Перед вами – роман, о существовании которого знали все – и которого не читал почти никто.
Роман, о котором известно было только одно – название. Название, переводившееся то как «Человек истории», то как «Социолог»...
Теперь наконец перед вами – и сам роман.
Роман, который вы прочитаете под названием «Историческая личность».
Какое же из названий больше соответствует «букве и духу» книги?
Прочитайте – и решайте сами!
Каждое слово, которое вы произносите, это декларация вашего мировоззрения.
Однако творчество – процесс ни с кем не разделяемый и внутренний; и сейчас Говард пребывает в той посткоитальной литературной прострации, в которую впадают те, кто слишком много времени посвящает собственным, ни с кем не разделяемым, построениям и сюжетам; его тянет погрузиться, вмешаться в более крупные, величавые, более великолепные сюжеты, чем те, которые набрасывает история.
Странно быть экзистенциалистом, когда тебя не существует.
Генри оказался в плену саморазрушительного цикла. Он не верит в собственное существование. Его агрессивность обращена вовнутрь, обращена против него самого. Он презирает себя и ощущает себя презираемым. Он не находит живых ценностей, живых чувств и впадает во внезапное отчаяние.
Мужчина формирует женщину. У него есть перед ней преимущества. Он задает темп.
Никто никогда не думал о ком-либо больше, чем о самом себе.
Я думаю, что я просто живу, а ты только теоретизируешь. Ты своего рода самосочиненный книжный персонаж, который обратил сюжет в свою пользу, потому что сам его сочинил.
В этот город можно прибежать и исчезнуть. Пустующие дома. Приезжие сорят деньгами. Полно маргинальной работы. Нет, это хорошее место.
Ну, вот он и наступил, день, когда начинают снова, день, записанный в таком множестве ежедневников, и льет дождь, и день уныл и тускл.
Видишь ли, социологическое и психологическое понимание теперь обеспечивают нам полный обзор человека, а демократическое общество дает нам полный доступ ко всему. Нет ничего неприкасаемого. Больше нет скрытности, нет темных таинственных уголков души. Мы находимся прямо перед лицом вселенской аудитории, ничем не прикрытые. Мы все наги и доступны.