— Ну, эта история из параллельной реальности. А я считаю, нельзя жить в двух реальностях сразу, пусть меня осудят за это. Такое доступно поэтам, но ты не поэт, Леня.
Единственно, что серьезно отсутствовало — это изображение Достоевского, которое занимало многозначительное место в квартире Вадима. Не то чтобы Филипп не почитал Достоевского, он просто полагал, что последнее слово о человеке еще не сказано. И сам весьма опасался такого слова. Его жена Евгения поддерживала его в этом. «Не дай Бог на Руси появится писатель, который переплюнет Достоевского», — говорила она самой себе по ночам.
«Эх, — скучал он, — знать бы до конца изнанку этого мира… Я бы ее всем показал. Мол, любуйтесь… Только не давитесь от смеха и уважайте обратную сторону истины. Вот так».
Он порой сетовал про себя, что иногда даже во время соития Лера умудрялась читать французские романы.
Молоденькая, но с лицом, похожим на бред новорожденного.
Пузатый чайник важничал на столе, — около него синие чашечки. Все смертельно уютно.
— Да если вычеркнуть из мировой истории религию и культуру, то она скорее будет походить на мировую историю людоедов, — вставила Лера, — кровь лилась водопадом везде и во все времена.
Смотри на жуть веселее.
Дело надо делать, дело, а не думать.
И Ротов задумался. Когда он задумывался, мыслей у него никаких не было, зато было в душе плавное течение того, что он не мог ни осознать, ни понять.