Роман с кокаином

Не роман и без кокаина

"Роман с кокаином", "Роман с кокаином". Загадка русской литературы. Прошло 80 лет, а он по-прежнему шокирует, он по-прежнему вызывает противоречивые чувства, он по-прежнему служит поводом для бесконечных споров. Причем споров самых различных - начиная от некоторых сюжетных деталей и заканчивая авторством произведения. "Доказанное" авторство мне видится слишком явным, как в том случае с тем самым пистолетом Груздева у Жеглова с Шараповым, что наводит на мысль по поводу подтасованности. С другой стороны, не первый Марк Агеев на литературном небосклоне, кто оставил нам в наследство только свои труды. Только! Эти труды стоят многого.

Версия о принадлежности "Романа с кокаином" перу набокова мне видится совершенно глупой и дело даже не в том, что автор этого произведения, не в пример набокову, гораздо более разумен. Дело в концепции произведения, которая предполагает нечто большее, чем мог в принципе оперировать любитель растления малолетних. Действительно, об Агееве мы знаем очень мало, практически ничего, чего не скажешь о набокове. Последний не преминул поведать всему миру о своем любимом цвете трусов, поэтому можно быть уверенным - такая женщина как набоков не оставила бы в безвестности столь успешный дебют "Романа с кокаином". Напротив, оно бы верещало об этом на всю ивановскую-стрит. Странно, что оно этого не сделало, не имея к созданию произведения никакого отношения, ибо от него вполне можно бы было ожидать чего-то подобного. Впрочем, много чести - обсуждать еще здесь всяких набоковых.

Молодой человек, Масленников Вадя, есть не совсем и молодой человек. Он итоговый результат деградации высокого российского сословия, которое, благодаря дичайшему в те годы расслоению, совершенно потеряло связь с реальностью и назвать его просто эгоистичным было бы мало. Его отношение к матери вызывает не просто возмущение читателей, но и мать его олицетворяет собою весь российский народ, который тащит Вадю на своем горбу. "Роман с кокаином" сверху и донизу пересыщен символами. Вадя любит Соню, то есть - любит свою Родину чистой и незапятнанной любовью настолько, насколько может любить человек, которого вырождение не просто коснулось, а усадило его уже где-то в самом низу эволюционной стремянки. Вадя любит Родину, но быть с ней не может. А если и может, то это уже не та Родина, которую он любил.

Полный набор друзей Вади представляет разные типы старой России, на них не оказал влияния кокаин. У Штейна все схвачено, он уехал за границу еще до революции (захватив с собой и набокова). Там его не ждут эмигрантские ужасы, для него все будет по-прежнему. Служанка, питание с рынка и ленивое перечитывание классиков. Правда, потом они будут выдавать себя за русских, когда окажется, что за границей они так и остались рядовыми буржуа. Яг, крепкая душа с периферии - он единственный, кто действительно поддерживает Вадю. Столичную кровь всегда разбавляли татарские дворники, узбекские дворники, таджикские дворники. Еще Буркевиц, хе-хе. Он уже давно слился с новой властью и Вадя для него пережиток прошлого. Отработанный материал, который лечению не подлежит и с которым не стоит возиться. Его даже стрелять не нужно - он сам сторчится.

Наконец, что же такое "кокаин"? По Агееву это быстрое счастье. Бац, хлоп, надели кожаные куртки, нацепили маузеры и вот они, мы, свежеиспеченные люди с новым мышлением. Нам не нужно долго и кропотливо учиться, трудиться - мы и так все уже знаем и умеем. В итоге - не такое уж и невинное произведение. Разглагольствования автора в конце повествования под видом наркотического бреда вообще имеют форму антихристианскую и антироссийскую. Может быть именно это когда-то и смягчило сердца советских цензоров, разрешивших Агееву въезд на Родину. Но не настолько, чтобы "Роман с кокаином" был разрешен в стране. Слышал, что его вновь хотят запретить. Что ж, дело, как вы понимаете, совсем не в наркотических веществах.

Уже неоднократно и вполне справедливо, было подмечено, что на сильно понравившуюся или любимую книгу, гораздо труднее написать содержательный отзыв. Можно сколь угодно разбрасываться эпитетами: великолепно, потрясающе, изумительно и т.д. Но все эти слова, произнесенные в состоянии эйфории, как-то принижают и упрощают то истинное впечатление, что осознает сам человек, и вполовину не передавая глубины восторга. Перенесенные же на экран компьютера, они и вовсе скукоживаются и мельчают на глазах, заставляя задумываться: "А есть ли смысл делиться теми действительно тонкими эмоциями, что вызвала прочитанная книга?"

Подобная ситуация возникла у меня с книгой Марка Агеева "Роман с кокаином". И ведь ладно, когда книга светлая и жизнеутверждающая. Этого добра не жалко, можно и поделиться - пусть мир станет хоть немного чище и светлее. Но, когда безумно нравится книга, полная мрачной безысходности и всепоглощающей тоски, а главный герой, который является сосредоточением человеческих пороков, вдруг оказывается таким знакомым и понятным человеком, что наворачиваются слезы умиления, то в пору хвататься за голову с криком: "Что со мной не так?"

Тема падения человеческой личности в бездну душевной пустоты далеко не нова. Почему человек стремится наполнить свою жизнь развратом, наркотиками и прочими пакостями? Потому что изнутри человека съедает чувство пустоты, которое он пытается нивелировать внешними раздражителями. Есть у некоторых людей способность воспринимать этот мир лишь как беличье колесо. Процесс жизни представляется им пустым и бессмысленным занятием. Да чего греха таить, почти у каждого случаются такие периоды в жизни, когда хочется махнуть на все рукой: "Да пошло оно все!", и хлопнуть стакан водки, дунуть косяк травы, занюхать кокса или пустить по вене героин (нужное подчеркнуть). Так вот, любой порок всегда усугубляет положение отчаявшегося человека. Даря кратковременный уход от невыносимой действительности в мир счастья, наркотик обязательно возьмет свою цену, в состоянии абстинентного синдрома десятикратно усугубив положение человека относительно начальной точки приема.

Так случилось с главным героем книги, Вадимом Масленниковым. Обладая крайне мрачным складом ума и отличной наблюдательностью, и активно используя критический взгляд на происходящее вокруг, Вадим, уже ко времени окончания гимназии, превращается в эгоистичного подонка, замкнувшегося на самом себе. Вся его жизнь постепенно скатывается к одному - к поиску удовольствий. Сначала, это алкоголь и женщины. Много алкоголя и много женщин. Залить и затрахать эту сосущую пустоту внутри себя. Обладая в столь юном возрасте опытом разврата, сопоставимым с опытом римского патриция на закате империи, он просто не мог пройти мимо наркотиков. Кокаин дал Вадиму больше, чем все остальное вместе взятое. С его характером и отношением к жизни не подсесть невозможно. Дальше, думаю, судьба героя ясна.

Чем же так хороша оказалась книга о столь нелицеприятных вещах? В первую очередь, искренностью описываемого и мельчайшей подробной детализацией психологического портрета героя. Нет никаких сомнений, что описанное в книге автобиографично. Реальные вещи пережиты реальным человеком. Мысли героя отражены с ясностью, потрясающей всякое воображение. Пусть это мысли подонка, но они настоящие! Это-то и цепляет. Хватает в книге и философских рассуждений, причем разложены они так элементарно, будто автор сам изложил их под кокаином, дарящем в состоянии эйфории особую остроту и ясность мысли.

Не могу не отметить и чудесного слога автора. Не знаю, каким достойным комплиментом можно было бы отразить всю красоту языка книги, поэтому воспользуюсь самым нескромным - если бы я бы захотел стать писателем, то хотел бы, пожалуй, писать подобным образом. Вот это необычное сочетание красоты языка и отвратительности, происходящей на страницах книги, и вызвало у меня интеллектуальный оргазм.

Не смотря на высокую оценку книги, я все же не решусь советовать ее каждому. Оставайся только со мной, моя прэээлесть. Слишком специфична тема. Но не сомневаюсь я в том, что многие уловят до боли знакомое в портрете главного героя. А захотят ли проникнуться этими ощущениями? Вот в чем вопрос.

В общем, понадобилось некоторое время, чтобы сформулировать пару мыслей о «Романе с кокаином». Сразу хочется отмести всю эту шелуху, связанную с загадкой, кто же написал это произведение. И дело даже не в том, что вроде бы как понятно, кто этот человек (это – Сэлинджер), просто это абсолютно не важно, особенно для этой книги. Я бы, к слову, тоже, как и многие, никогда бы не подумал, что это Набоков. Он в это время уже начал увлекаться своей профильной темой в «Камере обскура». Да и писать так хорошо он никогда не умел. По-русски уж точно.

«Роман с кокаином» - это, в первую очередь, настоящее сокровище русского языка, тщательно и скрупулезно выведенный дисстилят русского человека. Это касается не только эмоциональных деталей, но и непосредственно этих вот самых букв и слов. Синтаксис как будто немножко в наркотическом опьянении, предложения – по-настоящему толстовские, где точки поставлены иногда только ради приличия. Герои общаются между собой будто на балу у Ростовых, а не у вшивой гостиницы для ночных развлечений. Неистовая красота, с помощью которой Леви делает отвращение к чему-то еще отвратительнее, а сложноматериалезуемые понятия – монументально овеществленными.

Сами герои – это та самая «вторая очередь», второй, и не менее важный пунктик, зачем читать эту книгу. Все дело в том, что герои произведения - это маленькая история русской литературы. Главный герой – это еще не подросший, закомплексованный Базаров; здесь есть изумительная «гоголевская» мать, который в пору бы подошла шинель, сюжет – там даже не пойми уже что, где-то острая любовь по Островскому, а где-то прям совсем поэтически навзрыд. Наркотики? Глава «Кокаин» звучит, как, ни дать ни взять, посвящение Булгаковскому «Морфию». Ах да, и где-то ощутимо Достоевский. Ну конечно, а как иначе?

Дать какой-то внятный вывод, наверное, не смогу. Все-таки, «Роман с кокаином» - это не самое заметное, не самое популярное и, вроде бы, не самое важное произведение в нашей литературе.

Но ведь так может статься, что все это и не так.

Ваш CoffeeT

Когда был Федя маленький, с кудрявой головой, он так писал удаленько, что ты хоть волком вой. Ну, конечно, сомнительно: и то, что ФёдорМихалыч был кудрявый, и то, что он удаленько тогда писал, да и вообще не факт, что он когда-то был маленьким. Однако если бы герой "Записок из подполья" вёл подростковый дневник, то он мог выглядеть бы примерно так же, как "Роман с кокаином" с поправкой на временные периоды происходящего. Впрочем, тут тоже мякотка: читать исповедь самых гаденьких и вонюченьких уголков сознания взрослого человечишки гораздо интереснее, потому что зашоренные люди среднего возраста не слишком склонны обнажать свою душу и выворачиваться наизнанку. Юности же больше свойственно и презрение к условностям, и максимализм, и смакование собственной испорченности, так что ничего действительно потрясающего воображение в "Романе с кокаином" не будет. Хотя я не совсем точно выразилась. "Смакования испорченности" нет, а есть "смакование исповеди о собственной испорченности".

С другой стороны, кто вправе бросить в главного героя камень? Он в домике, прикрыт от нас белоснежным щитом своего исповедального флёра. И опять же Достоевский, но уже не "Записки из подполья", а батяня из "Братьев Карамазовых". Да, пью, да, озорничаю, да, грешен, более того, вот вам ещё вагон подробностей, от которых, конечно, у кого-то сразу сработает набивший оскомину триггер "Надо помыться после прочтения". Каюсь ли я действительно? Да, вполне. Буду ли я продолжать делать так дальше? Ну конечно и даже хуже! Противоречивый вихрю душеньки русской, мда. Вот и Вадим Масленников таким же вихрем захвачен.

Надо бы, конечно, в отзыве написать про кто автор, кто автор, но мне почему-то не хочется, хотя там есть, где развернуться, поплевав на корявый во многих местах стиль и натужные красивости при том, что другие места отличны и даже блестящи. Моего личного опыта русскоязычной литературы не хватит, чтобы что-то доказать с примерами, поэтому я просто буду считать, что всё равно, кто написал "Роман с кокаином" с определёнными маркерами "точно не этот и не этот". А действительно, какая разница? Роман написал себя сам, дунул кокса и написал, роман оживает и выпрастывает щупальца из-под тёплого ватного сонно-дурного пододеяльного пространства русской литературы. Пусть тянутся они недалеко, но всё же. Такой типичный, такой домашний Ванька-Вадимка, сам напортачил, сам поплакался, сам себя съел, сам себя наказал, сам пытался бежать, но как-то без особого желания, умываю руки, я сделал всё, что мог. Главы про кокаин, конечно, со знанием дела, сочные. Нет у меня нормальной свободы, будет хоть внутренняя, в воображаемом ненастоящем мирке, сгодится и псевдореальность. Что, и там свободы тоже нет? Ну и шут с ней, и та-а-ак сойдёт, улыбаемся и машем.

Невероятно современное произведение. Если бы не пролётки, а джипоиды - достоверная картина наших дней. Одинокие (или не одинокие) вымотанные матери, гимназисты, вступающие в жизнь и торопящиеся познать её, "мажоры" и "лузеры" в одном классе,.. такие же неустроеные томящиеся девочки, бродящие по улицам в поисках приключений, скучающие замужние дамочки, в поисках отдохновения от супружеской скуки охотящиеся за "свежим мясом" ...
Герой романа - "лузер"; из тех, кому не повезло иметь мало-мальски обеспеченных родителей в классовом обществе, потому что по социальному статусу он - ниже уровня одноклассников, потому что у него нет отца - такой необходимой опоры в подростковой дезориентации на пути от мальчика к мужчине. Да у него и матери, по сути, нет...
Таких мальчиков великое множество, ищущих избавления от томлений души и тела. Мальчиков, принимающих за любовь жажду любви.
Не так плох герой, не удовлетворивший душу полученными фальшивыми заменителями дружбы и любви, бегущий в никуда, питаемый иллюзиями,.. плохо, что слаб, что бегущий в наркотик. (Сегодня больше возможностей выхода неудовлетворённостям, а наркотическая зависимость стала социальной проблемой, и прототипов героя - тьмы.)
Герой слишком уж занимается самобичеванием, преувеличенно строг к себе, говоря о своём "грязном прошлом", напрасно "рвёт на себе волосы" и "бьётся головой о стенку": все его поступки по отношению к матери, случившимся женщинам обыкновенны и типичны. Самое страшное он совершил по отношению к себе.

Произведение очень неровное . Неровное по настроению, неровное по стиллистике, неровное, как сама жизнь. Произведение эклектичное. Как первая проба пера очень талантливого, но ещё неопределившегося автора. Или как то, единственное, произведение, какое каждый может написать о себе?
Здесь вся русская литература, и мне странно, что кто-то приписывал "Роман..." Набокову.
У Набокова, с самых ранних и до последних произведений, - изысканная холодность стороннего наблюдателя (он никогда не писал от первого лица); элегантная неспешность повествования. Набоков даёт характеристики точными отстранёнными эпитетами, предоставляя читателю самому давать оценки героям и мотивам. Здесь - часто стремительность, иногда затянутости в описаниях, многословие, иногда - суетливо-достоевское с эмоциональным перебором и покаяниями, чего невозможно ждать от В.В.Н.
Невозможно представить применение Набоковым таких оборотов, как "моему подлому сердцу", "точки нашего с концами примыкавшего к нам классного копыта","трещал", "намозговал", "нажраться", "кипятить восторг"...
Читать было интересно от первого до последнего слова. Особо хороша "кокаиновая "глава. Мне показалось, что содержание "Романа..." гораздо глубже формы его подачи. Так что это и могло бы быть набоковским произведением. Так же как и бунинским, как и алдановским.
Неожиданно очень хороший роман.
PS (от 14.11.11). Возвращаясь к "кокаиновой" главе.
Перечитав в последнее время многое из Набокова и Достоевского, я вижу в ней скорее позднего Достоевского, чем раннего Набокова. Ничего общего с последним стиль романа, и особенно указанной главы, не имеет.
PPS (от 02.12.11) А сегодня обнаружила польстивший мне отзыв Мережковского на появление романа:

"Не первая ли это его вещь? Когда он успел "выписаться", если выписываться надо? У него прекрасный, образный язык. Не уступает, с одной стороны, Бунину, с другой – Сирину. Соединяет в языке (в изобразительности) плотную, по старым образцам вытканную, материю бунинского стиля с новейшей блестящей тканью Сирина. Это – внешность. А дальше – надо забыть и Бунина с его плотностью, и Сирина с пустым блеском искусственного шелка, а вспомнить… пожалуй, Достоевского, – только Достоевского тридцатых годов нашего века".