— Боже мой, миссис Уайетт, — удивился он, — я понятия не имел, что вы так обо мне подумаете. Вы разве не знаете, что День Дураков — единственный религиозный праздник, который мы отмечаем?
— Нет, — улыбнулась Эннели. — Но на вас это очень похоже.
— Дэн, а Дэн, мне вроде говорили, что ты въезжаешь в ситуацию. Так вот, чтобы действительно в нее въехать, а не прокатить мимо и не врезаться со всей дури, запомни: не задавай чересчур много вопросов.
— Я думал, это всего лишь ферма.
— Му-у, — протянул Мотт.
Мотт спешился и достал из-под настила моста бутылку с прозрачной жидкостью, емкостью в кварту.
Он открутил крышку и махнул бутылкой в сторону Дэниела: «Завтрак». Выхлебав примерно треть, он выдохнул: «Вах!», затем протянул бутылку Дэниелу.
Дэниел взял ее, поморщившись от запаха:
— Зачем это?
— Помогает согреться в нашем холодном мире, — прохрипел Мотт. — Чистый виски. Самодельный.
Дэниел осторожно отпил. «Вот это да, — просипел он. — Жжет».
— Не стесняйся, пей — до вершины еще далеко.
Дэниел сделал глоток еще меньше первого и вручил бутылку Мотту. Тот предложил мулу. Мудозвон обнюхал бутылку, фыркнул, подумал и припал губами к горлышку. Мотт придерживал бутылку, пока мул не мотнул головой и не подался назад.
— Привередничаешь, скотина, — сказал Мотт и пояснил:
— Не любит, если выдержка меньше месяца.
— Ии-и-го-го-гоу! — завопил вдруг Мудозвон и рванулся вперед через мост.
Мотт выдернул кольт и прицелился в убегающего мула.
— Не надо! — воскликнул Дэниел.
Мотт выстрелил, пуля взметнула пыль в двадцати ярдах перед мулом. Мудозвон остановился и с невинным видом принялся щипать траву.
— Да ты не волнуйся, — Мотт обернулся к Дэниелу, — я всегда даю ему предупредительный выстрел, а уж потом открываю огонь всерьез.
— Наверное, не стоило поить его виски, — заметил Дэниел.
— А хрен-то. Виски ему полезно, прибавляет резвости. А вот наркоты ему даже не предлагай. Не переносит. Параноик.
Месть привлекает только до тех пор, пока не придет время нажать на курок. Потом это лишь обыденное убийство.
Мы думаем, что личность это нечто целое и нераздельное. А это постоянный выбор одного из возможных амплуа. Личность - на самом деле сумма личностей, и каждая из них живёт своей жизнью, так же, как электрический провод состоит из множества маленьких, покрытых изоляцией для лучшей сохранности. Ты - и старый моряк, и гость на свадьбе, и невеста, и жених, и министр, и изгой. В тебе уже скрыты все, кто когда-либо жил, живет или должен родиться. Открой хранилище своих сущностей, черпай метафоры из собственного тела.
— Я так поняла, ты беременна, — без всякого выражения сказала она.
Эннели чуть-чуть подвинулась на жестком стуле.
— Похоже.
— Тебя изнасиловали, — почти шепотом сказала сестра Бернадетт. — Ребенка отдадут на усыновление.
Эннели покачала головой.
— Никто меня не насиловал. Меня трахнул любимый мужчина. Это было здорово. И я хочу ребенка.
— И кто же любящий отец?
— Не знаю.
— Не знаешь, — сестра Бернадетт прикрыла глаза и сложила руки на столе. — Не знаешь, потому что он не представился, или потому что всех было трудно запомнить?
Эннели поколебалась секунду и твердо ответила:
— И то, и другое.
Победить страх можно, осознав его, но не борясь с ним, принимая его, но не подчиняясь ему. Надо ощутить легкость и свободно двигаться сквозь пространство. Звучит парадоксально, но преодолеть страх падения можно лишь падением.
— Тогда я дам вам свой обет: если вы не разобьете моих планов, я не разобью вам сердце.
Черт возьми. Ну почему все, кто чересчур хорош, чтобы быть настоящим, уже устроили свое настоящее с кем-то еще?
Час спустя они остановились в дубовой рощице.
— Кофе, — сообщил Мотт, доставая из седельной сумки стальной термос. — Тебе покрепче?
Он налил в чашку черной густой жидкости консистенции расплавленного асфальта.
— Кофе пополам с гашишом. Поэтому так густо.
Дэниел с сомнением принял чашку:
— Я думал, гашиш курят.
— Вот еще. Портить легкие, — сморщился Мотт, наливая чашку для себя.
Чтобы быть собой, зри себя. Чтобы зрить себя, отпусти себя. Отпустив себя, просто будь.
- Запомни, Дэниэл: ни в чём нельзя быть уверенным. Помню, мы как-то в Уэйко играли по крупной в пятикарточный стад с джокером - и я убедился, что можно проиграть и с пятью тузами на руках.
- Секундочку, - сказал Дэниэл, - пять тузов ведь - самая сильная комбинация. Что же было у второго игрока?
- Смит-энд-Вессон. Тридцать восьмого калибра, если не ошибаюсь.
Любовь - то, что ты сам создаешь, и то, что обретаешь после.
— Разве можно убить смерть? — тихо спросил Дэниел. — Фиг знает. Но черта ли не попробовать?
Время, пространство и чтобы что-то изменилось — вот и все, что мне нужно, док.
Я не люблю только двух вещей: когда злорадствуют и когда распускают сопли. Не ной, если игра не удалась, не торжествуй, если тебе везет.
...Если я знаю, кто я, я могу быть где угодно и кем угодно.
- Не надо смотреть на часы, Клайд, - сказала я. - Часы все врут. Смотри лучше на солнце, а еще лучше - на луну.
— Не надо секса, пока — лучше, чтобы у нас было будущее, а не прошлое.
Дэниел Пирс родился на рассвете дождливого весеннего дня, 15 марта 1966 года. Он остался без второго имени, потому что его мать, Эннели Фэроу Пирс, и так устала ломать голову над именем и фамилией сына. Особенно над фамилией. По ее прикидкам, отцом Дэниела мог оказаться любой из семи ее мужчин. Имя «Дэниел» Эннели выбрала потому, что оно звучит твердо и мужественно, а мужество младенцу явно понадобится.