. Все равно его нечем прочесть.
Вот только сломались не компьютеры. Вернее, не только компьютеры. Самое главное - сломались люди.

Эволюция - странная вещь. Многие считали, что выживает сильнейший. Но это не так. Выживает более приспособленный. Именно эта особенность и подарила нам красивых полосатых зебр, смешных бобров с длинными передними зубами. Все просто - сильных зебр без полос сожрали львы, бобры с короткими зубами вымерли.
Может, эпидемии - это не кара Господня, а движущая сила эволюции, рассчитанная на человека? И мы, заболевшие - просто зебры без полос, которым нужно подвинуться, уйти, чтобы дать место более приспособленным, иммунным? Лучшим?

Не знаю.
У меня еще осталось несколько капсул. Хороших капсул, дорогих. Правильных. Сегодня вечером я хочу стать очень-очень здоровой, поэтому выпью их все.
Потому что сегодня я не смогла прочесть надпись на рекламном щите "Просвета".
Можно сколько угодно говорить себе, что я шла слишком быстро. Можно обвинить во всем жару, жажду и дорожную пыль. Лгать себе можно бесконечно - а можно просто принять правду.

Запись 002
Что заставляет человека воткнуть осколок зеркала себе в глаз?
Отчаяние.
"Нас толкает к переменам или любовь, или отчаяние".
Если подумать, осколок зеркала в глазу - это шаг к глобальным переменам. Как и выпить двадцать три капсулы за один раз.

Моя беда в том, что я всегда любила тишину. Во всех смыслах. Когда я узнала, что симптомы новой болезни описывают словом "шум", я посмеялась.
Я вообще была циником. Смеялась над эпидемиями, чумой, смертью. Конечно, мы понимали, кто смеется последним.

Потом мне стало не до смеха.
Потому что сильнее тишины я любила только одну вещь.
Зеркала.

Никто не сможет заразить старое прабабкино зеркало, думала я. Оно ведь не новое, не из дешевого сплава, оно старинное, тяжелое, помнит четыре поколения женщин нашей семьи. В нем - настоящее серебро.
Я решила, что болезнь испугается серебра. Злые духи должны его бояться. С тех самых пор, как Иуда продал Иисуса за тридцать сребреников.
Жаль, некоторые порождения тьмы пришли к нам из тех миров, в которых Библия не пользуется особой популярностью.

Запись 003
Как же, черт возьми, хочется жить!
Я знаю, что мне нужно выпить все и сразу, но словно какая-то сила отталкивает мою руку от таблеток, лежащих на столе.
Несмотря на болезнь - я даже не могу читать и писать, я пробовала, но ничего не вышло - основной инстинкт, инстинкт самосохранения, все еще силен. Еще жив. А я уже нет.
А ведь уже пора принимать дневную порцию...

Запись 004
зеркала зеркала во всем виноваты зеркала это они вы знаете они шепчут и отражения лгут ведь все дело в глазах глаза зеркало души глаза такое же зеркало oculus seine что там дальше дальше не помню в зеркале отражается другой человек с этого все начинается это первый симптом я-то точно знаю я должна записать это чтобы все знали тоже и не важно золотые глаза или черные важно что другие важно что если в зеркале другой человек вы больны вас не спасти вы как я надо успеть рассказать надо успеть а зеркала шепчут и лгут вот что главное они лгут вот что главное все это ложь чума чума на оба ваши дома трепещите жулики ибо грядет мор
*шум, неразборчиво*
Anima. Oculus seine anima.

Запись 005
Хорошо, что во время приступа я не разбила диктофон. И хорошо, что приступ был коротким.
Так вот, зеркало.
Я всегда смеялась над теми, кто занавешивал зеркала.
Я верила - прабабкино зеркало не солжет.
Увы, все лгут.

Почему-то тогда мне казалось важным - быть красивой. Все женщины расчесывались как попало, и вдруг резко перестали краситься, а я одна была красивой.
Что ж, это того стоило.

Запись 006.
Я все еще не могу решиться.
Сижу и смотрю на капсулы. Перекатываю их между пальцами. Вспоминаю своего коллегу с осколком зеркала, торчащим из глазницы. Я даже не успела понять, что происходит, как он уже умер.

Я так не хочу.
То есть я вообще никак не хочу, но так, как он, я совсем никак не хочу.

Я хочу жить. Жить, сохранив разум.
Увы. Я не испытываю желания умереть. Поэтому у меня и не получается.
*тихий смех*
Может быть, если попробовать...
*шум*
Ну вот, я это сделала. Я развернула зеркало, но еще не смотрю на свое отражение.
Раз зеркало может заставить человека вогнать себе в глаз осколок, может, поможет и мне?
Всего-то выпить горсть таблеток да запить холодной вкусной водой без газа.

Я не решаюсь в него посмотреть. Что я там увижу? Себя? Узнаю ли?
И если узнаю - много ли времени пройдет до того момента, как перестану?

Я поднимаю голову. Отражение улыбается мне. Жаль, я забываю улыбнуться в ответ.
Оно - красивое. А я?

Что ж, пусть всем нам будет хорошо.

ДП-17, Суперлучшие, декабрь

Этот осколок зеркала нужно хранить в темном шкафу, за дверцей с замком. Иногда, когда никого вокруг, ты будешь подходить к шкафу, отпирать, достанешь осколок, завернутый в мягкую ткань, бережно развернешь его и сядешь с ним на широкий подоконник. Из окна видна мерцающая зеленая неоновая вывеска на доме напротив: то ли ьвокрец, то ли булк. Зеркальная поверхность пойдет рябью, ты окунешь руку в этот омут и вытянешь горсть рыхлых страниц, истерзанных дешевым слепым шрифтом. За подарок осколка зеркальной двери плата одна - печаль.

Хрупкие вещи века

Я уже и не помню, когда я в последний раз прикасалась к тебе, к твоей коже. Потому что боюсь передать информационный сигнал, который окажется слишком болезненным. Невыносимым.

"Брошенные машины" - вот настоящая страшная сказка, а не то что там. Вот жуткая сказка-правда наоборот о разбитом зеркале тролля. На осколки разлетелось сердце человечества, а толченое серебряное стекло теперь включено в обмен веществ каждого из нас, его не извлечь, не вытравить, без него сейчас не выжить, оно заполнило легкие, течет в кровеносных сосудах, его помпует сердце, оно на дне твоих зрачков, "нервы, ствол мозга... раскрываются и настраиваются на прием. Чтобы впитать в себя этот испорченный мир - всеми пятью чувствами". Что оно?..
 
Книга поставила мне диагноз (всегда содрогаюсь от жути, когда вижу, что автор знает меня, до самой утробы, меня самую, через пространство и время). Я узнала все симптомы, он описал всё, что я чувствую: хрупкость этого мира, болезненность "реальности", необратимость утраченного... Кто он, чтобы знать меня?..

Состояние стабильное. Что скрывалось за этим словом? Стабильный. Такое слово. И что оно значит? Стабильный, то есть устойчивый. Находящийся в равновесии, на самом краешке. На грани падения.

Самое страшное в этой книге - наличие сюжета и линейный рассказ, не поэтичный хаос бреда, не мозаика фрагментов, которые нужно старательно склеивать логикой и анализом, а прямая линия твоего ежедневного кошмара. Путешествие, в котором переживаешь каждую минуту (да еще и не один раз). (Точно бесконечный коридор реанимационного отделения, от туалета до палаты, в полубреду, в полузабытьи, "весело" прыгают стены и пол, что-то капает на линолеум... Главное, не смотреть на себя в зеркало... Кто там?) Путешествие в безысходной надежде отремонтировать сломанное, исправить непоправимое, собрать стеклянную пыль, развеянную по всему миру. Путешествие с такими же больными случайными попутчиками. Кто они? Ты не поймешь никогда. Кто они?..

...я разглядела его глаза. Они были живыми. Не мёртвыми, как лицо. Беспокойный, тоскующий взгляд, воспламенённый глубинной болью, мечущийся в поисках распавшихся связей. Человек там внутри, под застывшей маской, отчаянно рвался наружу.

Самое страшное, что мир этой книги уже наступил (или всегда был таким?). Слишком много информации. И вся информация с экранов больна, она не информирует. Каждая новость проступает исключительно через дымку шума, помех, искажений. Информация отображается в различных источниках, искривляется, отражается сама в себя, это рекурсия правды-лжи, и который из отпечатков всплывает как истинный, не знает уже никто. "Разговоры-воспоминания, разговоры-цитаты, а не разговоры-творения..." И все произнесенные слова стираются от произнесения. Чтобы запомниться или чтобы забыться?.. Последние мгновения из чужих жизней на фотографиях, голоса старых фото... Также в шуме не тех воспоминаний: этот человек твой отец? что ты помнишь о нем? что придумала ты сама? что твоя мать? почему он ушел? куда он ушел? Кто он?..

Эта книга о самом страшном - о смерти, о смерти ребенка. Смерть не может быть постигнута живым. Смерть - это безумие, безумие осознания необратимого. Жизнь - музей хрупких вещей. Боюсь, надо сказать правду - это музей хрупких, уже разбитых вещей. Ты никого не можешь вернуть, никого, ни самых дорогих, ни самых ненавистных, ни самого себя, ты не имеешь благодати даже помнить, и не имеешь благодати даже забыть. Потому что память - это больная информация, полная шумов, помех, искажений, шипения и треска. Кто он был?.. Он не может быть мертв. Это только информационный шум, помехи, искажения, шипение и треск... Каждую ночь во сне сознание снова и снова прокручивает сценарий - он жив и неважно, что ты видела гроб, сон ласково предлагает варианты, которые всё объясняют. Смерть - только информационный шум... Жизнь - только информационный шум... Но ты все равно день за днем ​​впустую пытаешься "отыскать упорядоченные элементы в этом хаосе. Найти некий смысл, некую систему. Вот такая задумка". И веришь, что где-то существует волшебный островок, нетронутый порчей, что есть такая машина, которая выпрямляет все сигналы и знаки в чистые, которые "означают только то, что означают, и ничего более". Где он? Отказ от информации не спасает: не читать больные новости, не смотреть в глаза, не искать себя в зеркало - не быть?..

Это страшный мир... не книжный, нет... этот мир вокруг нас заикается в вечном дежавю, "свет дробится на части", "музыка распадается по нотам", "мы видим только фрагменты", "Все теряется, и ничего уже не восстановишь и не сохранишь. Нет ничего постоянного, закрепленного", "[орфограф] пытается найти слово, которого нет". Кошмары будничности стоят на вечном повторе. Даже хаос пустословия закольцован в цикл - глобальное недопонимание. Кто ты, кто ты, кто ты?.. Я не узнаю себя в зеркале, кто эта тетка? Я стараюсь не смотреть. "Мы теряем себя. Теряем все связи и воспоминания, все мгновения жизни одно за другим". Я тону в себе. Какая из моих многих масок всплывает сегодня? Профессия? Статус? Возраст? Я относительно моих близких?.. друзей?.. которых из друзей?.. Кто я ?! Тебя нет в этих зеркалах, ты не отражаешься в глазах собеседников, покрытых серебряным зеркальным налетом, искаженными отражениями не-тебя. Кто ты? Кто ты для себя и для других? Кто ты после смерти ребенка? Кто ты для живого? Кто ты для другого, который цепляется за тебя и хочет видеть в тебе кого-то. Кого он придумал?.. Он думает, что здоров, что имеет иммунитет к шумам и искажениям... это пройдет, обязательно пройдет... мир не прогнется под ним... Кто ты?..

История Нарцисса, влюбленного в собственное отражение, - история человечества. Как возникло это знаменитое самоосознание? Благодаря взгляду на себя - благодаря зеркалу. Постижение человечности через созерцание своего отражения. Больные зеркала - больная человечность, больная, искаженная информация, зеркала больше не отражают, люди больше не человечны. Они утонули в себе. Остались только пустые проржавевшее оболочки, брошенные машины. Кто в зеркале? Это я?.. Кто это?..

История как набор сломанных жестов и знаков, растерявшихся по дороге оттуда сюда, когда все значения рассыпаются и ускользают.

История человечества и история человека - как утопание в зеркале, одновременно утопание в себе и невозможность увидеть себя. "Не смотри на себя, если ты заразился". Ты барахтаешься в липком серебре, в собственных отражениях, во множестве возможностей, которые ты не выбрал. И которое отражение, который ты в итоге всплывает - не сможешь отличить ни сам, ни твои близкие. "Может быть, мне будет легче. Воспоминания сами собой отомрут. И я потеряю сябя - навсегда". Вечное болезненное состояние, перегруженное восприятие, обостренные запахи, цвета звуков, осязаемость слов и "тупая нечувствительность к чужой боли". И банальный вопрос, чтобы оживить который понадобилось царапать по тонкой коже острым старым чернильным пером: "Как вернуть любовь, если ее больше нет?" - "...среди этих кусочков и крошек жизни, катышков пыли и сахарных песчинок, семян каких-то цветов, мелких частичек меня, чешуек отшелушившейся кожи, молекул, там, в самом низу..." - "Любовь, замкнувшуюся в себе. Которая уже никогда не раскроется".

Этот мир - музей хрупких вещей. Ты его экспонат. Слова, проговоренные вслух, исчезают. Кто ты? Передатчик, приемник, канал трансляции, сшедший с ума орфограф, пытающийся найти несуществующее волшебное слово, которое всех спасет, - сбойная, больная машина... водитель... пассажир... Куда тебе?

Бедняга водитель был заперт в кабине, живой или мёртвый, пока непонятно.

Кто-то заперт в шрёдингеровом мире... мы заперты в нем... живой или мертвый... живые или мертвые... Кто я?..
"Пусть нам будет хорошо" - пустые слова, которые ничего не значат. Пусть нам будет хорошо... На самом деле - не будет.

Это — всё. Больше уже ничего не будет. Всё бесполезно. Ещё несколько месяцев жизни, а потом — недель жизни. Дней жизни.
Часов, минут и мгновений. Всё…

Па-беларуску крохкія рэчы...

Я уже и не помню, когда я в последний раз прикасалась к тебе, к твоей коже. Потому что боюсь передать информационный сигнал, который окажется слишком болезненным. Невыносимым.

"Кінутыя машыны" - вось сапраўдная страшная казка, а не тое што там. Вось вусцішная казка-праўда наадварот пра разбітае люстэрка троля. На аскепачкі разляцелася сэрца чалавецтва, а тоўчанае срэбнае шкло цяпер уключана ў абмен рэчываў кожнага з нас, яго не дастаць, не вытруціць, без яго цяпер не выжыць, яно запоўніла лёгкія, цячэ ў крывяносных сасудах, яго пампуе сэрца, яно на дне тваіх зрэнак, "нервы, ствол мозгу… раскрываюцца і настройваюцца на прыём. Каб увабраць у сябе гэты сапсаваны свет - усімі пяццю пачуццямі". Што яно?

Кніга паставіла мне дыягназ (заўсёды скаланаюся ў вусцішы, калі бачу, што аўтар ведае мяне, дп самай нутрыны, мяне самую, цераз прастору і час). Я пазнала ўсе сімптомы, ён апісаў усё, што я адчуваю: крохкасць гэтага свету, хваробнасць "рэальнасці", незваротнасць страчанага... Хто ён, каб ведаць мяне?..

Состояние стабильное. Что скрывалось за этим словом? Стабильный. Такое слово. И что оно значит? Стабильный, то есть устойчивый. Находящийся в равновесии, на самом краешке. На грани падения.

Самае страшнае ў гэтай кнізе - наяўнасць сюжэту і лінейны аповед, не паэтычны хаос трызнення, не мазайка фрагментаў, якія трэба спраўна склейваць логікай і аналізам, а прамая лінія твайго штодзённага кашмару. Падарожжа, у якім перажываеш кожную хвіліну (ды не адзін раз). (Помніш? Як бясконцы калідор рэанімацыйнага аддзялення, ад прыбіральні да палаты, у паўтрызненні, у паўсвядомасці, "весела" скачуць сцены і падлога, нешта кропае на лінолеум... Галоўнае, не глядзець на сябе ў люстэрка... Хто там?) Падарожжа ў безнадзейным спадзяванні адрамантаваць зламанае, выправіць непапраўнае, сабраць шкляны пыл, развеяны па ўсім свеце. Падарожжа з такімі самымі хворымі выпадкоўцамі. Хто яны? Ты не зразумееш ніколі. Хто яны?..

...я разглядела его глаза. Они были живыми. Не мёртвыми, как лицо. Беспокойный, тоскующий взгляд, воспламенённый глубинной болью, мечущийся в поисках распавшихся связей. Человек там внутри, под застывшей маской, отчаянно рвался наружу.

Самае страшнае, што свет гэтай кнігі ўжо наступіў (ці заўсёды быў такім?). Зашмат інфармацыі. І ўся інфармацыя з экранаў хворая, яна не інфармуе. Кожная навіна праступае выключна праз смугу шуму, памех, скажэнняў. Інфармацыя адлюстроўваецца ў розных крыніцах, крывіцца, адлюстроўваецца сама ў сябе, гэта рэкурсія праўды-хлусні, і каторы з адбіткаў усплывае як праўдзівы, не ведае ўжо ніхто. "Размовы-ўспаміны, размовы-цытаты, а не размовы-стварэнні..." І ўсе прамоўленыя словы сціраюцца з прамаўленнем. Каб запомніцца ці каб забыцца?.. Апошнія імгненні з чужых жыццяў на фотаздымках, галасы старых фота... Таксама ў шуме не тых успамінаў: гэты чалавек твой бацька? што ты помніш пра яго? што прыдумала ты сама? што твая маці? чаму ён сышоў? куды ён сышоў? Хто ён?..

Гэта кніга пра самае страшнае - пра смерць, пра смерць дзіцяці. Смерць не можа быць спасцігнута жывым. Смерць - гэта вар'яцтва, вар'яцтва ўсведамлення незваротнага. Жыццё - музей крохкіх рэчаў. Баюся, трэба сказаць праўду - гэта музей крохкіх, ужо разбітых рэчаў. Ты нікога не можаш вярнуць, нікога, ні самых дарагіх, ні самых ненавісных, ні самога сябе, ты не маеш ласкі нават памятаць, і не маеш ласкі нават забыцца. Таму што памяць - гэта хворая інфармацыя, поўная шумоў, памех, скажэнняў, шыпення і трэску. Хто ён быў?.. Ён не можа быць мёртвы. Гэта толькі інфармацыйны шум, памехі, скажэнні, шыпенне і трэск… Кожную ноч ува сне свядомасць зноў і зноў пракручвае сцэнары - ён жывы і няважна, што ты бачыла труну, сон ласкава прапануе варыянты, якія ўсё тлумачаць. Смерць - толькі інфармацыйны шум... Жыццё - толькі інфармацыйны шум... Але ты ўсё адно дзень за днём марна спрабуеш "адшукаць упарадкаваныя элементы ў гэтым хаосе. Знайсці нейкі сэнс, нейкую сістэму. Вось такая задумка". І верыш, што недзе існуе чароўны астравок, некрануты псотай, што ёсць такая машына, якая выпроствае ўсе сігналы і знакі ў чыстыя, якія азначаюць толькі тое, што азначаюць, і нічога больш. Дзе ён? Адмова ад інфармацыі не ратуе: не чытаць хворыя навіны, не глядзець у вочы, не шукаць сябе ў люстэрка - не быць?..

Гэта страшны свет... не кніжны, не... гэты свет вакол нас заікаецца ў вечным дэжавю, "святло драбіцца на часткі", "музыка распадаецца па нотах", "мы бачым толькі фрагменты", "усё губляецца, і нічога ўжо не адновіш і не захаваеш. Няма нічога сталага, замацаванага", "[арфограф] спрабуе знайсці слова, якога няма". Кашмары абыдзённасці стаяць на вечным паўторы. Нават хаос пустаслоўя закальцаваны ў цыкл - глабальнае непаразуменне. Хто ты, хто ТЫ, ХТО ты?.. Я не пазнаю сябе ў люстэрку, хто гэтая цётка? Я стараюся не глядзець. "Мы губляем сябе. Губляем усе сувязі і ўспаміны, усе імгненні жыцця, адно за другім". Я патанаю ў сабе. Якая з маіх многіх масак усплывае сёння? Прафесія? Статус? Узрост? Я адносна маіх блізкіх?.. сяброў?.. каторых з сяброў?.. Хто я?! Цябе няма ў гэтых люстэрках, ты не адбіваешся ў вачах суразмоўцаў, пакрытых срэбным люстраным налётам, скажонымі адбіткамі не-цябе. Хто ты? Хто ты для сябе і для іншых? Хто ты пасля смерці дзіцяці? Хто ты для жывога? Хто ты для іншага, які чапляецца за цябе і хоча бачыць у табе кагосьці, некага. Каго ён прыдумаў?.. Ён думае, што здаровы, што мае імунітэт да шумоў і скажэнняў... гэта пройдзе, абавязкова пройдзе... свет не прагнецца пад ім... Хто ты?

Гісторыя Нарцыса, закаханага ва ўласны адбітак, - гісторыя чалавецтва. Як узнікла гэтае славутае самаўсведамленне? Праз погляд на сябе - праз люстэрка. Спасціжэнне чалавечнасці праз сузіранне свайго адлюстравання. Хворыя люстэркі - хворая чалавечнасць, хворая, скажоная інфармацыя, люстэркі больш не люструюць, людзі больш не чалавечныя. Яны патанулі ў сабе. Засталіся толькі пустыя праржавелыя абалонкі, кінутыя машыны. Хто ў люстэрку? Гэта я?.. Гэта хто?..

История как набор сломанных жестов и знаков, растерявшихся по дороге оттуда сюда, когда все значения рассыпаются и ускользают.

Гісторыя чалавецтва і гісторыя чалавека - як патананне ў люстэрку, адначасова патананне ў сабе і немагчымасць убачыць сябе. "Не глядзі на сябе, калі ты заразіўся". Ты цялёпкаешся ў ліпкім срэбры, ва ўласных адбітках, у мностве магчымасцяў, якія ты не выбраў. І каторы адбітак, каторы ты ў выніку ўсплывае - не зможаш адрозніць ні сам, ні твае блізкія. "Можа быць, мне палегчае. Успаміны самі сабой адамруць. І я згублю сябя — назаўсёды". Вечны хваробны стан, перагружанае ўспрыманне, абвостраныя пахі, колеры гукаў, датыкальнасць словаў і "тупая неадчувальнасць да чужога болю". І банальнае пытанне, каб ажывіць якое спатрэбілася драпаць па тонкай скуры вострым старым чарнільным пяром: "Як вярнуць любоў, калі яе больш няма?" - "...сярод гэтых кавалачкаў і крошак жыцця, катышкаў пылу і цукровых пясчынак, насення нейкіх кветак, дробных часцінак мяне, чашуек адшалушанай скуры, малекулаў, там, у самым нізе..." - "Любоў, замкнёную ў сабе. Якая ўжо ніколі не раскрыецца".

Гэты свет - музей крохкіх рэчаў. Ты яго экспанат. Словы, прамаўляючыся, знікаюць. Хто ты? Перадатчык, прымач, канал трансляцыі, звар'яцелы арфограф, які спрабуе знайсці няіснае слова, што ўсіх уратуе, - збойная, хворая машына... кіроўца... пасажыр... Куды табе?

Бедняга водитель был заперт в кабине, живой или мёртвый, пока непонятно.

Хтосьці зачынены ў шродзінгавым свеце... мы зачыненыя ў ім... жывы ці мёртвы... жывыя ці мёртвыя... Хто я?..
"Няхай нам будзе добра" - пустыя словы, якія нічога не значаць. Няхай нам будзе добра... На самай справе - не будзе.

Это — всё. Больше уже ничего не будет. Всё бесполезно. Ещё несколько месяцев жизни, а потом — недель жизни. Дней жизни.
Часов, минут и мгновений. Всё…