И везде я находил глупость, но в ней всегда попадались крупицы мудрости.
— Нет! Вы ошибаетесь! — вскричал Уилл. — Я ничего такого не искал! Мне хотелось совсем другого!
— Возможно, ты к этому не стремился, но нашёл именно это, — сказал человек во тьме.
— На свете есть две великие силы, — сказал он, — и они боролись между собой с самого начала времён. Каждое улучшение в жизни человечества, каждая крупица знания, мудрости и порядочности были вырваны одной стороной из зубов другой. Каждый маленький шаг человека к свободе был поводом для свирепой битвы между теми, кто хочет, чтобы мы знали больше и были мудрее и сильнее, и теми, кто хочет заставить нас быть покорными и смиренными.
— Я не хотел его! Не хочу и теперь! — воскликнул Уилл. — Если он вам нужен, можете взять! Я ненавижу его и то, что он делает…
— Слишком поздно. У тебя нет выбора: ты носитель. Он сам тебя выбрал. Больше того — они уже знают, что ты завладел им, и, если ты не используешь его в борьбе против них, они вырвут его у тебя из рук и будут до конца времён использовать в борьбе против нас, всех остальных.
— Но почему я должен с ними драться? Мне надоели драки, я не могу драться вечно, я хочу…
— Раньше ты побеждал своих врагов?
Уилл молчал. Потом ответил:
— Да, наверное.
— Тебе пришлось драться за нож?
— Да, но…
— Значит, ты воин. Прирождённый. Спорь с чем хочешь, но не со своей собственной природой.
— А теперь скажи мне вот что. Вы, ведьмы, знаете что-то об этой девочке Лире. Я почти вытянула это у одной из твоих сестёр, но она умерла во время пытки. Что ж, здесь тебе никто не поможет. Скажи мне правду о моей дочери.
— Она станет матерью… — Лина Фельдт с трудом выговаривала слова. — Она даст жизнь… ослушается… и станет…
— Назови её! Ты говоришь всё, кроме самого важного! Назови её имя! — воскликнула миссис Колтер.
— Ева! Мать всего человечества! Новая Ева! Ева-мать! — рыдая, выпалила Лина Фельдт.
— Ах вот как, — сказала миссис Колтер.
И испустила долгий вздох, словно цель её жизни наконец-то стала ей ясна.
— Простите, если задаю вам бестактный вопрос, но я никогда ещё не видел, чтобы чей-нибудь деймон, если не считать ведьминых, был на такое способен. Но вы же не ведьма. Вы научились это делать или умели от рождения?
— Людям ничто не даётся от рождения, — ответил Грумман. — Мы должны всему учиться сами.
— Сдаётся мне… — сказал Ли, с трудом подыскивая нужные слова, — сдаётся мне, что с жестокостью надо бороться там, где на неё наткнёшься, а помощь оказывать там, где в ней нуждаются. Или это не так, доктор Грумман? Я ведь всего только невежественный воздухоплаватель. Такой невежественный, что даже верил россказням о том, будто шаманы, например, умеют летать. Вы вот шаман, а не умеете.
— Вампиры питаются кровью, а Призраки — вниманием. Сосредоточенным, осознанным интересом к внешнему миру. Дети им не нужны, поскольку дети ещё не умеют как следует сосредотачиваться.
Колдовской заговор:
—Чудо-нож!Твоё железо породила мать-земля:из её добыто чрева,жарким пламенем согрето,изошло оно слезами,оросилось кровью с потом,а потом его ковали,в ледяной воде купали,обжигали и калили,и клинок твой стал багряным!Вновь и вновь ты ранил воду,возвращался в жерло топки,наконец вода устала и взмолилась о пощаде.А когда,сразившись с тенью,ты рассёк её на части,те,кто видел этот подвиг,нарекли тебя чудесным.Но смотри,что ты наделал!Отворил ворота крови!Мать твоя к тебе взывает—слышишь из земного чрева,из глубоких недр железных этот зов,укора полный Слушай!
—Кровь!Внемли и стань,как прежде,озером,а не рекою!Не стремись сбежать на волю,возведи себе преграду,чтоб сдержать порыв безумный.Череп над тобою—небо,твоё солнце—глаз открытый,а твоё дыханье—в лёгких!Мир твой—тело.Покорись же и вернись в его пределы!
—Шёлк паучий,лист дубовый,лебеда и мох олений—все сраститесь воедино,сделайтесь одной стеною,прочной дверью на запоре,станьте крепкою преградой на пути потока крови!
«И частицы, которые мы называем Тенями, — это то же самое, что дух?»
«Наша природа — дух; но по своим деяниям мы вещество. Дух и вещество едины».
Святой Августин сказал: «Ангел — имя их служения, а не их природы. Если ты ищешь имя их природы, это дух; если ты ищешь имя их служения, это ангел; по сути своей они духи, по тому, что они делают, — ангелы».
— У тебя тоже есть деймон, — решительно заявила она. — Только внутри.
Он не нашёлся с ответом.
— Да-да, — продолжала она, — иначе ты не был бы человеком. Ты был бы… наполовину мёртвый. Мы видели мальчика, у которого отрезали деймона. Ты совсем не такой. Пусть ты об этом не знаешь, но у тебя всё равно есть деймон. Сначала мы испугались, когда тебя увидели. Как будто ты ночная жуть или вроде того. Но потом мы поняли, что с тобой всё в порядке.
— Мы?
— Я и Пантелеймон. Мы. Твой деймон не существует отдельно от тебя. Он — это ты. Часть тебя. Каждый из вас — часть другого. Неужели в вашем мире совсем нет таких, как мы? Неужели там все такие, как ты, со спрятанными деймонами?
Может быть, на самом деле существует лишь один-единственный мир, которому как будто снятся остальные?
- Людям ничего не дается от рождения. Мы должны всему учиться сами.
Чем меньше люди тебя замечают, тем лучше.
Сначала выживание, потом мораль.
Сейчас по всему миру гуляют странные ветры.
Везде я находил глупость, но в ней всегда попадались крупицы мудрости. Без сомнения, ее было гораздо больше, чем я сумел распознать.
Каждое улучшение в жизни человечества, каждая крупица знания, мудрости и порядочности были вырваны одной стороной из зубов другой. Каждый маленький шаг человека к свободе был поводом для свирепой битвы между теми, кто хочет, чтобы мы знали больше и были мудрее и сильнее, и теми, кто хочет заставить нас быть покорными и смиренными.
Если у тебя есть такая прекрасная цель, ради нее можно перетерпеть многое.
Взлетать в небо, когда в спину тебе дует свежий ветер, а впереди ждет новый мир, - разве на свете может быть что-нибудь лучше этого?
Сдается мне, что с жестокостью надо бороться там, где на нее наткнешься, а помощь оказывать там, где в ней нуждаются.
Мы должны выглядеть самыми обыкновенными, чтобы люди нас даже не замечали.
Ты знаешь, как неловко толковать о добре и зле в научной лаборатории?
Мне плевать, жаль тебе или нет. Сделанного не воротишь.