Рецензии на книгу «Возвращение в Брайдсхед» Ивлин Во

Мне еще совсем немного лет, но в своем внутреннем мире я уже застыла на определенном возрасте, в определенный период жизни и чтобы ни происходило вокруг – хорошее или плохое, оно отпечатывается внутри не так сильно, не так детально, не так остро.
Я часто спрашиваю себя, почему так и почему именно тогда. И прихожу к выводу, что именно тогда мои острые углы еще были не сглажены, но и не направлены против меня, они собрались под каким-то удивительным сочетанием внутри меня, и жизнь казалась интересной, насыщенной, бесконечной.

Вот и Чарльз, главный герой этой книги, также застыл, замер в своем прошлом, в обществе своего обаятельного друга Себастьяна. В их первый год обучения в Оксфорде они достигли пика своих жизней, а потом все пошло на спад. У Себастьяна – резко вниз. У Чарльза – более плавно, но также, неизбежно, вниз.

Эта книга стала для меня большим откровением, заставила оглянуться на себя.

Но все же я – не Чарльз. Мое «лучшее» время определяют не люди и не события, а я сама.
Я не литературный герой и моя жизнь не заканчивается вместе с эпохой.
Мне вполне под силу научиться не оглядываться назад, а радоваться дням и даже минутам.

После этого невероятного коктейля из разбитых сердец и жизней, щедро приправленные темой религии, в качестве послевкусия остается глухая тоска.
Тоска по ушедшему времени, по прожитым впустую жизням.

Возвращение блудной дочери

Я думала, мне будет скучно возвращаться к этой книге в который уже раз, пятый? шестой? Но нет, какая скука, у меня с этой книгой все серьезно, и это, наверное, навсегда. Мне не бывает с ней скучно, я каждый раз окунаюсь в нее полностью, с головой ухожу в эту атмосферу аристократии, Оксфорда, Брайдсхеда, немного Лондона, немного Марокко. Я люблю эту книгу, и совершенно не могу объяснить ее действие на меня. Грусть и печаль? Они встречались мне во многих книгах, например, у Исигуро, у Макьюена, у Брэдбери. Сатира и ирония? За это я больше люблю Хеллера. Нравы британской аристократии? На это есть Голсуорси. Наверное, между нами случилась химия. Необъяснимая, непонятная. Я несколько раз пыталась советовать этот роман друзьям, он им нравится, конечно, но производит на них совсем другое впечатление. "Добротный, классический роман", - говорят они мне. "Да, хорошо", - киваю я. Но у них нет тех искр, что летят от меня, когда я слышу эти имена: Чарльз Райдер, Рекс Моттрем, Себастьян, Джулия...

Роман рассказывает о жизни одного британского мужчины, не уверена, что его можно назвать джентльменом, Чарльза Райдера, архитектурного художника. Начинается история с поступления в Оксфорд, знакомства с молодым чудаковатым лордом Себастьяном Флайтом и последующим общением Чарльза с семьей Флайтов. Казалось бы, ничего особенного, но Во, отступая от своей фирменного злого сарказма, рисует словами Аркадию, из обычного аристократичного дома делает Дом. Ни следа злости, ни следа иронии - только грусть и сожаление слышатся в его словах. С войной, или даже войнами, все изменилось в мире, исчезают традиции, вымирают устои, резко сдала няня Хокинз - один из последних оплотов верности прежнему миру. Сносят дома, на их месте строят другие, вырастает новый мир, а Чарльз спешно рисует, рисует и рисует мир прошлый, запечатлевая на рисунках все то, что было мило сердцу ранее. И это первая мысль, что всплывает в голове по прочтении.

Вторая мысль, как ни странно, о любви. Странная штука - любовь. Любовь к брату как предтеча любви к сестре, к женщине. И знаете, я им в чем-то завидую, Чарльзу и Джулии, хотя и не должна. Они долго не замечали друг друга, шли параллельными путями неизменно рядом. Но настал день, или настал шторм посреди Атлантики, и они встретились по-настоящему. И ведь это то самое удивительное чувство, когда день идет за два, а два года - целая жизнь, и пусть эта их жизнь течет вопреки всему, общественному мнению, семьям. Странная штука - жизнь. Никогда не знаешь, куда занесет, где встретишь, где потеряешь. И кто бы мог подумать, что такому глубокому чувству помешает религия?

Не могу обойти стороной эту щепетильную тему. Вообще тема религии в романе - одна из центральных, пусть даже это отпугнет потенциальных читателей (но лучше меньше, да качественней). Как, почему агностик Чарльз не смог принять Джулию с ее вероисповеданием, не разглядел в ней католического стержня? Как ни крути, но католичество для Джулии было основой ее жизни. А Чарльз? Остается загадкой, почему Во, очевидно, рисовавший эту ситуацию с собственной жизни, в книге решил пойти другим путем. Реализовал свой самый страшный кошмар - остаться без любимой женщины, зато с убеждениями? Пусть так, но обида хватает за сердце за Чарльза.

И вот опять, я начинала писать эту рецензию два раза, и оба раза бросала из-за щемящего ощущения где-то в солнечном сплетении, что я совсем не хочу заканчивать чтение и уходить к другим персонажам, к другим книгам, двигаться дальше. Хочу и дальше перечитывать эту книгу, раз за разом возвращаясь к любимым героям. Надеюсь, третий раз для рецензии окажется счастливым, и я таки ее допишу.

Продолжу. Четвертая тема - властная мать с поражающим чувством собственничества, или таковым мне это чувство показалось. Несомненно, такие матери хотят своим детям самого лучшего, но почему же они не видят, как наносят своим детям неизлечимые раны? Следить, приставлять опекунов взрослым сыновьям, выставлять на посмешище, и думать, что это все на пользу? Поразительная слепота. Вообще мать, леди Марчмейн - удивительный персонаж. Каждый раз читаю, каждый раз ненавижу. И удивляюсь - за что? Обычная женщина, пусть властная, пусть манипулятор, но не символ зла. Но как говорила ее младшая дочь: "Когда хотят ненавидеть господа, ненавидят нашу маму". Да, это так.

Пятая тема... И еще много-много тем. Бездонная яма тем.
Я буду читать этот роман еще и еще и еще. И еще.
Я обязательно вернусь в Брайдсхед.
И надеюсь и верю, что кто-нибудь когда-нибудь тоже захочет присоединиться ко мне. Ведь не зря же над дверью Брайдсхеда до сих пор горит лампада... Неяркий красный огонь, приглашающий путников. До следующей встречи.

Куда бы мы ни шли, что бы мы ни делали, всему будет конец. И в этом не столько безнадежность, сколько устойчивость сюжета жизни. Закольцованность. Свой отрезок каждый волен проживать так, как ему того захочется, или как ему покажется верным. Смысл существования можно постигать, разуверяться, постигать повторно, троекратно, многажды. И в этом тоже есть смысл. Ибо это движение. И оно тоже когда-то сотрется стопами двигающихся из других поколений.

От книги Ивлина Во я могла ожидать чего угодно, но только не того, что в итоге получила, суди я о книгах по его биографии и характеристикам его творчества в ней. Хотя надо признать, что строки о "Возвращении в Брайдсхед" я намеренно пропустила, так как не хотела преждевременных суждений. В общем, к книге я подошла почти "нагая". Первая книга у автора, о котором я и знаю-то всего года 3-4.

Веретено жизни Чарльза Райдера плотно намотало его жизненную нить на основу клана Флайтов. Непостижимые и незримые скрепки приковали его к этой семье. Странной. Неоднородной. Разнонаправленной. Сначала Себастьян, леди Марчмейн, потом буквально краешком Корделия, страстно - Джулия, болезненно - Лорд Марчмейн, трепетно - няня Хокинс. Пожалуй, вскользь прошел только Брайди. Все эти связи, ниточки, ворсинки, впивающиеся в нежную кожу, треплющие ее, жгущие, для чего-то нужны. Так и ждешь, что вот они что-то дадут главному герою. Ты же научен установками "Что хотел сказать автор?!" и "Для чего же автор ввёл данного героя?!". Увы, ты, читатель, слишком предсказуем. Оставь свои ожидания на первых страницах. Что у нас там? Пролог? Ну вот там и оставь. Войди без предубеждений. Войди как входят в первый раз. Даже если уже был. Правильно, ведь ты же возвращаешься.

Это не сага, не яркий и острый социальный роман, не эпопея, не психологический, пароксизмальный, набросок. Это портрет. Да. Нашла нужное слово. Это литературный портрет. Не Брайдсхеда и семьи Флайтов. Это портрет Чарльза Райдера, художника, призванного ныне на военную службу, друга, брата, сына, не сложившегося мужа, отца, зятя и владельца поместья. А если учесть, что повествование сам герой и ведет, то что мы получаем?! Автопортрет. "Лицом к лицу себя не увидать", - пришла на ум строка Сергея Есенина. Я увидела лишь, когда дочитала. До самой последней строки, слова, точки.

У вас что-то сегодня необычно бодрый вид...

Феномен веры. Ты можешь быть кем угодно, относиться к любой конфессии, любой культуре, но это слово не минует тебя на твоем жизненном пути. Как термин, как определение, как диагноз, как установка, как боль, как жизнь, как трепет, как убеждение, как разочарование, как комок в горле, как слезы, как любовь, как страх, как ненависть, как глупость, как мудрость, как помощь, как унижение, как робость, как сила, как необъяснимое, неизведанное до конца.

Райдер шёл тропами, которыми, судя по всему, шёл когда-то сам Ивлин Во. Частично биографически, во многом - в своих отношениях с Богом. Книга вышла очень глубокой. Если в ней и можно различить юмор и гротеск, приписываемый Ивлину Во, то только в плотном смешении с трагизмом, сопереживанием и напряжением. После таких книг ты как будто имеешь шанс чуть глубже узнать себя самоё. Многие книги к этому стремятся, некоторые предпринимают попытку, но только единицам удаётся. Эта в моём списке из последних.

Неожиданный роман. Неожиданное исполнение. Сказать, что зацепило, почти ничего не сказать.
Я утонула, утонула в этих отношениях, заблудилась в стенах старого запущенного поместья, запуталась в мыслях и поступках героев.
Я не возвращалась в Брайдсхед, я его узнавала. Я пришла на свет, неяркий, почти незаметный, но он не смог меня отпустить.
Печальная история Прошлого. Неудавшаяся любовь, несостоявшиеся отношения, угасание старинного католического рода.

Грустные воспоминания окутывают Чарльза, когда он волею случая снова попадает в поместье Брайдсхед. Это место, где прошла его юность, где он дружил, любил, познавал жизнь, оступался.
А ещё здесь он был счастлив. Счастлив с Себастьяном, с Джулией. Он был почти членом семьи и знал все секреты и тайны Флайтов.
Он ошибался, иногда делал неблаговидные поступки, но молодости это свойственно. Молодость вообще имеет право на ошибки, тогда как зрелости остаётся только вспоминать их и анализировать.
Чарльз- человек искусства. Все его воспоминания окрашены некой меланхолией, нежностью и печалью. Флайты для него, как творчество, доступны, но недостижимы.

Себастьян, Джулия, Корделия, лорд и леди Марчмейн, няня Хокинс. Он был их частью и одновременно далёк от них, как луна от земли. Их вера, вот что стало между ними. Вот чего он не смог принять при всей своей творческой натуре. Это был даже не камень преткновения. Что-то большее стояло за всем этим, то, что не могут передать слова, картины и эмоции. Оно где-то в душе, незримое, но ощутимое, царапает, давит, теснит грудь.
Сломанные жизни тех, кого любил, с кем дружил, о ком переживал и с кем мечтал разделить свою судьбу,- всё проносится перед ним, восстаёт из недр памяти, и снова волнует и томит.
Как тогда, когда он переступил порог Брайдсхеда первый раз, как в тот миг, когда (на тот момент он и правда так думал) покинул его навсегда.

Книга-руина. Разрушенные стремления, растоптанные ожидания, утраченные мечты. Это не война виной, и не люди. Просто ничто не вечно, всё меняется, день за днём, год за годом. Рушатся устои, законы, целые державы уходят в вечность, что уж говорить о людях, и тем более о старых поместьях.
И только память остаётся вечной. И место встречи изменить нелья. Мы опять возвращаемся туда, где всё начиналось, где... мы начинались.
Наверное, так будет всегда.

Ну а в Брайдсхед я ещё вернусь.

Для прочитавших название романа будет практически нарицательным, неслышно и услужливо подсказывающим памяти о тех мгновениях, в которых, может, и не всегда был определенно счастлив, но за дымкой лет они непременно ассоциируются со счастьем, прекрасными и неповторимыми в своей новизне минутами, которые хочется запечатлеть на пленку, оставить в памяти навсегда, остановить неумолимый бег времени.

Если в детстве трава зеленее и небо голубее, то юность зачастую ассоциируется с бесшабашным временем вседозволенности и какого-то всемогущества, когда кажется, что все лучшее впереди, все сложится и непременно получится так, как мечталось. Новые открытия, новые знакомства, новые друзья и вся жизнь впереди.

Вот именно этому периоду в большей степени и посвящен меланхоличный и созерцательный роман английского классика, где повествование ведется от лица Чарльза Райдера, неожиданно в годы войны попадающего на территорию Брайдсхеда, поместья, чьи обитатели в свое время сыграли важную и значительную роль во всей его дальнейшей жизни и судьбе.

Неспешный роман, построенный на череде воспоминаний о былом, овеянный дымкой легкой грусти о былом, тем не менее рассказывает не только о счастливых мгновениях, но и сопровождающих их разочарованиях, боли и печали, когда близкие люди сами разрушают свою жизнь.

Не препарируя поступки и чувства героев, которые у автора получились объемными и реалистичными, для меня роман стал прежде всего о невозвратности времени, о неизбежности обретения и расставания, инфантильности, разобщенности, попытках что-то изменить или желания плыть по течению, ну и конечно, религии и согласии жить в мире с собой и миром в целом.

Легкая ирония, легкая грусть, абсолютная отрешенность и ненавязчивость позволили в полной мере погрузиться в атмосферу уходящего времени, оглянуться назад, проникнуться атмосферой и настроением книги и лучше понять героев.

Возвращение домой

Так уж устроена память, что любит цепляться за нечто осязаемое, материальное, ценное. Она хранится и восполняется предметами нашей реальности. Покоится в притихших парках и старых скамеечках – хранителях давних разговоров. Прячется в вечных или несущественных мелочах: песнях на стареньком плеере, от прослушивания которых можно смеяться или часами реветь навзрыд, в безделушках, сувенирах, подаренных в поворотный момент жизни. Хитрая, она вплетается в тонны переписки с теми, кто дорог. Был или остался. В сохраненные «на случай» смски. Утаивается в наших домах, где каждый угол, каждый предмет неизбежно вернет в прошлое, подарит возможность взглянуть на себя со стороны. Над памятью не властно время, пока есть точки возврата. Пока хочется возвращаться.

И потому Чарльз Райдер, попав по долгу службы в покинутый Брайдсхед, вернется в прошлое, чтобы на мгновение воскресить моменты молодости, вспомнить великолепие ускользнувшей эпохи.
В плане построения авторской мысли и выстраивания сюжета «Возвращение в Брайдсхед» напоминает слоеный пирог, содержащий в себе разнохарактерные «вкусные» смысловые пласты. К нему можно подойти с разных сторон и рассматривать с разных позиций.
Если направить свой читательский интерес только в сторону Чарльза, то можно разглядеть этапы его взросления, становления из юнца мужчины. Углядеть среди сюжетных поворотов муки самоопределения, попытки осознания и принятия мира. Сместившись же в сторону Себастьяна Флайта, неизбежно разглядишь великовозрастного ребенка, отчаянно пытающегося уцепиться за детство, в котором не требуют решительных поступков, а верная мысль всегда вложена в уста плюшевого медвежонка. Человека, в попытке побега вновь и вновь отрекающегося от реальности, дома, веры и матери, заливающего безысходность алкоголем.
Здесь каждый герой чего-то да стоит. Только глупо смотреть на сюжет однобоко. Ведь все-таки главный герой романа – Брайдсхед. Родовое поместье. Не просто собрание оригинальных архитектурных форм, а целое семейство, цитадель заблудившихся людей. Дом, в котором леди Марчмейн, пытаясь окружить детей чрезмерной заботой, обогатить души верой, постепенно отдаляет их от себя одного за другим. Сын Брайди вырос непонятно кем или чем, не принятый, не понятый и в конечном итоге попавший в умело расставленную ловушку. Не священник, не дипломат, собиратель спичечных коробков. Пристанище, где старшая Джулия, не нашедшая в себе бога, мечется из крайности в крайность, остается не с тем, выходит не за того и жертвует собой снова и снова. Не смеет надеяться на прощение. Где Корделия, вернувшись после мытарств войны домой, чувствует себя как собака на старой постилке. А в тишине величественных стен не раздастся имя отца, обрекшего семейство на вечное порицание. Здесь каждый несет свой крест.
И при этом, не взрастив роман до масштабов многотомника, автор заботливо прописывает судьбу каждого. Так, что ни на минуту не создается ощущение недосказанности. И представив каждого в нужном ракурсе, Ивлин Во закружит этот хоровод героев в вихре событий. Будь то семейные неурядицы или эхо приближающейся войны. Между строк мерного повествования впишет множество тем. Расскажет о дружбе, которую не сломить натиском родных или расстоянием. О любви – настоящей, вечной, обретенной через сотни дней – слишком поздно, чтобы сказка стала былью. О вере, во имя которой пожертвуешь личными принципами, счастьем, отречешься от всего, но уйдешь из мира с молитвой на устах.
И под финальный аккомпанемент автор неизбежно заставит задуматься о… воспитании. И о том, что родительское безразличие может воспитать личность, а чрезмерная опека лишит ребенка веры в себя, попросту уничтожит.
Сейчас, когда роман отложен в сторону, меня не покидает мысль, что не все слои этого литературного шедевра я постигла. Со временем точно вернусь, чтобы открыть его новые грани. Вновь погрузиться в его необыкновенную атмосферу. Стать участником бесконечных прогулок по далекому поместью, дегустировать старые вина в свете полной луны. Подчиняться влиянию неподвластной времени дружбы, переживать первый шторм и любить. Ощущать запах свежескошенной травы, левкоев под окном, засохших красок. Наслаждаться жизнью, каждым ее мгновением.

После «Возвращения в Брайдсхед» хочется, наконец, схватиться за покинутые акварели и писать-писать-писать… Воскрешать по чужой памяти великолепие старого фонтана, лепных потолков и причудливых настроек, прелесть летней террасы и лица, которые будут вечно на том и этом свете возвращаться в Брайдсхед. Домой.

Подлинная красота всегда тревожит*

Living is easy with eyes closed
Misunderstanding all you see
It's getting hard to be someone
But it all works out
It doesn't matter much to me.

Всего лишь на третье перечитывание я решился добавить книгу сюда и написать рецензию. Сложно делиться любимой вещью, когда боишься сумбура, выуживаешь мысли, как клёцки из супа. Туманы прошлого окутывают каждого из нас пеленой воспоминаний: сладких, воздушных и горько-лимонных. Растравить их, поглощая эти крошечные облачка так, чтобы они кристализовывались внутри острыми зубами-кинжалами и вгрызались, взрызались в твоё черное сердце...Интересно, что Чарльз Райдер, "homeless, childless, middle-aged and loveless", оглядывается нынче назад без особых чувств, окунаясь в моменты, которые он мог назвать лучшими в жизни или в те, когда он был наиболее живым. В юности весь свет мира, преломляясь, отражается наружу, тогда как у большинства зрелых и пожилых людей он направлен вовнутрь. Роман разделён на две части — беззаботной легкости дней в Оксфорде и разрушающихся взаимоотношений людей несвободных, состоящих в браке, имеющих детей.

Разрушение, кстати, считаю одним из ключевых в произведении: обветшание поместья, саморазрушение Себастьяна, крах браков Чарльза и Джулии, конец эпохи блестящих 20-х годов, увядание подлинного аристократизма в угоду дельцам от сохи, отмирание традиций группы Оксфордских эстетов...
Юный Чарльз Райдер обучается в Оксфорде, где знакомится с Себастьяном Флайтом, и жизнь их становится лёгким завтраком без конца. "Эстеты" и "физкультурники", экстравагантность против напускной простоты, экзатированность и нездешность, провокация и пасторальность для избранных — вот ныне их удел. "Правильное" происхождение, известность, деньги и знакомства берегут их от изоляции внутри университетского общества до поры до времени. Пока они не замыкаются друг на друге. Ивлин Во, конечно же, сам учился в Оксфорде и сумел передать эту потрясающую атмосферу снобизма, избранности, эксцентричности и сегрегации в целом. Часть образов позаимствована у реальных людей. Например, образ человека с плюшевым медведем списан с Джона Бетджемена, гулявшего по Оксфорду со своим мишкой Арчибальдом Ормсби-Гором.

Вам знакомо юношеское чувство влюблённости в друга? Причём вопрос пола не важен. Это не сын маминой подруги, а друг — твой друг самый-самый, лучше тебя во много раз, ты веришь в это и просто греешься в отблесках его сияния, понимающий и готовый почти на любые уступки. При первом прочтении в наивном возрасте я не видел иного в отношениях Чарльза и Себастьяна, но сейчас их тонкий чувственный роман раскрылся во всей красе. Разговоры о любви, хождение обнажёнными и открытые дискуссии о гомосексуализме не оставляют двойных толкований. Кстати, о дискуссиях. Многие забывают одного из самых ярких и живых персонажей книги — Энтони Бланша, эксцентричного и сладкого, отдыхающего с дерзкими мальчишками Кириллом и Томом:

The gallery after luncheon was so full of absurd women in the sort of hats they should be made to eat that I rested here with Cyril and Tom and these saucy boys.

Он не центральный персонаж, но жизни в нём на трёх Брайди хватит, всегда где-то неподалёку, отбрасывает свою гибкую, но порочную тень, заманивая, интригуя и насмешливо улыбаясь. На протяжении всего романа мы не найдём ни слова критики от автора, ровно и беспристрастно льётся река воспоминаний Чарльза Райдера. Единственный грех, за который приходит в некотором роде религиозное возмездие - это прелюбодеяние.

Религия, тем не менее, играет значимую роль в романе. Агностицизм Чарльза и его критика лицемерия церковнослужителей — то, что притянуло Себастьяна в начале романа и оттолкнуло Джулию в конце. Религия — одна из тех вещей, что не была подвергнута разрушению. Она создала непроницаемый барьер между семьёй Флайтов и Чарльзом Райдером, о который тот бьётся до самого конца, пока не открывает для веры своё сердце, читая канон. Рядом больше нет никого, кто мог бы стать в его юности и зрелости проводником, но ведь для веры нет срока и дат. Жаль, что бог автора не особенно милосерден, приводя Брайдсхед к упадку, а семью Флайтов к очищению через смерть и распад. Чарльз очень напоминает мне вьюнок — сорняк, который обвивается вокруг огромного бука. Он любит семью не своего круга, укреплённую верой, укоренившуюся в своём родовом гнезде, любит переплетения и переходы одной ветви в другую. Жить без бука может, но расти и тянуться вверх к солнцу — нет. Его собственная семья, принадлежащая к лону англиканской церкви, между прочим, не даёт герою утешения. Возможно, потому что не было против кого сплотиться, в отличие от Флайтов. Одиозная фигура леди Марчмен, вина и религиозность которой вдохновляют и подпитывают ненависть её мужа и детей.

Когда стоишь на обрыве и слушаешь ветер, он завывает и свистит разными голосами элегию твоей уходящей вдаль жизни. Себастьян, Джулия, Корделия, Брайди.

Они стояли, а ветер пел...
Стояли...а ветер...
Они...ветер

* Процитировал в заголовке Донну Тартт, потому что вижу тесный сплав эллинизма и гомосексуальности в стенах викторианского Оксфорда.

Религия + пьянство + паразитизм = Брайдсхед

Время действия: 1923 - 1940 г.
Место действия: Англия
Впечатления: Я довольно давно предвкушала чтение этой книги. Прочитав же, была лишь рада, что не успела купить ее в бумаге. Все время мое отношение к этому роману колебалось от чуть теплившегося интереса к полнейшей скуке и даже раздражению от происходящего. Мне понравилось начало, когда автор рисует печальный пейзаж разрушенного особняка с поникшим старым садом, дома, в котором не так давно жили люди, а теперь гуляет лишь ветер. Меня заинтриговали первые главы, когда главный герой Чарльз волею судьбы оказывается спустя десятилетия расквартирован со своим полком в особняке, который хранит его воспоминания о молодости и жившей тут семье Флайтов. А потом... Чарльз начинает последовательно рассказывать о своей прошлой жизни, начиная с учебы в Оксфорде 20 лет назад.

Пошли все эти подробные описания студентов в Оксфорде, все эти правила, как одеваться, в какой комнате жить, с кем общаться, а с кем нет, когда носить цилиндр и что есть, все эти описания выпивок, обедов с яйцами бекасов, вечеринок и т.д. и т.п. Скучно! Я была бы не прочь почитать о жизни студентов, но только не в таком ключе. Учебы-то по сути и не было, герои вроде как состоят при институте, но даже не ходят на занятия, их интересуют только отношения друг с другом, с кем стоит заводить дружбу, чтобы потом связи были, и к кому из богатеньких знакомых ездить на каникулы. А главная их проблема похоже в том, как бы отдохнуть летом, чтобы не стыдно было потом однокашникам рассказать, в какой стране они напивались)

Тут Чарльз и познакомился с Себастьяном, представителем семейства Флайтов и одним из наследником поместья Брайдсхед. И скорее всего главная моя проблема в том, что мне с самого начала не понравился главный герой. Я могу понять, молодость, недостаток друзей, желание выделиться, поэтому Чарльз и связался со странной компанией и проникся зависимой симпатией к успешному и немного эксцентричному Себастьяну с широким кругом знакомств. Но ради этого бросать учебу, напиваться даже днем, впадать в крайности? Не иметь чувства собственного достоинства? Им пользуются, вызывают в качестве сиделки для Себастьяна, потому что никто другой не согласился, даже его сестра Джулия по этому поводу одаривает презрением, а Чарльз и рад стараться. Мне не понять такого поведения) Это как же себя не уважать надо)

Дальше пошли главы, рассказывающее о семье Флайтов и мне на короткий промежуток снова стало интересно. Я вполне понимала Себастьяна и почему он стыдился родственников и не хотел их знакомить с друзьями. Мне Себастьяна даже стало немного жаль и я думала, вот хоть один главный герой мне стал нравиться) Но нет... скоро мой интерес и симпатии опять затухли. Я, конечно, понимаю, что "пустая" и равнодушная старшая сестра Джулия, религиозно фанатичная младшая сестра Корделия, мать-католичка, такая мягкая с виду, но так глубоко залазящая в душу и любящая все контролировать, с такой семейкой действительно можно с ума сойти. Но... у Себастьяна была возможность от них отделиться, уехать наконец, строить свою карьеру и жизнь вдали от Брайдсхеда, а он просто сидел на месте, страдал, жалел себя и в итоге пристрастился к бутылке. Противно было читать как нормальный вроде бы в первых главах молодой человек сам из себя, похоже чтобы отомстить матери, сделал горького и мерзкого пьяницу.

Потом пошли все эти проблемы богатеньких, бесящихся с жиру и их прихлебателей, вроде главного героя Чарльза, которые автор обсасывал со всех сторон, а мне было просто неинтересно и скучно. Взять хотя бы эпизод с вождением в нетрезвом виде. Чарльз описывает его этаким "трагическим"..., и что я должна была проникнуться ситуацией и посочувствовать? Себастьяну, который решил вести машину, будучи упитым и не в состоянии этого делать? А если бы он кого-то сбил или врезался? При этом он был за рулем машины, полной людей. Что за безответственность и не нужный выпендреж? Как по мне он должен был ответить за свой поступок и сесть в тюрьму на полгода. Так что читать "плач окружающих" мне было неприятно.

К середине книги я уже смирилась, что тут будут обсуждать только тему религии и пьянства. Как же меня достала семейка в Брайдсхеде с их религиозной и все контролирующей матерью! Как же мне надоел Себастьян, жалеющий себя, ничего не можущий сделать сам и из-за своей никчемности превращающийся в пьяницу. К Джулии я просто испытывала неприязнь. Эта ещё ее черепаха с панцирем с бриллиантами... И вопрос: а если она сдохнет, в панцирь можно будет засунуть новую? Что это вообще такое? После этой бедной черепашки я поняла, что все... нормальных людей и героев в этом романе не будет. Были у меня некие надежды на Рекса, что он разворошит это крысиное гнездо, но нет, он оказался вполне им под стать.

И что в итоге? В начале мне был глубоко равнодушен главный герой, к концу я не испытывала к нему вообще ничего. Про Чарльза было скучно читать и неинтересно. Я не понимаю как человек может настолько пренебрежительно относиться к собственной жизни и проживать ее "паразитом". Он прилип к этому бедному Себастьяну, к его странноватой семейке и их поместью, потом к его сестре, жил их жизнью, а не своей. Его не коробило, что он по сути "приживала" и "прилипала", которого терпят ибо он может быть полезен, не раздражает и способен поддержать разговор. Если так подумать, а что Чарльз, отдельно от этой семьи, в своей жизни совершил? А ничего. Пустую жизнь прожил, бесполезную.

Итого: Поставила нейтральную оценку данному роману только за слог автора и за поднятую им проблематику. Для меня "Возвращение в Брайдсхед" тот случай, когда понимаешь, почему роман относят к классике, но при этом не находишь в нем ничего для себя интересного и резонирующего со своими мыслями. Мне книга не понравилась. Совершенно. Вообще ничего в ней не зацепило. Аудиокнигу я слушала практически месяц, и все никак не могла дождаться, когда она закончится. Наверное это был совсем не лучший вариант для знакомства с творчеством Ивлина Во, потому что после этого романа в ближайшие месяцы к этому автору мне подходить не хочется.

Книга прочитана в клубе "Читаем классику вместе"

Реквием по и.в.

Вообще, когда читаешь ивлина, а потом пишешь отзыв об его книгах, можно смело трепать синие авторские занавески. Ибо он сам ни разу не скрывал, что берет и использует реальных людей в качестве прототипов для своих произведений, не исключено, что и сюжеты зачастую оттуда же, то есть из жизни. Ну, а ежели занырнешь в биографические источники, то синие занавески во всей красе так и маячат перед читательским глазком. Так что в этот раз я совсем с другими знаниями и чувствами перечитала эту книгу.

На фотографии сердечный друг (цэ) ивлина - аластер грэм со своей матерью, которая стала прототипом марго бест-четвинд в "упадке и разрушении" (то есть можно предположить, как сам ивлин относился к оригиналу). Аластер же вместе с хью лайгоном (еще одним любовником ивлина времен оксфорда) послужил моделью для создания образа себастьяна флайта. В центре композиции, конечно же, наше солнышко - ивлин.

Во всяком случае, лично я склоняюсь именно к этим кандидатурам, как к музам, потому что в анамнезе засветились личные отношения, и в черновых рукописях имя главного героя было внезапно "аластер". А так народ вовсю вангует и кого только не приписывает к образу себастьяна, ибо характерных типажей в оксфорде тех времен было пруд пруди.
И вот, значит, перечитала я "возвращение", посмотрела на муз, вникла в их биографии, и поняла, что ивлин пошел по пути мэри шелли. То есть взял и перемешал внешность, семейство, материнский нрав, алкоголизм (впрочем, пили оба муза) и создал своего франкенштейна, то есть себастьяна флайта.

И история, рассказанная в книге, раскрылась для меня под новым углом. Это авторское прощание, можно сказать, официальное прощание с навсегда ушедшей юностью. С ее безумствами, с запретной страстью, с самой жизнью. И выбор в пользу респектабельности и одобрения так называемого приличного общества.

Главный герой - чарльз райдер (юноша из среднего класса) поступает в оксфорд, и обзаводится другом-аристократом, и влюбляется в него, то есть это романтическая дружба, конечно же. И не только в него, но и в семейное поместье, в атмосферу, которая окружает себастьяна флайта (я в это все тоже влюбилась, чего скрывать). Ах, какое волшебное, неповторимое лето они провели там и позднее в италии вместе с лордом флайтом (главой фамилии).
Себастьян, кстати, очень несчастен, и все благодаря необычайно набожной матери. Этакая высокородная леди, из тех, кто мягко стелет, но встаешь с матраса, якобы набитого гагачьим пухом, в сплошных кровоподтеках, то есть изящная, аристократичная ручка натурально душит окружающих аки туг (представитель индийской секты душителей). Впрочем, леди марчмейн умудрилась изгадить своей исключительной нравственностью жизнь всем своим детям и мужу, поэтому он сбежал от нее куда подальше, роняя кавалерийские шпоры и пену изо рта.
Не зря себастьян совершенно не желает знакомить чарльза с близкими, делая исключение только для старенькой няни. Как только на горизонте нарисовывается леди марчмейн, то их нежная дружба вянет на корню. Это натурально убийство любых чувств и привязанностей под эгидой восхваления католичества. Нет, сначала-то все очень даже мило, и чарльз очарован, в отличие, от себастьяна, прекрасно понимающего что к чему, но бессильного что-либо изменить. В конце концов все предсказуемо летит в тартарары.

Затем проходит десять мертвых лет (цэ), и чарльз, исполнивший мечту и ставший вполне успешным художником, встречает сестру себастьяна в морском круизе по пути из америки в англию. Раньше они не особо обращали внимание друг на друга. Зато теперь... Она привлекательна, то есть замужем; он чертовски привлекателен, то есть женат; оба несчастливы в браках. И заверте... Да только вот чарльз отчего-то видит в джулии себастьяна, то есть в себастьяне джулию, то есть брат был предтечей сестры.

Я не забыл Себастьяна. Он каждый день был со мной в Джулии, вернее, в нем любил я Джулию в далекие аркадийские дни.

Короче, все сложно. Такая вот интересная любовь, ага.

Я не забыл Себастьяна; каждый камень в том доме был для меня памятью о нем, и теперь при словах Корделии, расставшейся с ним не далее как месяц назад, он наполнил все мои мысли.

А теперь потреплем синие занавески. Как же там оно было в действительности. Первый брак у ивлина закончился крахом. Жена изменяла ему, как и жена чарльза в книге. Впрочем, ивлина трудновато назвать жертвой, так как аластер всю дорогу маячил где-то поблизости. Фотография с семейством грэм сделана в год развода с первой женой, когда ивлин вероятно сделал попытку войти еще раз в одну и ту же реку. То есть джулия в книге - это, судя по всему, снова аластер в реальной жизни.
И не срослось. В книге героев разлучил религиозный вопрос. Смерть леди марчмейн не уничтожила силу ее влияния на умы и души близких.
В действительности ивлин стремился к упорядоченности, к респектабельности, к соблюдению приличий. Алан служил атташе на дипломатической службе на ближнем востоке, куда негласно ссылались неудобные англичане-гомосексуалисты из хороших семей. И, ясное дело, вел соответствующий образ жизни.
Каждый сделал свой выбор. Пути разошлись окончательно. Счастливыми они не стали, но мы вообще не для счастья рождаемся, как однажды очень верно подметил антон палыч ч.

Что же осталось после окончательного краха любых надежд на возрождение чувств, когда-то испытанных в юности? Ну, вера, как ни странно. И для чарльза в книге (хоть он и неистово сопротивлялся религиозности джулии, не позволив втянуть себя в католичество), и для ивлина в действительности. Плохо ли, хорошо ли это - я не знаю. Это просто случается, как жизнь и как смерть.

Оставалась еще одна часть дома, где я до сих пор не побывал, и теперь я направился туда. В часовне не заметно было следов недавнего запустения; краски в стиле модерн были всё так же ярки, перед алтарем, как прежде, горела лампада в стиле модерн. Я произнес молитву, древний, недавно выученный словесный канон, и ушел. По пути в лагерь, под звуки обеденного горна, я думал так:
"Строителям были неведомы цели, которым послужит в грядущих веках их произведение; они построили новый дом из камней, слагавших старый замок; год за годом, поколение за поколением приукрашали и достраивали его; год за годом великая жатва леса созревала в их парке; и вдруг ударили морозы и наступил век Хупера; дом и парк опустели, и вся работа пошла насмарку; quomodo sedet sola civitas. Суета сует, всё — суета.
И все-таки, — продолжал я свою мысль, прибавляя шагу на пути в лагерь, где горн после недолгого молчания начал играть второй сигнал и громко выводил: "Пироги, пироги и кар-тош-ка!" — и все-таки это еще не последнее слово, это даже и не меткое слово, это — мертвое слово десятилетней давности.
Из дела строителей вышло нечто совсем ими не предусмотренное, как и из жестокой маленькой трагедии, в которой я играл свою роль, — такое, о чем никто из нас тогда даже не думал; неяркий красный огонь — медный чеканный светильник в довольно дурном вкусе, вновь зажженный перед медными святыми вратами; огонь, который видели древние рыцари из своих гробниц, который когда-то у них на глазах был погашен, — этот же огонь теперь опять горит для других воинов, находящихся далеко от дома, гораздо дальше в душе своей, чем Акр или Иерусалим. Он не мог бы сейчас гореть, если бы не строители и актеры, исполнившие маленькую трагедию; ныне же я видел его своими глазами вновь зажженным среди древних камней".

Почему-то я не ждала от этого романа такой грусти, лиричности и печали. Мне казалось, что это такой сильный и правильный классический роман со своей моралью, устойчивыми убеждениями и постулатами.
И вот уж никак я не ожидала столкнуться с прозрачной акварелью.
Нет, в нём есть, конечно, и мораль, и убеждения, но вот при всей своей глубине, это всё-таки очень тонкий и нежный роман. По крайней мере, мне показалось именно так.
И все его герои: Чарльз, Джулия, Себастьян, леди Марчмейн, Корделия вроде бы вполне себе понятные, но в то же время абсолютно нераскрытые люди. В том плане, что в каждом из них есть какая-то загадка, недоговоренность, тайное дно.
А ещё здесь есть Дом.
Брайсхед — это не просто родовое поместье. Это то место, где обнажается душа и всё неспокойное, непонятное, болезненное вырывается наружу.
Это то место, где вроде бы и любят, но как-то не так. Где вроде бы заботятся, но при этом душат. Где вроде бы и "прилично", а на самом деле...
А ещё мне очень понравилось, как написано. Красивый роман.