Рецензии на книгу «Штиллер» Макс Фриш

...то, с чем ты не справился в жизни, нельзя похоронить, и, пока я пытаюсь это делать, мне не уйти от поражения, бегства нет!
(Макс Фриш ''Штиллер'')

Для небольшой, комфортной, буржуазной и почти райской Швейцарии Макс Фриш — явление. Явление чрезвычайное по мощи таланта и глубине психологических исследований человека, как личности — ассоциальной и, наоборот, абсолютно социальной, находящейся в самом обыденном болоте каждодневной жизни. Никто кроме Фриша не проникал в такие глубины психологии отношений между мужчиной и женщиной, никто так остро и болезненно не рассказывал об отношениях в браке, пожалуй, только Стриндберг да Лоуренс погружались в такие глубины. Но Фриш камернее, у него нет истерии и рефлексии в исследованиях, в попытках разобраться в гендерных отношениях. Фриш создает удивительные картины-пазлы из которых складывается повествование, мир героев, внутреннее состояние героя — это тоже картинка из пазлов: пока подберешь нужный кусочек и совместишь с другим кусочком души, эмоций, может пройти вся жизнь, а можешь и вовсе не подобрать. Когда внутренний и внешний мир распадаются на реальность, сны ( которые Фриш считал линзой, возвращающей отражение в реальность), галлюцинации, полёт воображения. Как те самые полудневниковые записи Штиллера: эдакая полифония из стран, материков, образов, событий, мнений, встреч, которые напоминают то полусон, то реальность. Как картинки из воспоминаний, рассказанные со слов других персонажей.

История Штиллера — история человека, который, отказывается признавать себя Штиллером, с упорством отстаивая своё право быть Уайттом, он отрицает в себе Штиллера, там внутри, отказываясь играть ту роль, которую ему навязывает общество, социум, а новая роль, новый человек ещё не найден, не пройден путь от умирания внутри себя к новому возрождению. Штиллер — бесцелен, Уайтт — аморфен, а новый Штиллер пока ещё не найден. Фриш здорово вплел в записки Штиллера довольно большое количество историй-метафор: история Рипа Ван Винкля, как иллюстрация сна наяву — когда живешь в этом мире, словно спишь, одурманенный обыденностью, убаюканный однообразием существования, предначертаной ролью, своими страхами перед реальностью, а когда внезапно просыпаешься, вдруг, обнаруживаешь, что мир вокруг неузнаваемо изменился; история с кошкой Litlle Gray, как потрясающая иллюстрация отношений с Юликой ( удивительно точно описал Фриш это болезненно-навязчивое состояние возвращений, постоянно выбрасываемой на улицу, кошки); и в заключение история о погребении мертвецов в Мексике — женщины ждут когда дух мертвеца вернется в их лоно...для нового рождения.
Долгий, мучительный путь высвобождения себя из себя, попытки поиска себя настоящего, попытки выскользнуть из привычной роли и найти свою, только свою роль. Жизнь на самом деле это не отрицание какой-либо роли, а сопротивление той, что навязывают другие люди и наши собственные страхи, которые мешают нам открыться и принять мир таким, какой он есть, принять себя таким, как есть. Полное разрушение себя как личности в социуме приводит к аморфности и придуманному существованию, ибо если у тебя нет своей собственной роли, тебе приходится придумывать другие, как Уайту приходилось придумывать яркие и незабываемые рассказы о Мексике и Диком Западе — своеобразный уход от действительности, в которой в тугой узел завязались отношения с женой, любовницей и собственной неуверенностью...

''Штиллер'' — это удивительное по глубине исследование отношений мужчины и женщины, смелое и откровенное, в какие -то моменты словно впрыскивание противоядия от замыкания в собственном ''я'', в тот момент, когда двое партнеров, находясь в состоянии фрустрации, углубляют и расширяют пролегшую между ними пропасть молчанием, недомолвками, погружением и концентрацией только на себе и своих желаниях, неразбуженными чувственными желаниями, игнорированием фригидности и мужской неуверенности. Когда двое, находясь на разных берегах, мучительно хотят прикоснуться друг к другу, но не смеют, не знают как и в каком месте перебросить для другого тот мостик, что соединит их. Прикосновения же друг к другу подобны ожогам, измучивающим и испепеляющим. В тот момент, когда происходит внутреннее превращение одного, то превращение другого может и вовсе не состояться.

Человек понимает, что виновен перед другим, впрочем, и перед собой тоже, и в один прекрасный день решает все исправить — при одном условии, что и другой претерпит превращение.

Это очень важно понимать, в противном случае рано или поздно произойдёт катастрофа...

Удивительно то, как Фриш описывает Швейцарию, её стремление к внешней чистоте, когда даже решетки в тюрьме моются с мылом — внешняя чистота в противовес внутренним прблемам; сопротивление прогрессу в попытках законсервировать старые добрые времена, об абсолютно мумифицированном консерватизме...

В Цюрихе есть и свои таланты, но признания они добиваются в чужих краях, и только тогда их слава льстит родной стране, которая сама не способна создать им славу, потому что она провинциальна, иными словами, не имеет истории.

Читать Фриша необходимо, чтобы что-то понять и о себе. Удивительная проза.

Однажды некий господин на поезде пересек границу Швейцарии. Его спутник подозрительно внимательно всматривался в его лицо, а потом неожиданно господина задержал таможенный служащий для удостоверения личности. Дело в том, что по свидетельствам очевидцев этот господин не кто иной, как Штиллер – архитектор, исчезнувший 6 лет назад. Но господин категорически отказывается признать, что он какой-то там Штиллер. И вот, главный герой оказывается задержанным в стерильной Швейцарии, где даже камера – «мала, как все в этой стране, чиста, гигиенична до того, что не продохнешь, и угнетает именно тем, что все здесь правильно, в самую меру». НеШтиллер восклицает – «В этой стране все правильно до отвращения!» и как-то замечает между делом – «В этой стране как видно, болезненно относятся к грязи». И в самом деле, представьте, «здесь пыль стирают даже с прутьев решетки». Увы, он вынужден, находиться в камере, пока его личность не будет установлена. Кто он? Штиллер или нет? И если да, то почему исчез? Почему отрицает свою личность? Вообще-то нельзя столько лет безнаказанно не уплачивать налоги, и, между прочим, он может быть русским шпионом. Штиллер, вы знаете русский язык? Как вы относитесь к России? Упрямый господин молчит, терпеливо ждет, когда его отпустят, смотрит в окно, гуляет с заключенными по кругу, моется в общем душе, но в большинстве случаев ничего не делает. «Иной раз мне кажется, что я единственный бездельник в этом городишке».

Роман Фриша это полное отсутствие статики. Что-то ускользает от меня. И речь идет не о динамике сюжета, а об общем впечатлении. Методы автора таковы, что читатель находится в постоянной погоне за НеШтиллером. Он спешит за ним в дебри фантастических историй и притч. Кажется, вот-вот догонит при описании очных ставок с друзьями, врагами, родителями и женой. Кажется вот-вот, еще немного, и можно будет схватить «птицу за хвост» - понять героя, его протест, его стремления, его суть-перерождение. Но он действительно как птица – в Штиллере столько свободы, столько скрытых от чужих глаз горизонтов, столько веры и надежды, он настолько сложная и многозначная фигура, что читатель не способен постичь природу главного героя. Не способен удержать его и запереть в клетку обыденности, стандартных представлений о счастливой жизни. Просто потому что сам читатель находится в таком количестве рамок и ограничений, что почти невозможно увидеть что-то «кроме», заглянуть «дальше» и понять «больше», как это дано Штиллеру.

И хочется писать отдельную рецензию только об аллюзиях Фриша. О зашифрованных посланиях Штиллера в его сказках и байках, о том, какова связь между Юликой и серой кошкой, между его бегством и седой бородой Рипа, который пропал на целые годы в горах. Экзотические картины Мексики и болезненные воспоминания о Швейцарии переплелись, слились воедино в уме и сердце главного героя, поэтому он запросто рассказывает, как убил жену и своего врага, как спускался в самую глубокую пещеру и бежал по горящей земле. Фриш рассказал нам все о главном герое, и если мы разгадаем эту головоломку, мы поймем кто такой Штиллер. Точнее НеШтиллер. И даже ответ, почему он сбежал, лежит на поверхности, осталось поднять – «У меня прелестная жена, каждый раз, бывая с нею, я не нарадуюсь, но каждый раз чувствую себя потным, грязным, вонючим рыбаком, поймавшим хрустальную фею….». И вот в тот самый момент, когда кажется, что ты «поймал» героя, понял его, безусловно, и до конца, Фриш бросает вскользь случайную фразу, после которой начинаешь свою погоню за главным героем заново – «То, с чем ты не справился в жизни, нельзя похоронить, и пока я пытаюсь это сделать, мне не уйти от поражения, бегства нет!».

Когда я читала роман Фриша, меня терзало чувство дежа вю, природу которого я поняла только сейчас. Неизбывная, безграничная тоска Штиллера напомнила мне трясины русской провинции в «Обломове» Гончарова. И хотя герои швейцарского и русского писателей абсолютно разные, атмосфера болота, тоски по чему-то большему, великому, яркому объединяют эти два романа. Штиллер пытается вырваться из замкнутого круга обыденности, но вновь и вновь оказывается запертым в нем. И вот он решает, что раз он не в состоянии изменить мир мир, можно изменить себя… Наивный максималист. «Я бежал, чтобы не стать убийцей, и убедился, что именно моя попытка бежать и была убийством». Задумайтесь, какой страшный смысл у этого высказывания… Штиллер, понимал, что он убивает жену, любовницу – своим хладнокровием, своей непонятливостью, ревностью, жестокостью. Но одновременно именно он больше всех страдает от непонятности и одиночества, именно по отношению к нему мир несправедливо жесток. И если бы он остался, если бы он проглотил все свои принципы, он бы убил себя. И двух дорогих ему женщин. И он сбежал, а оказалось, что это не помогло… Во всяком случае, ему. В конечном счете, он ведь не смог убежать от себя, а значит, убивает то главное, что составляет его суть…  Не забывайте, что «убить человека или хотя бы его душу можно разными способами, и этого не обнаружит ни одна полиция в мире».

Недостижимое. Мне кажется, эта борьба за недостижимое больше всего привлекает в герое. Ведь если посмотреть невооруженным взглядом, главный герой отнюдь не герой. «Несчастный, пустой, ничтожный человек, у меня нет прошлой жизни, вообще нет никакой жизни». «Он женственная натура. Ему кажется, что у него нет воли, но она у него есть, иной раз даже в избытке, и он пользуется ею, чтобы не быть самим собой…».  Есть много причин испытывать к нему неприязнь, начиная с упорного нежелания говорить серьезно, его раздражающая манера выражаться иносказательно, и заканчивая его закрытостью и замкнутостью ото всех, и от читателя в том числе. Странное сочетание замкнутости при показном добродушии и приветливости.  Герой Фриша отталкивает и притягивает одновременно. Он словно Дон Кихот борется с ветряными мельницами. Он идеалист и романтик, который верит, что можно убежать от себя, и вызывает тем самым сочувствие. Ведь, очевидно, что эта попытка бегства обречена на провал.

Перед современным читателем разворачивается фантастическая панорама литературной карты Европы. Любая страна готова возложить к нашим ногам свои сокровища слова и мысли. Но как ни странно, даже в наш век вседоступности информации, когда мы если не читали, то хотя бы слышали о той или иной книге, на этой карте остаются «белые пятна». Я никогда не читала швейцарских писателей, не видела взгляда изнутри на нее, не погружалась в размышления и критику о менталитете Швейцарии, и уж точно не подозревала о том надломе, сколе, трещине, которые образовались в этом маленьком, чистеньком, правильном государстве. Это всего лишь одно произведение, всего лишь один писатель. Но для меня это большой шаг, в том числе того, что касается заполнения белых пятен на литературной карте мира.

Что делает человека человеком? Что делать, если вы сами себя не устраиваете? Пытаться измениться? Но вот, допустим, вы изменились, а все остальные по-прежнему думают, что вы такой же, как и раньше. И ничего на самом деле не изменилось. Так кто же дает человека — он сам или его окружающие? «Можно рассказать обо всём, только не о своей доподлинной жизни, — эта невозможность обрекает нас оставаться такими, какими видят и воспринимают нас окружающие — те, что утверждают, будто знают меня, те, что зовутся моими друзьями. Они никогда не позволят мне перевоплотиться…» Штиллера не устраивает его неуютное, угловатое, запутавшееся «я», Фриша не устраивает его существование в мире сытых и довольных бюргеров. Не знаю, что бы сделал с собой Фриш, но Штиллер решает проблему весьма радикально — берёт да и становится другим человеком. Новое имя, новая биография, новые привычки. Только вот, что тут поделать, прошлое всё равно налипло к нему на спину тонкими липкими паутинками, сам не увидишь, а оно тебя обматывает и потихоньку тянет назад. Лепятся друг на друга детали, громоздятся подробности, кокон неправды и правды разворачивается в запутанную сеть… А толку? «Настоящая жизнь — жизнь, оставившая отзвук в чём-нибудь живом, не только в пожелтевших фотографиях, — ей-богу, не всегда должна быть великолепной, исторически значительной; настоящей может быть и жизнь простой женщины-матери, и жизнь мыслителя, оставившего по себе память в мировой истории, но дело тут не в нашей значительности. Трудно определить, отчего жизнь бывает настоящей». Вот ваша жизнь — настоящая? Как вы это сами без помощи третьих лиц докажете?

Я несчастный, пустой, ничтожный человек, у меня нет прошлой жизни, вообще нет никакой жизни. Зачем я им лгу? Всё равно останусь в своей пустоте, в своём ничтожестве, в своей действительности, ибо бегства нет и не может быть, а то, что они мне предлагают, — бегство; не свобода, а бегство в роль.

Отношения собственной личности и маски — весьма интересная тема. По Фришу — маска человека и делает. С ней можно бороться, пытаться натянуть другую, изменить старую, но всё равно в современном обществе одни картонные маски разговарвиают с другими, а то, что за ними скрыто, мало кого волнует. Штиллер с собственной маской ведёт отчаянную войну, но выигрывает ли? А попутно — другая война, сражение с обществом, которое не то что навязывает, но едва ли не предписывает носить эти лицемерные добропорядочные маски. Может, Штиллер и не столько от себя хотел убежать, сколько от себя в этом болоте.

«Моя камера — я только что измерил её своим башмаком, а в нём около тридцати сантиметров — мала, как всё в этой стране, чиста, гигиенична до того, что не продохнёшь, и угнетает именно тем, что всё здесь правильно, в самую меру. Не больше и не меньше! В этой стране всё правильно до отвращения!»
«В Цюрихе есть и свои таланты, но признания они добиваются в чужих краях, и только тогда их слава льстит родной стране, которая сама не способна создать им славу, потому что она провинциальна, иными словами, не имеет истории».
«Со швейцарцами нельзя говорить о свободе, они попросту не выносят, если их свободу подвергают сомнению и считают не швейцарской монополией, а самостоятельной проблемой. Их страшит каждый прямой вопрос, они мыслят лишь до того места, где ответ уже лежит наготове, так сказать, у них в кармане, — и, конечно, ответ, идущий им на пользу».

И на фоне истории этих метаний, поиска, сражений — страшная в своей правдоподобности история одиночества двух любящих друг друга людей. Они действительно друг друга любят, хотят понять, но их создали в разной кодировке, а шанса найти посредника для общения нет — какой же возможен посредник в романтической истории? И вот между ними зреет драма, они говорят, но песня горька, стара и знакома: не диалог, а два чередующихся монолога. «Между её отчаянием и остальным миром стояла непроницаемая стена — не героической сдержанности, а скорее, полной уверенности в том, что всё равно её не услышат; она была проникнута неопровержимым убеждением, что и самый близкий ей человек слышит только себя».

Все рушится, ломается, тлеет. Внешне всё прекрасно, а внутри — дымящиеся останки, Фриш не оставляет надежды своим героям. Сколько не изобретай реальностей с чудесными приключениями, сокровищами, жарким солнцем, сколько не суй в холодильник ненавистную кошку — ты же всё равно помнишь и понимаешь, что это была вовсе не кошка. Бывают случаи, когда память после пережитой трагедии заставляет организм искусственно её забыть или сконструировать псевдовоспоминание о том, что якобы случилось. Но если вся твоя жизнь — трагедия, нечего надеяться, что добрая старушка-память расстарается и поможет. Ни нового не построишь, ни старое не убережёшь. «Крошево сухой глины, каркас из ржавого железа, изогнутые проволоки — вот и всё, что осталось от этих мумий и от вашего без вести пропавшего Штиллера». Даже ни в какого Гантенбайна не нырнёшь после этого.

— Штиллер, — улыбается он. — Искренне, дружески говорю вам: избавьте нас в следующую пятницу от необходимости публично приговорить вас к тому, что вы — есть вы…

У меня мурашки от этих строк. Вы приговорены быть собой. Всегда. Пожизненно и посмертно. Постарайтесь сделать этот свой приговор хотя бы чуть более удобоваримым, попробуйте быть лучше и счастливее. Я не очень надеюсь, но вдруг повезёт?

- Это и есть последний рубеж: что делать с пониманием? Как с ним жить? Жить-то ведь все равно надо!
А. и Б. Стругацкие, "Град обреченный"

Вопрос "кто я такой?" не из легких. Но нахождение ответа на него - только половина пути, дальше начинается новый уровень - "и что мне с этим делать?". Самоприятие может быть на редкость болезненной штукой. Хорошо окружающим - они терпят тебя такого со всеми странностями и недостатками по нескольку часов в месяц/неделю/день; сам себя терпишь всю жизнь, каждое отдельно взятое мгновение...

В тихой и мирной буржуазной Швейцарии скандал - пропавший несколько лет назад человек отказывается признаться в том, что он - это он, несмотря на все явные улики и свидетельства знакомых. Не просто булочника с соседней улицы или подслеповатого соседа, нет. Свидетельства друзей, брата, жены - тех, кто знал его, знает его, узнает в каждом жесте. Неужели все эти люди могут ошибаются? Или же подсудимый водит их всех за нос, выдумывая истории, одну нелепее другой? Кто он? Пропавший Штиллер? Или Не_Штиллер, в чем он старается убедить всех вокруг? Вот она, главная интрига, главная сюжетная нить романа, отразившаяся в названии и его переводах. Любопытно, что английская версия называется как раз "I'm Not Stiller" и, как по мне, гораздо лучше отражает суть, чем ничего не говорящая фамилия. Потому что отрицание себя - это и есть самая больная тема романа. Но разлад в самом себе редко проходит бесследно, за ним тянется длинный шлейф комплексов и проблем, отражающихся на отношениях с самыми близкими. И эту тему Фриш исследует не менее подробно, выуживая мельчайшие детали неудачного брака и внимательно рассматривая их под увеличительным стеклом.

Если бы книга не читалась так медленно - поставила бы высший балл.

Сотворили ли вы себе кумира? Нет? Это значит, что вы никого не любите. Все эти ваши доводы, мол, люблю, но без кумирства - хитрые приемчики. Скучные, к тому же. Любовь это когда выберешь себе жертву и давай ей приписывать то, чего нет. Приписывать мало, это еще ничего, когда сам себе приписываешь и любуешься втихую, а вот когда требуешь от жертвы соответствовать тому, что сам придумал, это уже страстью считается.

А вы для кого-нибудь кумир? Нет? Как скучно вы живете... Это же так волнительно знать, что кто-то облек свои самые смелые мечты в оболочку вашего образа. Это же такая честь быть оболочкой! Неважно, что иногда из нее предательски вытарчивает что-то свое, назло чужим ожиданиям и вам за это мстят и немедленно требуют привести в соответствие. Главное, быть кому-то нужным и интересным. Быть оболочкой это уже очень много.

А может быть, вы сами для себя кумир? Самый главный человек на земле, которому все остальные, второстепенные должны соответствовать. Все должно быть по-вашему. Не только люди, но и город, страна. Мир. Прочь глупые условности! Навязанные, буржуазные необходимости жить как положено. Ну тогда вы скоро устанете. Требовать принятия и снисхождения к собственному кумирству это вам не шутки. Когда невмоготу, есть замечательный выход - нет, не пересматривать что-то в себе, это же не солидно, тем более со склонностью к кумирству, можно всем сказать что вы это не вы, а совершенно другой человек. Нет человека - нет проблем. Были и сплыли.

Но от кумирства так просто не отделаешься, если есть к нему тяга. Все равно возникнут новые проблемы, в смысле, суть те же самые, но в новых декорациях. Ведь от себя же не убежишь. Куда бы не бежал, всегда берешь себя с собой! Особенно, если у вас есть такое замечательное качество как настойчивость. И тогда если вам повезло быть гражданином назойливой в опеке собственных граждан - страны Швейцарии, как у героя этой книги, у вас будет шанс за государственный счет написать тысячу страниц о том, как вы ищете себе кумира, нашли, обиделись, что он сопротивляется, и что из вас не делает кумира в ответном порядке, приходиться быть самому себе кумиром и про то что жить по правилам в правовом государстве с кумирскими замашками тоска смертная. Не развернуться душе!

Вся эта духовная распущенность происходит в Швейцарии. В тексте масса метких высказываний, которые хочется запомнить. Одного не пойму - что за тяга у авторов, пишущих на немецком языке, заниматься национальным самобичеванием? За что они так себя? От тоски смертной, наверное. И от чувства вины, что мир вокруг них идеален, а у них чувства все те же, как у пещерного человека. Вот что делает с людьми отсутствие необходимости бороться за свое выживание и не придавание значения страстям, бушующим в душе отдельно взятого человека, даже если он степенный швейцарец! Никто не застрахован от страстей. Даже люди с "усовершенствованным" мировоззрением, какими они себя считают. Даже те, кто возвел в кумирство благопристойность. Возводи не возводи, а оно это человечье, примитивное, так и прет... Еще и любовью зовется.

Макс Фриш – писатель из той категории (как Кафка, Манн, Музиль, Гессе), в творчестве которого превалирует представление, где человек – его внутренняя сущность («внутренний человек») воспринимается как тайна, которую предстоит раскрыть. Человеческая амбивалентность, раздвоение личности, его внутренние конфликты и поиски идентичности – темы, которые Макс Фриш исследует в романе «Штиллер».
Скульптор Анатоль Штиллер, которому опротивели жена, друзья, и профессия, – в один прекрасный день исчезает из родного Цюриха и уезжает в Америку и живет там под именем Уайт. Через шесть лет он неожиданно возвращается в Швейцарию. – Здесь он числится пропавшим без вести. – И на границе его узнают и арестовывают.
Штиллер не хочет больше носить маску, играть роль, навязанную ему обществом. «Я не Штиллер, я – Уайт!» – утверждает он. Властям это непонятно, и его заключают, по подозрению в шпионаже, в тюрьму впредь до выяснения обстоятельств. Он не хочет быть тем, за кого его принимают, он хочет быть самим собой, но что это такое «быть самим собой» – остается для него самого загадкой. Герой твердо решил не возвращаться в раз оставленную личину – личностную оболочку. («Штиллер», напоминает роман Кобо Абэ – «Чужое лицо», где метафорично описывается потеря лица, своей идентичности, и создание маски за которой герой хочет спрятать себя).
Штиллер беспрестанно мучается вопросами самоидентичности, невозможности существовать не иначе, как только в роли другого или частично себя. Более того, его терзания усугубляются еще и осознанием того, что невозможно ни показать, ни доказать, кто ты и кем являешься на самом деле:

Можно рассказать обо всем, только не о своей доподлинной жизни, – эта невозможность обрекает нас оставаться такими, какими видят и воспринимают нас окружающие – те, что утверждают, будто знают меня, те, что зовутся моими друзьями. Они никогда не позволят мне перевоплотиться, а чудо – то, о чем я не могу поведать, несказанное и недоказуемое, – они высмеют, лишь бы сказать: "Мы знаем тебя"

как может человек доказать, кто он в действительности? Доказать правду? Я не могу. Разве я знаю, кто я? Это самое страшное из всего, что я понял в предварительном заключении: не умею я выразить словами действительность

Уайт, как человек совершенно аморфен, его личность лишена индивидуальности, как бы утрачивает четких очертаний.

Я не их Штиллер! Чего они от меня хотят! – повторяет он – Я несчастный, пустой, ничтожный человек, у меня нет прошлой жизни, вообще нет никакой жизни. Зачем я им лгу? Все равно я останусь в своей пустоте, в своем ничтожестве, в своей действительности, ибо бегства нет и не может быть, а то, что они мне предлагают, – бегство; не свобода, а бегство в роль, Почему не оставляют они меня в покое!

Штиллер вынужден защищаться, отстаивать свое право быть Уайтом. Ему мало сокрытия правды; он должен еще и опровергать Штиллера в себе и вокруг себя. Там, в Америке, он отбросил Штиллера прочь, здесь – с ним сражается. Также сражается со своей прошлой родиной – Швейцарией, которую он беспощадно разоблачает. Он словно говорит словами героя Кортасара: «пусть не пытаются уверять, будто это я! Вот так! Все здесь фальшиво. Вот когда мне вернут мой дом и мою жизнь, тогда я обрету и свое истинное лицо» («Игра в классики»). Только, где его дом – он сам толком не знает.
Адвокат поручает Уайту написать историю своей жизни: чем он занимался в Америке, – надеясь, что его выдаст незнание страны. Записки эти и составляют ткань романа. Герою нелегко дается пересказывание своей жизни, ему легче лгать. Это он и делает, когда посвящает тюремного надзирателя в свои гангстерские, ковбойские или любовные приключения в Мексике. Из записок мы узнаем, что в молодые годы Штиллер был участником гражданской войны в Испании на стороне республиканцев. Но там его ждала неудача: когда он должен был охранять сон своих боевых товарищей, неожиданно появились франкисты, а у него не хватило сил, отваги стрелять по людям в упор. И это стало главным внутренним поражением его жизни, источником нравственных терзаний. Помимо этого из записок мы узнаем, что он не сумел утвердить себя как семьянин и как скульптор. Его жена Юлика, как ему казалось, была препятствием к самоосуществлению. Их совместная жизнь представляла собой «одиночество вдвоем», бесконечным ожиданием со стороны обоих того, что другой изменится. Штиллер был ревнивым, неуверенным в себе человеком – «болезненный эгоцентрик», лжец, с кучей комплексов.
Поведение Штиллера можно рассматривать как эксперимент: может ли человек вовсе обойтись без прошлого (как Петер Шлемиль у Шамиссо пытался обойтись без собственной тени). Однако фантомы прошлого обступают Штиллера и не дают ему упорствовать до конца в своем намерении.

Герой изначально раздражал меня, и потому чтение книги оказалось скорее мучением, нежели удовольствием. Образ Штиллера - это просто находка автора. Момент, когда задумываешься, где ты, кто, как живешь, - это же о каждом из нас. Когда ощущаешь себя пазлом из совершенно другой картинки, действительно появляется желание сбежать и не возвращаться. Почему он все же вернулся в Швейцарию, а не жил себе припеваючи там, куда сбежал от прошлого, жены и себя самого? В общем, логике неподвластны и действия Юлики: страдать рядом с мужем, а после его бегства искать и возвращать его. Мазохизм или пресловутое "Любовь зла..."?
Следить за повествованием было крайне сложно, и единственная загадка, которая все еще держала меня в книге, - Штиллер это или нет (и слава Богу, это был Штиллер), - была крайне слабой приманкой. Впечатление, что постоянно погружаешься с головой в месиво слов, вязнешь в нем. Подчас приходится перечитывать отдельные фрагменты, чтобы понять, где ты. И вот тут вполне может создаться впечатление, что эта книга - совсем не твое место.

Уже после прочтения мне сказали, что "Штиллер" - лучшее у Фриша, так что я радуюсь и печалюсь одновременно. Радуюсь, потому что познакомилась хорошо, а печалюсь, потому что есть еще пару книг, которые нужно прочитать у него, а эффект сглаживать не хочется. Теперь даже не знаю, чего ожидать.

А эта книга очень добротна и хороша. Я не все, конечно же, поняла. В смысл последнего диалога вообще не въехала и до сих пор не понимаю, как это можно советовать читать в гимназиях. "Штиллер" - довольно интересное сочетание "Анны Карениной" с абсурдистами, политикой и наболевшим. Зная, что автор сам - швейцарец, очень странно было читать его критику собственного же народа - очень едко и зло. Вместе с тем, прием, когда мы можем взглянуть на все от лица героя и от другого наблюдателя оказывается очень хорош. Только поразительно, насколько сильно самоописание Штиллера различалось с описанием его женой, прокурором и другими.

Не буду оригинальной, если скажу, что книга эта - про гнет общества, про навязывание ролей, от которых человек, быть может, хочет отказаться, но не может. Допустим, вы через 10 лет приходите на вечер встречи выпускников, где вас начинают называть старым прозвищем и воспринимать точно так же, как в прыщавой юности, как будто не было этих 10 лет и все застыло. Неприятно, не правда ли? От этого хочется избавиться и не больше не приходить. Такое же происходит и с родственниками, бывшими знакомыми, коллегами... Со всеми, в общем. А что, если хочется от всего отказаться и заставить мир понять, что что-то сильно изменилось внутри вас? Изменить имя и уехать далеко-далеко. Только память у всех не сотрешь. Как показал пример Штиллера, это не всегда получается.

Молодого мужчину задерживают на швейцарской границе, так как опознают в нем пропавшего архитектора, бросившего туберкулезную жену одну в санатории. Этому человеку, пытающемуся откреститься от личины почти добропорядочного швейцарского архитектора, побывавшего на войне в Испании, старательно навязывают чужое имя и жизнь. "Абсурд!" - вы скажете. Действительно, так и есть. В ходе разбирательства и знакомства с людьми из жизни Штиллера мы понимаем, каким же все-таки уродом он был - изменял жене, изводил ее своими упреками, тяжелым характером и домогательствами, закатывал истерики, а потом вообще бросил. И вот этому спокойному и адекватному человеку в камере пытаются навязать все бремя прошлого какого-то Штиллера. И знаете, у них получилось. В этом и трагедия. этот новый человек принял старого Штиллера. Надеюсь, я не разобью чьих-то ожиданий, если скажу, что все закончилось плохо. И не только он один плохой в этом романе. все - несовершенны. Прокурор, его жена, жена Штиллера... Они все со своими проблемами.

В этом романе я не увидела человеческого взаимопонимания, гармонии общежития и внутренней гармоничности, свободы от норм, правил, традиций. Герой борется с ними, но проигрывает. Монолит старых традиций и установок сложно перебороть в одиночку, нужна поддержка. Здесь нужно вернуться к первому предложению абзаца, потому что даже в любви нет гармонии и взаимопонимания. В общем, все плохо.

Не ждите, что после романа у вас останется на душе теплое чувство. Только если вы надеретесь вместе со Штиллером напоследок. Чем больше проходит времени, тем больше мне нравится книга, а это верный признак качества.

С одной стороны книга понравилась. Не банальность сюжета. Но с другой местами была тяжела для восприятия. И мне совершенно не понравилась Юлика. И непонятно было почему Уайта отправили в тюрьму, а не в психиатрическую больницу. А вот то как Уайтт описывает свое состояние, как все это случилось, вот это было очень интересно. Тем более у самой иногда возникают мысли, а свою жизнь я живу или нет. Может стоило бы все бросить и уехать в другой город, страну. Там где никто меня не знает, начать жизнь по-новому. Штиллеру на какой-то отрезок времени это удалось. Еще не поняла или не доосмыслила почему он вернулся. Ведь мог создать новую семью, жить далеко и по-другому. Ведь с Юликой им было вместе тяжело, они раздражали друг друга, и пытались что-то доказать. При чем в этом всем виноват не только главный герой. В особенность в конце, почему Юлика не хотела говорить об операции ему. Странно. Зачем тогда было возвращать его себе, бросать балет, и строить из себя жертву.
И еще книга заставила задуматься о таком моменте, а если бы таки главный герой на самом деле не был Штиллером. Уже не первый раз встречаю что в успешных евроейских странах государству отводится огрмная роль в жизни граждан, оно вправе решать кто тыи что для тебя лучше. Игде же пресловутая свобода демократии.

В каждом слове есть и правда и фальшь,

это и есть суть слова, и тот, кто хочет верить всему или ничему…

Роман Макса Фриша произвел взрывной разноцветный фейерверк.
Даже не ожидала насколько глубоко смог он проникнуть и надолго задержаться в моих мыслях.
Кто же такой Анатоль Людвиг Штиллер?
Он скульптор, муж прекрасной балерины, любовник шикарной Сибиллы, он родился и проживает в Цюрихе. Вот он, но…
Он не Штиллер.
И никогда им не был.
Никогда не был Уайт Штиллером.
Запомните: это Уайт – не Штиллер.
Его посадили в тюрьму за то, что он Штиллер.
Он клянется и божится, что он не Штиллер и требует виски.
На таможне его заподозрили, что он Штиллер, а он в ответ дал оплеуху таможеннику. О чем никак не сожалеет.
Он немец, американец немецкого происхождения, но он не Штиллер.
Штиллера ищет супруга Юлика, он пропал без вести шесть лет назад.
Он арестован.
Итак, он должен рассказать правду о своей жизни. Ни больше – ни меньше. Правду. Всем подавай правду. Правдолюбцы. Волки в овечьей шкуре. Много ли мы говорим правды. И кому она нужна?

Буду говорить от себя лично, так проще, уберите местоимение Он. Теперь буду - Я.
-Но я - Уайт
Они мне предлагают бегство; не свободу, а бегство в роль.
Можно рассказать обо всем, только не о своей доподлинной жизни, - эта невозможность обрекает нас оставаться такими, какими видят и воспринимают нас окружающие – те, что утверждают, будто знают меня, те, что зовутся моими друзьями.

Если это Штиллер, то он достаточно откровенен, если Уайт, то ему приходится выдумывать эпизоды непрожитой жизни. Это трудно. Дважды трудно – и отрицать, и придумывать, чтобы не сбиться.
Все зависит от того, что понимать под словом – жизнь.
Трудно определить, отчего жизнь бывает настоящей.
И что такое «настоящая» жизнь? Если жизнь не удалась по ряду причин, не проще ли ее потерять, поменять, спрятать от чужих и своих глаз, выбросить, привязать камень к этой жизни и в реку ее, в море, с обрыва. Пусть исчезнет, а самим выбрать, придумать другую.

Смертельно боюсь повторения!
Повторение! А ведь я знаю, все зависит от того удастся ли перестать ждать своей жизни за пределами повторения, но по доброй воле сделать повторение своей жизнью, признав: да, это я…

Однажды он влюбился, пропавший Штиллер, в прекрасную балерину в костюме принца или пажа на балете Чайковского «Щелкунчик». Стремясь произвести впечатление на Юлику, он заявил, что эта музыка – мыльные пузыри, виртуозная импотенция, лимонад со световыми эффектами, сентиментальная безвкусица для стариков. Юлика считалась восходящим светилом.
Она была странной, с пеленой из страха в глазах. Страх жил в ней.
Мало-мальски опытный мужчина без труда догадался бы, что это очаровательное создание – ярко выраженный фригидный тип, и не питал бы напрасных надежд. Но, кто же спрашивает советов. Через год они поженились. И жизнь стала невыносимой. Каждый ждал чего-то иного друг от друга. И они оба стали жертвами. Он ждал иного от Юлики, она от него. Штиллер чувствовал опустошение, Юлика горечь и разочарование. Холод воцарился в доме. Непонимание и одиночество вдвоем.

Оставался один выход – проснуться!
И каждый проснулся в своей жизни.

Очень странно-непредсказуемое произведение швейцарца Макса Фриша, которое, как кривое зеркало или разбитое зеркало, в которое нельзя смотреться, но очень хочется. Хочется докопаться до причин, которые выталкивают людей из обычной, пресыщенной, сытой жизни и пинками выгоняют их в другую жизнь. Если удастся. Неужели собственный нарциссизм, эгоизм и себялюбие являются импульсом к непредсказуемым поступкам – уместным или неуместным, но поступкам.

Доказать правду? Я не могу. Разве я знаю, кто я?