Представьте себе, что первый ваш роман, написанный в двадцать лет, стал международным бестселлером и символом поколения, а третий, "Американский психопат", вызвал такой скандал, что ваше имя сделалось нарицательным. Представьте себе, что вы наконец женились на голливудской звезде, десять лет назад родившей от вас сына. И можно было бы почивать на лаврах, только теперь вам кажется, что Патрик Бэйтмен восстал со страниц "Американского психопата" и вершит свое кровавое дело в реальном мире, а ваш...
Вдруг среди школьных принадлежностей я заметил том «Повелителя мух» и взял его со стола. Открыв обложку, я с ужасом обнаружил имя Сары, от руки написанное на титульном листе.
– Секундочку, неужели они дают читать это первоклашкам? – спросил я.
На меня обернулись все, кроме Сары.
– Да я до сих пор эту книгу не понял. Боже мой, почему б им не задать ей «Моби Дик»? Это абсурд. Безумие!
Никто еще не доказал экспериментально, что быть женатым – это круто само по себе.
Вопрос, заданный настолько просто и безыскусно, не имел целью меня обидеть. Мне просто не доверяли, и это было ужасно.
Я убедил себя, что ничего не было. Я уже много раз так делал (когда отец побил меня, когда я впервые порвал с Джейн, когда передознулся в Сиэтле, всякий раз, когда я пытался наладить отношения с сыном), по части вымарывания реальных событий я был большой дока. Писателю совсем не сложно выдумать сценарий, более приспособленный к жизни, нежели тот, что был реализован на самом деле.
Зачем же цеплялся за то, что никогда не станет моим? (Впрочем, к этому многие склонны, разве не так?)
Я был не натурал, не педик, не би, я уже сам не понимал, кто я есть. Но я сам был в этом виноват, и по большому счету меня забавлял тот факт, что людям действительно небезразлично, с кем я сплю. Какая разница?
– Ты правда так и не научился?
– Чему? Вечерину забацать?
– Нет. Быть мужем. Отцом.
– Ну, мужем еще ничего, но вот отцом – довольно жестко, – ответил я. – «Папа, можно мне соку?» «Может, водички, малышик?» «Пап?» «Да». «Можно мне соку?» «Может, лучше водички, малышик?» «Пап, можно мне соку?» «Хорошо, малыш, хочешь соку?» «Да нет, давай водички». Такое ощущение, будто без конца репетируешь пьесу гребаного Беккета.
Этот кошмарный сон наяву длился не более тридцати секунд, но после мне все равно требовалась таблетка клонопина: в школе беспорядки, детский шепот по мобильному: «мне страшно», а фоном как будто хлопают петарды, пуля рикошетом валит второклассника, беспорядочная стрельба в библиотеке, брызги крови на недописанной проверочной, красные лужи на линолеуме, кишки на парте, раненый учитель выталкивает оцепеневших детей из столовой, застреленный в спину охранник, девочка шепчет: «Кажется, в меня попало» и лишается чувств, прибытие машин Си-эн-эн, шериф, запинаясь, выступает на экстренной пресс-конференции, по телевизору мелькают сводки, «озабоченный» репортер докладывает последние новости с места событий, в небе зависают вертолеты, финальные моменты, когда стрелок вставляет себе в рот дуло «магнума», забитый людьми приемный покой больницы скорой помощи, импровизированный морг в спортзале, игровая площадка, затянутая желтыми лентами полицейских ограждений, а в итоге: винтовка 22-го калибра, пропавшая из шкафчика отчима, дневник, рассказывающий об отчужденности и отчаянии мальчика, который плохо переносил издевки, которому нечего было терять, элавил, который не помог, или биполярное расстройство, которое не выявили, книга по черной магии, найденная под кроватью, «X», вырезанное на груди, и попытка самоубийства в прошлом месяце, кисть руки, сломанная о стену, ночи, проведенные в кровати за счетом до тысячи, домашний кролик, которого нашли вечером повешенным на крюке в стенном шкафу, – и наконец, завершающие кадры бесконечного медиа-марафона: приспущенный флаг, поминальная служба, сотни букетов, свечек, игрушек на лестнице, ведущей к школе, окровавленная рука жертвы на обложке «Ньюсуик», вопросы, пожимание плечами, гражданские иски, убийцы-подражатели, все то, отчего перестаешь молиться. И все равно самые жуткие слова слышишь из уст собственного ребенка: «Да нормальный он был, пап, такой же, как я».
«Ненавижу тебя». Сколько раз я говорил это своему отцу? Ни разу. Сколько раз я мечтал об этом? Тысячи.
Все это казалось мне лишенным всякого смысла, потому что в космосе небо всегда черное, на Луне нет звуков, и все это – чужой мир, где никогда не почувствуешь себя дома. Я знал, что Робби ответит на это. Он скажет, что под мерзлыми кратерами и зыбучими песками прячется теплое, податливое сердце.
Докладная записка № 34: «Книжная ярмарка в Майами; писатель закрылся в туалете книжного магазина, неоднократно выкрикивая озабоченным служащим:
«Вон!» Появившись час спустя, писатель снова стал «чудить». «По мне ползет змея, – кричал писатель, – она меня кусает! Она У МЕНЯ ВО РТУ!»
Когда писателя потащили в дежурную полицейскую машину, он ухватился за учащегося ешивы, пришедшего на чтения, и, пока не приехала «скорая», непрерывно ласкал и ощупывал смущенного юношу. Глаза его закатывались, и последним, что прокричал писатель, было: «Еврейчик едет со мной!»
Американская психиатрическая ассоциация признаёт в своём Руководстве по диагностике и статистике, что одним из важных "осложнений" отвыкания от риталина, психиатрического лекарства, которое сейчас прописывают миллионам детей, является самоубийство.
Газеты постоянно щекотали мне нервы. В последних исследованиях приводились жуткие статистические данные буквально обо всем. Бесконечные свидетельства, что с нами не все в порядке, которым мрачно поддакивали ученые. Социальные психологи говорили о «непреднамеренном» повреждении механизмов, о «предчувствии худшего», об «ошибочных представлениях» относительно существующих возможностей. Ситуация усугублялась. Уровень насилия неуклонно рос, и никто не мог этому помешать. Народные массы пребывали в замешательстве, но ленились и вяло бездействовали.
Неопубликованные исследования намекали, что настал час расплаты. Ученые всматривались в данные и делали выводы, что все мы должны быть чрезвычайно обеспокоены. Никто не знал, что теперь значит «нормальное поведение», и некоторые утверждали, что это такая добродетель. С ними никто не спорил. Никто ни на что не решался. Всех снедали опасения.
Повсюду чувствовались вибрации безумия. Данные подтверждались пятидесятилетними исследованиями. Все перечисленные проблемы иллюстрировались диаграммами – кругами, шестиугольниками, квадратами, секторы которых были раскрашены в сиреневый, или белый, или серый.
Больше всего настораживали слабо акцентируемые выводы: преобразовать что-либо и придать этому положительный вектор нет никакой возможности.
При взгляде на все это невозможно было сдержать страх и восторг.
(Когда ты посвящаешь жизнь литературе, то сам становишься персонажем) (Писатель всегда будет отрезан от реальной жизни просто потому, что он писатель)
– Однажды я работал с бухгалтером, он сказался одержимым. В день, когда мы назначили сеанс экзорцизма в его кондоминиуме, он говорил на латыни задом наперед, плакал кровавыми слезами, а потом у него раскололся череп.
– Да ладно, меня проверяла налоговая. Это еще хуже.
Непреложный факт: как бы ты ни старался, скрыть от детей правду можно только на какое-то время, но даже если ничего не скрывать и честно выложить перед ними все факты, они все равно тебя возненавидят.
Вот так и случается, когда не хочешь встречаться со своим прошлым: прошлое само приходит к тебе.
– Работа портит людям настроение и характер. Никто на самом деле работать не хочет. Работы в принципе лучше избегать.
– Ты не работаешь, и настроение у тебя дурное.
Сыновья всегда будут дамокловым мечом. Отцы обречены.
– Это все шутка. Ты ненастоящий. Тебя не существует. – Если ты так уверен, что ж ты со мной разговариваешь?
Распространи эту мудрость по свету: хотите бросить пить? Переезжайте в дом с привидениями.
Объяснения – это скучно.
Ну и где ты, - заскулил я. - Боже мой, Джей, что ты за мудашка-потеряшка.
Куда бы я ни глянул - везде общепринятый прежде промискуитет был за сургучом устоявшегося брака, и от этого я почувствовал себя старым.
Докладная записка № 27: «Санта-Фе: писатель якобы принуждал доберман-пинчера сделать кунилингус находящейся без сознания фанатке, а когда указанное животное не проявило к указанной девушке никакого интереса, ударил животное по голове и был жестоко покусан».