Повесть посвящена памяти актрисы и чтицы Софьи Евгеньевны Голлидэй (1894—1934), с которой Цветаева была дружна с конца 1918 по весну 1919 года. Тогда же она посвятила ей цикл стихотворений, написала для неё роли в пьесах «Фортуна», «Приключение», «каменный Ангел», «Феникс».
Как Корделия, в моем детском Шекспире, про Короля Лира - о соли, так и я про Сонечку - о сахаре, и с той же скромностью: она мне была необходима - как сахар. Как всем известно, сахар - не необходим, и жить без него можно, и четыре года Революции мы без него жили, заменяя - кто патокой, кто - тертой свеклой, кто - сахарином, кто - вовсе ничем. Пили пустой чай. От этого не умирают. Но и не живут. Без соли делается цинга, без сахару - тоска.
Действующих лиц в моей повести не было. Была любовь. Она и действовала - лицами.
Знаете, для чего существуют поэты? Для того, чтобы не стыдно было говорить - самые большие вещи.
Мечтать ли вместе, спать ли вместе, но плакать всегда в одиночку.
- Сонечка, откуда - при вашей безумной жизни - не спите, не едите, плачете, любите - у вас этот румянец?
- О, Марина! Да ведь это же - из последних сил!
...А главное, я всегда целую - первая, так же просто, как жму руку, только - неудержимее. Просто никак не могу дождаться! Потом, каждый раз: "Ну, кто тебя тянул? Сама виновата!" Я ведь знаю, что это никому не нравится, что все они любят кланяться, кянчить, искать случая, добиваться, охотиться... А главное - я терпеть не могу, когда другой целует - первый. Так по крайней мере знаю, что я этого хочу.
– Вы думаете, меня Бог простит – что я так многих целовала? – А вы думаете – Бог считал?
Карл Великий - а может быть и не Карл Великий - сказал:
"- С богом надо говорить по-латыни, с врагом - по-немецки, с женщиной - по-французски..."
И вот мне иногда кажется, что я с женщинами говорю по-латыни...
Когда люди так брошены людьми, как мы с тобой - нечего лезть к Богу - как нищие. У него таких и без нас много!
Все-таки трагедия, когда лицо - лучшее в тебе и красота - главное в тебе, когда товар - всегда лицом, - твоим собственным лицом, являющимся одновременно и товаром.
Я в школе любила только географию - конечно, не все эти широты и долготы и градусы (меридианы - любила), - имена любила, названия... И самое ужасное, Марина, что городов и островов много, полный земной шар! - и что на каждой точке этого земного шара (у вас есть глобус? Я бы показала) - на каждой точке этого земного шара - потому что шар только на вид такой маленький и точка только на вид - точка, - тысячи тех, кого я могла бы любить... <...> Благославляю того, кто изобрел глобус - за то, что я могу сразу этими двумя руками обнять весь земной шар - со всеми моими любимыми!
- Марина! Я ведь знаю, что я - в последний раз живу.
Я, робко:
- Павлик, как Вы думаете - можно назвать то, что мы сейчас делаем - мыслью?
Павлик, еще более робко:
- Это называется - сидеть в облаках и править миром.
- Марина, все у меня уменьшительное, все - уменьшительные, все подруги, вещи, кошки, и даже мужчины, - всякие Катеньки, кисеньки, нянечки, Юрочки, Павлики, теперь - Володечка... Точно я ничего больше произнести не смею. Только вы у меня - Марина, такое громадное, такое длинное... О, Марина! Вы - мое увеличительное.
Не дарите любимым слишком прекрасного, потому что рука, подавшая, и рука, принявшая, неминуемо расстанутся, как уже расстались - в самом жесте и дара и принятия, жесте разъединяющем, а не сводящем: рук пустых - одних и полных других - рук. Неминуемо расстанутся, и в щель, образуемую самим жестом дара и взятия, взойдет все пространство. Из руки в руку - разлуку передаете, льете...
Я бы душу отдала - чтобы душу отдать!
Я - в жизни! - не уходила первая. И в жизни - сколько мне еще Бог отпустит - первая не уйду. Я просто не могу. Я всегда жду, чтобы другой ушел, все делаю, чтобы другой ушел, потому что мне первой уйти - легче перейти через собственный труп.
Вы когда-нибудь забываете, когда любите - что любите? Я - никогда. Это как зубная боль - только наоборот, наоборотная зубная боль, только там ноет, а здесь - и слова нет.
Целую вас - чрез сотни Разъединяющих верст!
Есть такая сказка - норвежская, кажется, - «Что старик делает - все хорошо». А старик непрерывно делает глупости: променивает слиток золота на лошадь, лошадь на козу, и так далее, и, в конце концов, кошку на катушку, а катушку на иголку, а иголку теряет у самого дома, когда перелезает через плетень – потому что не догадался войти в калитку. Так будем друг для друга тем стариком, то есть: лишь бы ему - хорошо! и лишь бы цел вернулся! А как бы противно было, если бы сказку пустить - наоборот, то есть - иголку на катушку, катушку на овцу, и, наконец, лошадь на золото? Ох, паршивый бы старик! - Поганый бы старик, М. И.! Такими «стариками» сейчас вся Москва полна.
Да будешь ты благословенна за минуту блаженства и счастия, которое ты дала другому, одинокому, благодарному сердцу! Боже мой! Целая минута блаженства! Да разве этого мало хоть бы и на всю жизнь человеческую?..