Ох, ёлки-перепёлки! Теперь я с чистой совестью могу сказать, что орегонские мужики не менее суровы, чем челябинские. Там на лесоповале работает Хэнк Стэмпер. Крутой парень и хранитель семейных традиций. Каких? Например, быть костью в горле всему городу и прогибать изменчивый мир под себя. Заводить врагов их семейный талант. Плевать им на общественное мнение. Ну какое общество такое потерпит? А если и стерпит, то уж точно не простит. Под визг бензопилы и соседей семья Стэмперов идет своим курсом. Их дом стоит ото всех особняком на берегу реки хищной, как анаконда. Сырость. Гниет всё: и гвозди, и ноги. Растительность буйная настолько, что в зарослях колючего кустарника размером с двухэтажный дом нередко можно встретить скелеты оленей, которые так и не смогли выбраться из этой ловушки.
На шесте перед домом что-то висит. Если присмотреться, то можно разобрать, что это рука. Человеческая рука. Болтается себе из стороны в сторону, выставив всем на обозрение свой средний палец. Мизинца не хватает, он отломился. Очень в духе Стэмперов. Сдохнут, но не сдадутся, верные своему девизу - «Не уступай и дюйму». А тут еще младший братик вернулся с давней обидой и желанием отомстить.
О героях больше ни слова. Составьте своё мнение. Стэмперы того стоят.
Кизи швыряет читателя в бурный поток повествования. Текст идет сплошным потоком, без остановок и передышек, скачет от одного первого лица к другому по несколько раз на странице. Если выплывешь – награда будет велика. Книга живая, клянусь вам. Я не читала, я ее слышала и видела.
— Джозефус, — перебил я, — поездка на пикапе не идет ни в какое сравнение с тем, как я сейчас и здесь уже поехал. Закинься горстью аспирина. Конкретно цепляет и тащит.
Конкретно цепляет и тащит. Лучше и не скажешь. Забираю фразу для тэга.
Экстремальная семейная сага на фоне экстремальных условий. Экстремальное чтение.
Не знаю даже, что и говорить. У меня лихорадочное состояние с ночи, и хочется то ли ногами затопать, то ли заплакать злыми восторженными слезами. Прямо до пяток пробирающая внутренняя дрожь. С чего бы это вообще, ведь где я, а где житьё-бытьё суровых орегонских дровосеков, которые каждую минуту жизни кому-то или чему-то противостоят.
А эти городские ландшафты, загнанные по клумбам цветы, чёткие лужайки, стоячие пруды с лодками и утками вместо коварной реки, дремучих лесов и скалистых обрывов?
А эти рутинные события и мелкие чувства по сравнению?
Работа, дом, развлечения, бытовые дрязги и мелкие неприятности - и сражение со стихиями, и борьба за первородство, и брат, пришедший украсть у брата..а нужно ли воевать за то, что так легко оказалось украсть?
Ох, тут поневоле начнёшь суровый пересмотр.
Кто вообще сказал, что "уныло, мрачно, тоскливо, нудно, непонятно"? Да это самый охрененный гимн жизни, что я читала вообще. Именно жизни, и воли к ней, несмотря на кучу несообразностей, и препятствия, и отсутствие, и недостаток, и хроническую нелюбовь и ненависть даже, и тревоги, и беды россыпью, и отношения искалеченные. Жизнь насквозь, как трава, которая на камне растёт, и которой по фигу, что ей запрещено.
Я думаю, я уверена, что совсем юных эта книженция просто с хрустом разжуёт и выплюнет прочь с головной болью, неприятием и недоумением. Так, лет семь назад, она и меня выплюнула, и я ее забросила после десятка страниц, и даже подарила потом с лёгким сердцем. Подарила бушующую бумажную реку, надо же. Подарила такое сокровище неописуемое. И не знала, и не догадывалась.
Нужно было же поломаться местами, где-то прогнуться, где-то искорёжиться, чтобы совпасть с этим яростным творением действительно великой литературы. Если две-три такие книги тебе в жизни попадутся, то считай, что ты читал, водил пальцем по строчкам не зря, и букварь твой был не напрасно, и миссия истинной художественной литературы - разбросать тебя по кочкам, истерзать, вскрыть ржавым ножом, заставить пережить написанное на своей шкуре, и примерить на себя, и пересмотреть происходящее с учётом, ой, да что я втираю - состоялась.
Никогда ещё так красиво и тонко выписанная любовная сцена не вызывала почти физическую тошноту и негодование, отвращение просто запредельное, и никогда я не болела так за исход брутальной кулачной драки - давай, бей его, топчи, сожри, разметай!
И ведь ждёшь, боишься, но ждёшь, что автор не сможет дальше держаться, вот-вот стратит, сольёт сцену, не выдержит планку, сверзится под ноги и его придётся пожалеть, ведь..а вот и нет. Ни единого прокола! Сцена за сценой, эпизод за эпизодом, и планка не слетает, а задирается всё выше и выше. Боже мой, канадские гуси, последнее каверзное бревно, наслаивающееся прошлое и настоящее время, и океан, и труба дьявола в песке, у корней сгнивших сосен, и рука на флагштоке, и..
Это самый настоящий сплав по великой внутренней реке между брёвен юрких и смертоносных, среди всякого прибрежного говна, когда ноги отмёрзли напрочь, внутри плещется чистый ужас, но ты прёшь вперёд, расталкивая обезумевших оленей, что направляются прямо в океан.
Потрясающая семейная сага, насквозь пропитанная ревом бензопил и звоном чокерных цепей, треском сучьев и глухими ударами поверженных исполинов, скрипом лебедочных шкивов и вибрацией мачт с нанизанным на них печеным яблоком солнца, и все это со стаканам бальзама из Галаада под печальные крики канадских гусей, полные неизъяснимой тоски. Книга погружает и уносит c собой как великая река Ваконда Ауга, сплавляющая уставших сражаться со своими демонами лис и оленей в их последнее паломничество к Тихому океану. Можно ненавидеть эту могучую аллегорию противостоящей человеку природы и грозить, потрясая кулаком, можно использовать ее, устилая коврами бревен, можно презирать, раз за разом переплывая мощное течение, но когда придет время, река соберет свою жатву и сделает это так же равнодушно, как тысячелетиями наблюдала за жалкой и мимолетной возней людей на своем берегу. В дебрях простого на первый взгляд сюжета кроется настоящее психоаналитическое Эльдорадо, в котором Человек противопоставляется всему, что только можно вообразить. Человек и Семья, Человек и Общество, Человек и Природа и – самое интересное - Человек и Жена Человек. Все это и многое другое рукой великого мастера выткано на живописном гобелене из тысячи страниц по-настоящему живого текста в, не побоюсь этого слова, гениальном переводе Дмитрия Сабарова. Зашнуровывайте шипованные говнодавы, надевайте каску и перчатки, повторите главную заповедь «не уступай и дюйму», и добро пожаловать дебри лесов орегонских и душ человеческих.
Прочитано в рамках ВКК «Борцы с долгостроем».
Группа авторов, создававших этот шедевр под кодовым именем "Кен Кизи", потрудилась на славу. Произведение не просто объемное - оно бесконечное. Даже если вы читали ранее "кукушкино гнездо", смотрели оба фильма, то не забудьте еще про Тома Вулфа. В эту группу авторов вошло несколько вариантов самого Кен Кизи разной степени обдолбанности. Необъятен и всеобъемлющ многослойный мозг укурыша, сумевшего создать такое гигантское, цельное и разноплановое произведение. И я даже верю, что он особенно и не старался. Пример великой поэмы изменчивого сознания, который всегда стоит у меня перед глазами, "Москва-Петушки", не очень равнозначен, ибо ее писали всего два человека - Венедикт Ерофеев Пьяный и Венедикт Ерофеев с Бодуна. Второй был основным идейным вдохновителем, хотя и написал раз в 50 меньше.
В случае с Кен Кизи все еще гораздо сложнее, но торчку проще, чем другим, быть несколькими людьми одновременно. Уровень страдания в произведении практически нулевой, поэтому автор перемежает такие чудные вещи как прекрасное понимание людей и скотское отношение к ним на всякий случай. Яркие образы человеков очень даже получились, но они так долго оставляют читателя равнодушным, что даже затрудняюсь представить - как пробирались через это произведение первые его исследователи, если доподлинно не знали - какой приз и в какой именно трубке их ждет в самом конце. И, хотя нигде в тексте не было указано, что Ли везет с собой целый мешок травы, я все же склонен считать, что он привез его с собой, а не вырастил на близлежащей опушке. Потому что все, все необходимое для собственной жизни, нужно всегда носить с собой.
Автор очень долго и скрупулезно обсасывает два таинственных момента - внутрисемейные отношения Стэмплеров и забастовку лесорубов. Причем и мне в данный момент тоже приходится вести себя также, как престарелой кокетке, всячески скрывая эти два вполне конкретных момента, дабы не затронуть чувства любительниц спойлеров. Длительное галлюциногенное топтание на одном месте с одной стороны интригует, а с другой - раздражает. За ним обычно следует энергичный стремительный драйв, который вновь переходит в созерцательную, заковыристую дремоту. Оригинальные словообороты автора довольно успешно разбавляют сонные потоки сознания, но на русском не всегда таковыми выглядят. Творческий экстазивный коитус переводчика в ярком фентезийном выражении представляется как эпический подвиг транссексуала где-то на склонах Кавказских гор с охранной грамотой от Папы Бенедикта XVI. Господин Сабаров, мое почтение. Надеюсь, что ваше здоровье не пострадало.
Великий процесс "расширения сознания" не считаю таковым. Даже называю его "изменением сознания", а еще чаще "искривлением". Да, это конечно личное собачье дело каждого - в каком состоянии что-то писать, но давайте не будем культивировать торчков и считать их суперлюдьми. Эллис в каком-то своем великом графоманском труде долго вещает на тему особенностей великой наркоманской расы и я ему с удовольствием еще раз советую собрать весь свой белый порошок и сделать себе одну большую вкусную клизму.
Произведение страдает тем же недостатком, как и любое другое подобного плана, где повествование ведется от лица нескольких героев. Но, ради справедливости, стоит отметить, что страдает гораздо меньше. Если обычно нас всегда не покидает ощущение, что пишет один и тот же человек, который думает, что изменив стиль, пол и добавив пару эмоциональных всплесков можно ввести в заблуждение читателя, то Кен Кизи гораздо больше органически многолик, что, впрочем, не особенно радует, а под таким соусом больше пугает. Но если бы два брата, скажем, вылезли не из одной головы - (заметьте, они даже думают попеременно и думают очень похоже), то было бы странным, если они бы не оказались одним целым. Война печени и почек до полного уничтожения противника.
В итоге я рад, что выстрадал Кен Кизи до конца и рад безмерно, хотя вот он, пример перед глазами, чтения вопреки. Произведение неординарное, очень выделяется на фоне другой торчковой американской литературы простотой и отсутствием идиотского слэнга, что делает его достоянием мировой литературы, ибо оно хотя бы читаемо.
p.s. Истина, до которой каждый доходит своей шкурой, - нами управляют наши слабости.
Эта книга меня измучила, измучила, измучила, но от нее совершенно нельзя оторваться. Это такое чтение-насилие, когда первую половину книги ты давишься текстом, как сырым тестом, он лезет из тебя ушами, носом, ртом, читаешь по главе, по паре абзацев, по предложению, но читаешь, потому что Хэнк и потому что Генри и потому что Ли и потому что Вив, и потому что это абсолютно больная семейка со стальными яйцами, даже у самых слабых ее членов. Совершенно невозможная семья лесорубов в Орегоне с девизом "Не уступай и дюйму". Никому не уступай, ни этой реке Ваконде, что, тоже послышалось Макондо? Да, в Макондо идет дождь. Сто лет он там идет, испокон веков он там идет, но мы туда влезем со времен Генри, зеленоглазого дровосека. Это он выбрал себе странную жену, не от мира сего, с блажью. И сын его Хэнк, насмотрясь, тоже попозже выберет себе жену, ну точь-в-точь как мачеху, интеллигентную, читающую девочку с мечтами о стрижке-паже, и привезет ее в этот дом посередь реки. Этот дом они не уступят реке никогда, хоть бы и приходилось обматывать сваи фундамента железобетонными сваями черти куда. И, черт бы меня побрал, мысли путаются как никогда, но я им не уступлю и дюйма.
Эта книга роскошна, роскошна, роскошна, от нее совершенно нельзя оторваться. Особенно после где-то первой половины, после гусей. Да, там гуси летят, гогочут, гогочут, сволочи, так что спать невозможно. И спать-таки невозможно, да что там, порою нестерпимо хочется вообще не дышать, потому что так захлестывает эмоциями, что вся моя йога пошла к чертям, можно только вцепиться в книгу и поскорее бежать эти строчки, петь эти строчки, не знаю, вопить эти строчки, потому что есть сцены, которые почти в стихах, Джо Бен в реке, например, или сцена сексуальная, от которой таращит так, что хочется куда-нибудь спрятаться, а нельзя. И вообще язык в этой книге такой, что то лезешь на стену от бесконечного слэнга этих упоротых лесорубов, то кривит от изысканного слога бл@дкого выродка Ли, ну ладно, никакой он не выродок, всего лишь несчастный мальчишка, который так и остался в своем детстве, ненавидящий отца и старшего брата за то, что он сам не такой, как они, и никогда до них своими яйцами не дотянется, ну извините меня, так по тексту, практически. Кхе, язык, да.
Эта книга трудная, трудная, трудная, но от этой чехарды событий совершенно не оторваться. Первый раз вижу такое построение текста, какое-то slow motion и dolby surround и съемки с трех ракурсов, перемежающиеся длиннотами природы-стихии. Одна и та же сцена идет глазами одного героя, потом в скобках или курсивом или вообще не выделено глазами другого героя-антагониста, потом общий план происходящего, потом опять приближаемся, и даже вроде бы какие-то диалоги имеются, хотя я вообще диалогов не запомнила, только хард-корное кино. По сложности "Блажь" я бы сравнила с "Шумом и яростью" Фолкнера или с "Поправкой-22" Хеллера, так же мозг выносит. Так же трудно, и так же круто. Но все искупает язык. О боже, это какая-то литературная вершина, спасибо переводчику, я хочу от него еще переводов, ну простите меня, я не удержусь от парочки моих удовольствийцитат в рецензии:
Когда он доползает до смотровой площадки на вершине, за каменной оградой, его подбородок дрожит, а когда подъезжает к повороту, именуемому в народе Смертьпантинкой, все тело его...
Вив свернулась на кушетке подле Хэнка этакой прелестной головоломкой, и говорили только ее янтарные очи да вожделенная маленькая задница, обтянутая джинсами.
Или к примеру сцена про оладьи глазами обоих братьев:
В духовке кой-чего осталось, - сказал Хэнк. -Я отложил для него оладушков. Это Хэнк.
Он извлек оладьи из черной пасти духовки и вывалил их на мою тарелку, будто объедки - четвероногому другу. Это Ли.
Стоит ли удивляться, что Ли так ненавидят.
...Про героев даже не хочется рассуждать, это столько слов уйдет. Конечно, я за Стэмперов, за Хэнка, но он тоже совсем не идеальный, слишком брутален и слишком молчалив, не видит он чувств других. Ли, конечно, меня вымораживал своей подлостью, но эта подлость в конце концов была вполне оправдана. Меня удивляла Вив, слегка, но не тем, чем удивляет всех, а тем, что она вообще вышла замуж за Хэнка. Почему она пошла за Ли? Потому что, как говорил Алексин, Хэнк дарил ей себя, а Ли подарил ей ее. Она вспомнила свои мечты, вспомнила себя. Это трудно, но это счастье. Нет, не буду дальше. Их так много, и так много всего в романе.
Он о чем только не. О железной воле, и о том, как можно ее подточить, исподтишка, изнутри подтачивая, издолбив клювом, посягнув на самое нежное в душе. О том, как заново отыскивать стимул жить, тебя сломали, а ты полежал, полежал, а потом встал и пошел. О слабости, которую невозможно симулировать, симулировать можно только силу. А слабость, вот она есть и все. О том, как изжить ее в себе. Об очищении. О любви между мужчиной и женщиной. О любви к природе и стихии. И о том, как выжить в ней человеку (не уступая и дюйму? бунтари? Кизи в своем репертуаре). Кизи шикарен. Кизи роскошен.
Ух, какая книга, ребята! В тех орегонских краях живут настоящие дровосеки. Железные. И самый железный из них, что железней не бывает – это старина Хэнкус Стэмпер. В чудной семейке Стэмперов принято идти против ветра в своих тяжеленных говнодавах, плевать на мнение общества, главное идти своей дорогой. «Не уступай ни дюйма! … И никогда, бога ради, не уступай ни хрена!» Вот он славный, жесткий завет папаши Генри. И этот завет делает свое дело. Хэнк Стэмпер не уступает ни дюйму. Хотя иногда... Иногда становится столь нестерпимо, и хочется, и хочется, очень хочется под протяжные крики канадских гусей...
Роман затягивает в свой круговорот, вытягивает все соки. Волшебное погружение в действительность: действо здесь и там, сегодня и десятки лет назад. Порою блажь великая находит, тревожа сердце, все человеческое нутро. Как те крики гусей, что пролетает над тобой. С трубными, грудными криками, и от них не укрыться в доме. Не придумать лекарства и тишины от этих тревожащих душу звуков. И это больше, чем крики, это глас осознанного существа, глас из самых глубин души, из самых недр. Порою нестерпимо хочется. Нестерпимо. Снять с себя все оковы, перестать бороться с самим собой, перестать быть непобедимым Хэнком Стэмпером. Одним «из Десятки Крутейших Парней по эту сторону Гряды». Просто взять, подняться над этой землей, дождем и полететь. Куда-нибудь на кулички. Потому что, кажется, что демоны одолели, изгрызли все внутри, а ты уже устал уставать. Или вплавь к водам океана по бурным потокам реки вместе с лисами и оленями, которым тоже нестерпимо...
Тысячу раз «да», ребята! Это такая книга, с которой улетаешь в иные миры, в мокреть Орегона. И что ж такое, как назло понедельник, надо спешить на работу, а у меня перед глазами лишь недочитанные страницы из книги. И поэтому скорее заглатывать последние строки в перерывах, маршрутке, машине, в ожидании ужина. И вот оно.. Как обрыв. История о силе, стойкости, предательстве, любви и... и о стольком важном, масштабном, о самой жизни заканчивается. Лишь где-то на иных подкорковых пространствах Хэнк Стэмпер все еще подмигивает мне своим зеленым глазом. Невероятная книга. Из тех, что лучше не бывает.
"Sometimes I live in the country
Sometimes I live in town
Sometimes I take a great notion
To jump in the river and drown".
Чу.. Слышите? Это Хэнк Стэмпер валит дерево, вон как оно падает, с глухим шумом, что крошка Джо Бен засмотрелся. Радио Джоби все выводит незатейливые мотивы. Вив ждет своего муженька в большом доме, помогая Джен с детьми. Генри прикладывается к бальзаму из Галаада в «Коряге». И солнце ясное, и небо ясное, и нет дождя. И столько знаков вокруг, что Стэмперы выстоят, сдюжат. И Молли скулит, греет свою шерсть на солнце, ей тоже по душе сей ясный день. И Ваконда Ауга все так же достойно и хмуро несет свои воды к океану.
Если меня попросят одним словом сказать, о чем эта книга, я, не задумываясь, отвечу: о жизни. А еще об Америке, той самой, которая Good bye. Где я не буду никогда. Не ищите ее на карте, она осталась только в книгах, только в прошлом…
Приступая к рецензии, задумалась о трудностях перевода. Эта книга Кена Кизи имеет два русских названия, и хотя «Порою нестерпимо хочется…», может, и не дословно переводит строчку из песни, откуда взяты эти слова, но оно очень точно передает суть книги. «Нестерпимо» – это то ощущение, которое возникает по ходу действия неоднократно, когда автор в очередной раз ставит читателя перед чем-то таким, что оставляет его в смятении, а дальше – многоточие. Это как после похорон близкого человека вернуться домой и увидеть на столе его очки, очки к глазам, которые… Вы понимаете, да? Продолжать сразу нельзя, потому что так трудно дышать, что невозможно даже взвыть. В этой книге много таких моментов. Порою нестерпимо хочется… И это нестерпимо и есть жизнь.
Манера изложения своеобразная, но я люблю такие книги. Главный прием – параллельность. Параллельность событий, происходящих одновременно в разных точках пространства. Параллельность потоков мыслей двух героев, находящихся в одной ситуации и совершенно по-разному ее воспринимающих. Параллельность прошлого и настоящего в сознании одного человека. Порой можно и запутаться, когда приходится отслеживать до четырех линий: разговор персонажей, мысли одного участника, мысли – второго и к этому дополнительно фоновая музыка либо сцена на заднем плане. Но все это создает потрясающее впечатление многомерности.
И еще одно: напряжение. Оно появляется с самого начала книги и не ослабевает до конца. Не напряжение жесткого экшена, но медленно нарастающее напряжение, которое, тем не менее, не отпускает: между братьями Хэнком и Ли Стэмперами, между Хэнком и его женой Вив, между Хэнком и городом, между городом и рекой… Это не может разрешиться просто.
Две основные сюжетные линии – это отношения между двумя братьями и конфликт семейства Стэмперов, которое олицетворяет старший из братьев, Хэнк, с городом, и эти линии очень драматично переплетаются. Ли, младший отпрыск семейства лесорубов, возвращается из Нью-Йорка, имея за плечами учебу в колледже, заваленные экзамены, выбросившуюся из окна сорокового этажа мать, беседы с психоаналитиком и неудавшуюся попытку самоубийства. Он напичкан цитатами, аллюзиями, психологией, а также барбитуратами, несбывшимися надеждами и цинизмом. Одним словом, парень дошел до ручки, и в момент, когда он садился в машину, чтобы гнать куда глаза глядят, почтальон принес ему письмо счастья: родственники-лесорубы любезно приглашают его на дикий запад немного помочь с их общим семейным делом.
И этот почти уайльдовский персонаж с тонкими изнеженными руками приезжает к ним, туда, где люди считают, что непременно нужно орать, чтобы тебя услышали, пожимают руку так, что хрустят запястья, и где сукин сын – почти ласкательное имя, а все основные употребительные выражения находятся за пределами цензурных рамок. Но самая большая проблема не в разных культурных пространствах, а в том, что в основе конфликта лежит старая, как мир, история, история фрейдистского толка, соперничество между братьями, касающееся самых интимных сторон их жизни. Поднимаются старые обиды, непонимание становится все более напряженным, мы видим, как братья сталкиваются и расходятся, пытаются преодолеть что-то в себе, иногда почти приближаясь к тому, чтобы сломать стену, разделяющую их, а потом снова становятся непримиримыми врагами. Они сами даже не в состоянии оценить глубину пропасти, разделяющей их, это люди с разных планет, и лишь читатель, следя за их параллельными потоками мыслей, может понять предопределенную безысходность этих странных танцев друг вокруг друга. Здесь топор воюет с поэзией, грубая сила с миром абстракций. Но, что становится зримым, так это то, что не всегда тоньше чувствует, тот, кто утончен, и не всегда силен тот, кто груб.
Конфликт Хэнка с городом остается вне поля зрения младшего брата, тот слишком занят собой, он носится со своим внутренним миром, инфантильными обидами, и все движения Хэнка истолковывает только по отношению к себе. Он слеп и злобен, и часто хочется отхлестать его по щекам и разбудить, объяснить, где он находится, назвать дрянным мальчишкой, подлецом, но тут же понимаешь, что мальчишка неописуемо несчастен и одинок, и ему не под силу эта ноша, он ищет и не находит даже своего детства, ему кажется, что у него его украли.
А Хэнк упрямо движется к катастрофе, она зреет, но невозможно предвидеть, как это все разрешится. Ты ждешь, ты подбираешься, но то, что происходит, способно свести с ума. Это то самое нестерпимо… Так не может быть, это слишком, но следует еще удар, потом еще, потом… Казалось, бы конец? О нет, такие не сдаются, пока они живы. И Хэнк вывешивает из окна человеческую руку, сложенную в непристойном жесте, и… В этой книге нет конца, есть только многоточие, и оно дает хоть мизерную, но надежду. И так нестерпимо хочется…
Книга прочитана в рамках флэшмоба 2012. 12/12
Я не знаю, как писать рецензию на такую книгу.
Она похожа на реку.
Здесь главное - преодолеть первую треть или даже половину пути. Потому что поначалу текст читается неимоверно тяжело, и страшно медленно, муторно, непонятно, и кажется, что целую тысячу лет будешь бултыхаться в болотистом потоке мыслей этих суровых орегонских ребят. И вроде захватывает, и вызывают интерес и сюжет, и манера повествования, но так это все тягуче и неторопливо, что невозможно прочесть больше 50 страниц подряд, и то еле-еле.
Но в середине все неожиданно - и незаметно, что самое странное! - меняется, и дальше уже история летит бурным, злым, ревущим потоком, увлекая читателя за собой. Не сможешь вырваться, даже если захочешь. Переплыть такую реку удается не каждому, но уж если переплывешь...
Я медленно мусолила половину книги почти 2 недели, а вторую половину прочитала за один вечер. Я не знаю, как так у Кизи это получилось, может быть я просто наконец прочувствовала его запутанный текст, и он стал не обрывочными перескакиваниями от одного персонажа к другому, а полным погружением в события и в души. Автор, про которого в начале книги я думала только "что он курил???", к концу заставил меня реветь и страстно желать вмешаться в финальную драку и врезать Ли от всей души .
Для этого человека физическое противостояние — родная стихия.
Хэнк противостоит всему. Природе, обществу в лице населения городка. Брату. Или же брат противостоит ему? Что первично в этой исконной вражде? Как вообще получилось, что Ли родился на этой суровой земле - таким? не похожим на остальных Стэмперов. И почему, черт возьми, Стэмперы раз за разом выбирают себе таких неподходящих женщин?.. Таких чуждых и непонятных, обе словно
этакая забавная птица, стояла, будто диковинная редкая птица, чьи глаза вечно устремлены в небо…
Мне было жаль Вив, хоть и не всегда, и я рада тому, как для нее все закончилось. Возможно, она найдет то, что ищет. Отрежет свои длинные волосы (бог знает почему, но для многих женщин этот жест до крайности символичен) и найдет мужчину, который будет любить ее такой. Или хотя бы найдет саму себя, а это уже не так и мало.
Но вторая из стэмперских жен, Майра, осталась самым непонятным и самым неприятным персонажем книги для меня. Если мотивы остальных героев относительно просты и даже если я не сочувствую им, я могу их понять, ее поступки так и оставили меня в недоумении. А ведь, в конечном счете, именно они повлияли так сильно и на Ли, и на Хэнка. Я не могу ее понять. Даже индианка Дженни более очевидна в своих поступках, как ни удивительно)) Отношение к Хэнку и Ли у меня менялось по мере развития событий, а она так и осталась в отличие от большинства героев совсем безликой ... как призрак, что стоит у Ли за спиной и нашептывает планы изощренной мести.
Это действительно потрясающе, после того, как обращается со словами Кизи, все, что можно об этой книге написать, кажется бледным и ненастоящим. Окунитесь в этот прыгающий, рваный текст, и вы услышите приветственный лай собачьей своры, стук дождя по крышам и крики гусей, увидите столетние деревья на холмах, и полный опасностей пляж у океана, и старый бар, залитый огнями неоновых вывесок... И дом Стэмперов там, за рекой, у самой воды. Только вот чьи голоса будут звучать в нем впредь?.. И что ждет жителей Ваконды (Ваконда-Макондо, почему же они так созвучны?), когда заварушка с забастовкой забудется? Кто знает.
Да… Сидишь так в своей чистенькой московской квартирке, в уютном кресле, с чашечкой чая, и вдруг попадаешь в мозг какого-то огромного «железного дровосека», который бензопилой машет на Диком Западе США в середине прошлого века...
Постепенно начинаешь слышать треск и грохот падающих деревьев, ощущать кожей нескончаемый дождь и холод, пробирающий до костей, чувствовать непреодолимое одиночество человека, осмелившегося выступить против общества. Ни пересуды недоброжелателей, ни козни завистников, ни здравый смысл – ничто не заставит его, этого человека, отступиться от своей главной идеи. А идея заключается лишь в том, что раз уж ты «из Десятки Крутейших Парней по эту сторону Гряды», то обречен до конца своих дней держать марку. Знакомьтесь, Хэнк Стэмпер из городка Ваконда, что в штате Орегон! Он силен, как бог, и упрям, как карамышевский черт. Единственное, что ему не по силам, - это позволить себе слабость. Он теряет близких, жертвует любовью, игнорирует саму идею гармонии и мира в смертельной схватке с природой, до последней капли высасывающей силы человека, затем лишь, чтобы «ни единой отметины!» не осталось на ее лице, и в изнурительном противоборстве с общественными организациями, навязывающими чувство стыда и ответственности за беды всех и каждого в городке. Он подводит свою жизнь к апокалипсису, но смотрит на всё с легкой ухмылкой в своих красивых зеленых глазах. И вот тогда, когда герой повержен, когда терять, казалось бы, больше нечего, он снова встает на ноги и идет дальше. Ведь его жизнь – это борьба. А в борьбе только один девиз: «Не уступай ни дюйма! … И никогда, бога ради, не уступай ни хрена!»
Книга Кена Кизи «Порою блажь великая» - пожалуй, лучшее, что мне приходилось читать за последние годы. Уникальность структуры повествования, заключенной в рамки классической кольцевой композиции, постоянная смена первого лица, изумительные описания природы, глубина и тонкость передачи психологических состояний героев романа – все это не дает читателю оставаться сторонним наблюдателем. Мы окунаемся в самую гущу событий, трагических и вместе с тем комических. Мы то потягиваем разбавленный виски в «Коряге», наблюдая за дракой крутых парней, то из последних сил переплываем коварную ледяную Ваконду-Аугу, которая так и норовит, сменив течение, посмеяться нам в лицо приливными волнами, то обдумываем план мести родному братцу, то бьём кулаком по столу, клянясь задать жару этому ублюдку Хэнку Стэмперу! И что бы мы ни делали, у нас всегда есть особо веские причины. Так и поступки каждого героя этого романа, какой бы блажью они не казались, – здесь и сейчас это часть их жизни. И значит, все действительно ОЧЕНЬ важно.
Земля трясется, когда Хэнк идет, деревья валятся , когда вздохнет, река мелеет, когда он раз глотнет, вселенная сгинет, если он споет... Если бы я сдох по воле Божьей не дочитав до конца эту книгу, теперь втирал бы гуриям про славного парня - USA-ского богатыря, могущего ногтем мизинца левой руки вдавить в прах всех богатырей, батыров, джигитов и прочих сильных из всесильных, между делом. Но ближе к концу романа, когда он стал гнуться, под аккомпанемент гусиного гвалта , под прессом соседушек, горожан, родственников и своих мыслей, образ стал меркнуть. Я все надеялся, что он доведет свое дело, врагам назло, вопреки несчастью, во славу Дикого Запада, т.е. хотелось , чтобы не было сомнений, выпивок на мировую, дружелюбных похлопываний по плечу, жалости к себе. И хоть он вернулся к исполнению контракта, образ эпического героя померк, зато он стал видеться мне обломком Духа старого доброго Дикого Запада.
Текст просто великолепен, это какая-то поэзия. И пусть в поэзии ни в зуб ногой (хотя и в прозе не шибко силен) , я очарован, вознесен на небо.
И поломал же я голову, пока не привык и стал различать кто ведет повествование: автор , Хэнк, Ли, Генри. Мало того, в текст вкраплены маленькие абзацы и предложения не обусловленные ни сюжетом, ни необходимостью. Мне этот ломаный ритм по-кайфу.
Мне думается так, конфликт между сводными братьями является центральным и олицетворяет собой противостояние востока и запада соединённых штатов. Запад более близкий к природе, в борьбе с ней, вобравший в себя дикость, хищничество , силу, сплавивший в себе расовую нетерпимость юга, упёртость севера. Восток ...
Какого черта?! Я Америку совсем не знаю. Одни стереотипы. Лучше прочтите книгу... Не скрывайте красивых ножек - подолы вверх.
Спасибо Lillyt за совет в игре Открытая книга