Стать богатым - полдела, важно им остаться.
Я никогда не считал себя способным заменить собой весь мир для кого бы то ни было и не думал никогда, что кто-нибудь вообще на такое способен, к тому же в некотором роде я бы себе этого и не пожелал.
Играли септет Бетховена. Эта музыка омыла меня всего, я снова почувствовал себя ранимым подростком, и слезы подкатили к глазам. Не надо было мне ее слушать, в ней было все, что хотелось знать о любви: чуткая нежность, восторженная радость и особенно задушевность и непоколебимая доверчивость – все то, чего не суждено увидеть наяву, мы пробавляемся лишь подобием этих сокровищ,
Лоранс привстала на кровати и неловко вцепилась в мою руку; она почти падала и была готова броситься вперед – так нелепо и гротескно, что на это было невыносимо смотреть. Вдруг я успокоился. Теперь я видел в ней не бывшую супругу, не врага, не тем более чужую, а только жуткую неврастеничку, от которой надо бежать как можно скорее.
...и у нас на двоих общий эмоциональный капитал, которым разживаются те, кто хоть раз целовался потихоньку.
Чего она хочет? Да ничего, старик, ничего. Хотя нет: всего! Она хочет чтобы ты был рядом и ничем не занимался. А ты еще не понял? Она хочет ТЕБЯ - и точка!
...Жить своим умом хоть и весело, но недешево.
Лоранс, как и все ее окружение, обожала выгодные сделки; и по их примеру она бы спокойно купила у слепого антиквара картину Ван Гога за сто франков, не предупредив о ее ценности, уж не говоря о том, чтобы с ним поделиться… Быть может, я так долго продержался у нее лишь потому, что дешево ей обходился.
...Игрок никогда не ведет свой счет в изъявительном наклонении, но в сослагательном; и мне в голову не приходили обороты вроде: «Я проиграл столько-то…» – оптимистическая манера спрягать глаголы составляет одну из очаровательнейших сторон жизни игрока.
Люди совершенно не разбираются в некоторых вещах,не представляют,даже вообразить себе не могут,что все,к чему мы можем прикоснуться и уничтожить,обладает нервами,способно страдать,стонать,кричать,а я понял,что скрывается за этой беззащитностью и безмолвием-безмолвием ужаса,-и эта догадка порой сводила меня с ума.