Возвращение в Брайдсхед

Мне еще совсем немного лет, но в своем внутреннем мире я уже застыла на определенном возрасте, в определенный период жизни и чтобы ни происходило вокруг – хорошее или плохое, оно отпечатывается внутри не так сильно, не так детально, не так остро.
Я часто спрашиваю себя, почему так и почему именно тогда. И прихожу к выводу, что именно тогда мои острые углы еще были не сглажены, но и не направлены против меня, они собрались под каким-то удивительным сочетанием внутри меня, и жизнь казалась интересной, насыщенной, бесконечной.

Вот и Чарльз, главный герой этой книги, также застыл, замер в своем прошлом, в обществе своего обаятельного друга Себастьяна. В их первый год обучения в Оксфорде они достигли пика своих жизней, а потом все пошло на спад. У Себастьяна – резко вниз. У Чарльза – более плавно, но также, неизбежно, вниз.

Эта книга стала для меня большим откровением, заставила оглянуться на себя.

Но все же я – не Чарльз. Мое «лучшее» время определяют не люди и не события, а я сама.
Я не литературный герой и моя жизнь не заканчивается вместе с эпохой.
Мне вполне под силу научиться не оглядываться назад, а радоваться дням и даже минутам.

После этого невероятного коктейля из разбитых сердец и жизней, щедро приправленные темой религии, в качестве послевкусия остается глухая тоска.
Тоска по ушедшему времени, по прожитым впустую жизням.

Возвращение блудной дочери

Я думала, мне будет скучно возвращаться к этой книге в который уже раз, пятый? шестой? Но нет, какая скука, у меня с этой книгой все серьезно, и это, наверное, навсегда. Мне не бывает с ней скучно, я каждый раз окунаюсь в нее полностью, с головой ухожу в эту атмосферу аристократии, Оксфорда, Брайдсхеда, немного Лондона, немного Марокко. Я люблю эту книгу, и совершенно не могу объяснить ее действие на меня. Грусть и печаль? Они встречались мне во многих книгах, например, у Исигуро, у Макьюена, у Брэдбери. Сатира и ирония? За это я больше люблю Хеллера. Нравы британской аристократии? На это есть Голсуорси. Наверное, между нами случилась химия. Необъяснимая, непонятная. Я несколько раз пыталась советовать этот роман друзьям, он им нравится, конечно, но производит на них совсем другое впечатление. "Добротный, классический роман", - говорят они мне. "Да, хорошо", - киваю я. Но у них нет тех искр, что летят от меня, когда я слышу эти имена: Чарльз Райдер, Рекс Моттрем, Себастьян, Джулия...

Роман рассказывает о жизни одного британского мужчины, не уверена, что его можно назвать джентльменом, Чарльза Райдера, архитектурного художника. Начинается история с поступления в Оксфорд, знакомства с молодым чудаковатым лордом Себастьяном Флайтом и последующим общением Чарльза с семьей Флайтов. Казалось бы, ничего особенного, но Во, отступая от своей фирменного злого сарказма, рисует словами Аркадию, из обычного аристократичного дома делает Дом. Ни следа злости, ни следа иронии - только грусть и сожаление слышатся в его словах. С войной, или даже войнами, все изменилось в мире, исчезают традиции, вымирают устои, резко сдала няня Хокинз - один из последних оплотов верности прежнему миру. Сносят дома, на их месте строят другие, вырастает новый мир, а Чарльз спешно рисует, рисует и рисует мир прошлый, запечатлевая на рисунках все то, что было мило сердцу ранее. И это первая мысль, что всплывает в голове по прочтении.

Вторая мысль, как ни странно, о любви. Странная штука - любовь. Любовь к брату как предтеча любви к сестре, к женщине. И знаете, я им в чем-то завидую, Чарльзу и Джулии, хотя и не должна. Они долго не замечали друг друга, шли параллельными путями неизменно рядом. Но настал день, или настал шторм посреди Атлантики, и они встретились по-настоящему. И ведь это то самое удивительное чувство, когда день идет за два, а два года - целая жизнь, и пусть эта их жизнь течет вопреки всему, общественному мнению, семьям. Странная штука - жизнь. Никогда не знаешь, куда занесет, где встретишь, где потеряешь. И кто бы мог подумать, что такому глубокому чувству помешает религия?

Не могу обойти стороной эту щепетильную тему. Вообще тема религии в романе - одна из центральных, пусть даже это отпугнет потенциальных читателей (но лучше меньше, да качественней). Как, почему агностик Чарльз не смог принять Джулию с ее вероисповеданием, не разглядел в ней католического стержня? Как ни крути, но католичество для Джулии было основой ее жизни. А Чарльз? Остается загадкой, почему Во, очевидно, рисовавший эту ситуацию с собственной жизни, в книге решил пойти другим путем. Реализовал свой самый страшный кошмар - остаться без любимой женщины, зато с убеждениями? Пусть так, но обида хватает за сердце за Чарльза.

И вот опять, я начинала писать эту рецензию два раза, и оба раза бросала из-за щемящего ощущения где-то в солнечном сплетении, что я совсем не хочу заканчивать чтение и уходить к другим персонажам, к другим книгам, двигаться дальше. Хочу и дальше перечитывать эту книгу, раз за разом возвращаясь к любимым героям. Надеюсь, третий раз для рецензии окажется счастливым, и я таки ее допишу.

Продолжу. Четвертая тема - властная мать с поражающим чувством собственничества, или таковым мне это чувство показалось. Несомненно, такие матери хотят своим детям самого лучшего, но почему же они не видят, как наносят своим детям неизлечимые раны? Следить, приставлять опекунов взрослым сыновьям, выставлять на посмешище, и думать, что это все на пользу? Поразительная слепота. Вообще мать, леди Марчмейн - удивительный персонаж. Каждый раз читаю, каждый раз ненавижу. И удивляюсь - за что? Обычная женщина, пусть властная, пусть манипулятор, но не символ зла. Но как говорила ее младшая дочь: "Когда хотят ненавидеть господа, ненавидят нашу маму". Да, это так.

Пятая тема... И еще много-много тем. Бездонная яма тем.
Я буду читать этот роман еще и еще и еще. И еще.
Я обязательно вернусь в Брайдсхед.
И надеюсь и верю, что кто-нибудь когда-нибудь тоже захочет присоединиться ко мне. Ведь не зря же над дверью Брайдсхеда до сих пор горит лампада... Неяркий красный огонь, приглашающий путников. До следующей встречи.

Куда бы мы ни шли, что бы мы ни делали, всему будет конец. И в этом не столько безнадежность, сколько устойчивость сюжета жизни. Закольцованность. Свой отрезок каждый волен проживать так, как ему того захочется, или как ему покажется верным. Смысл существования можно постигать, разуверяться, постигать повторно, троекратно, многажды. И в этом тоже есть смысл. Ибо это движение. И оно тоже когда-то сотрется стопами двигающихся из других поколений.

От книги Ивлина Во я могла ожидать чего угодно, но только не того, что в итоге получила, суди я о книгах по его биографии и характеристикам его творчества в ней. Хотя надо признать, что строки о "Возвращении в Брайдсхед" я намеренно пропустила, так как не хотела преждевременных суждений. В общем, к книге я подошла почти "нагая". Первая книга у автора, о котором я и знаю-то всего года 3-4.

Веретено жизни Чарльза Райдера плотно намотало его жизненную нить на основу клана Флайтов. Непостижимые и незримые скрепки приковали его к этой семье. Странной. Неоднородной. Разнонаправленной. Сначала Себастьян, леди Марчмейн, потом буквально краешком Корделия, страстно - Джулия, болезненно - Лорд Марчмейн, трепетно - няня Хокинс. Пожалуй, вскользь прошел только Брайди. Все эти связи, ниточки, ворсинки, впивающиеся в нежную кожу, треплющие ее, жгущие, для чего-то нужны. Так и ждешь, что вот они что-то дадут главному герою. Ты же научен установками "Что хотел сказать автор?!" и "Для чего же автор ввёл данного героя?!". Увы, ты, читатель, слишком предсказуем. Оставь свои ожидания на первых страницах. Что у нас там? Пролог? Ну вот там и оставь. Войди без предубеждений. Войди как входят в первый раз. Даже если уже был. Правильно, ведь ты же возвращаешься.

Это не сага, не яркий и острый социальный роман, не эпопея, не психологический, пароксизмальный, набросок. Это портрет. Да. Нашла нужное слово. Это литературный портрет. Не Брайдсхеда и семьи Флайтов. Это портрет Чарльза Райдера, художника, призванного ныне на военную службу, друга, брата, сына, не сложившегося мужа, отца, зятя и владельца поместья. А если учесть, что повествование сам герой и ведет, то что мы получаем?! Автопортрет. "Лицом к лицу себя не увидать", - пришла на ум строка Сергея Есенина. Я увидела лишь, когда дочитала. До самой последней строки, слова, точки.

У вас что-то сегодня необычно бодрый вид...

Феномен веры. Ты можешь быть кем угодно, относиться к любой конфессии, любой культуре, но это слово не минует тебя на твоем жизненном пути. Как термин, как определение, как диагноз, как установка, как боль, как жизнь, как трепет, как убеждение, как разочарование, как комок в горле, как слезы, как любовь, как страх, как ненависть, как глупость, как мудрость, как помощь, как унижение, как робость, как сила, как необъяснимое, неизведанное до конца.

Райдер шёл тропами, которыми, судя по всему, шёл когда-то сам Ивлин Во. Частично биографически, во многом - в своих отношениях с Богом. Книга вышла очень глубокой. Если в ней и можно различить юмор и гротеск, приписываемый Ивлину Во, то только в плотном смешении с трагизмом, сопереживанием и напряжением. После таких книг ты как будто имеешь шанс чуть глубже узнать себя самоё. Многие книги к этому стремятся, некоторые предпринимают попытку, но только единицам удаётся. Эта в моём списке из последних.

Неожиданный роман. Неожиданное исполнение. Сказать, что зацепило, почти ничего не сказать.
Я утонула, утонула в этих отношениях, заблудилась в стенах старого запущенного поместья, запуталась в мыслях и поступках героев.
Я не возвращалась в Брайдсхед, я его узнавала. Я пришла на свет, неяркий, почти незаметный, но он не смог меня отпустить.
Печальная история Прошлого. Неудавшаяся любовь, несостоявшиеся отношения, угасание старинного католического рода.

Грустные воспоминания окутывают Чарльза, когда он волею случая снова попадает в поместье Брайдсхед. Это место, где прошла его юность, где он дружил, любил, познавал жизнь, оступался.
А ещё здесь он был счастлив. Счастлив с Себастьяном, с Джулией. Он был почти членом семьи и знал все секреты и тайны Флайтов.
Он ошибался, иногда делал неблаговидные поступки, но молодости это свойственно. Молодость вообще имеет право на ошибки, тогда как зрелости остаётся только вспоминать их и анализировать.
Чарльз- человек искусства. Все его воспоминания окрашены некой меланхолией, нежностью и печалью. Флайты для него, как творчество, доступны, но недостижимы.

Себастьян, Джулия, Корделия, лорд и леди Марчмейн, няня Хокинс. Он был их частью и одновременно далёк от них, как луна от земли. Их вера, вот что стало между ними. Вот чего он не смог принять при всей своей творческой натуре. Это был даже не камень преткновения. Что-то большее стояло за всем этим, то, что не могут передать слова, картины и эмоции. Оно где-то в душе, незримое, но ощутимое, царапает, давит, теснит грудь.
Сломанные жизни тех, кого любил, с кем дружил, о ком переживал и с кем мечтал разделить свою судьбу,- всё проносится перед ним, восстаёт из недр памяти, и снова волнует и томит.
Как тогда, когда он переступил порог Брайдсхеда первый раз, как в тот миг, когда (на тот момент он и правда так думал) покинул его навсегда.

Книга-руина. Разрушенные стремления, растоптанные ожидания, утраченные мечты. Это не война виной, и не люди. Просто ничто не вечно, всё меняется, день за днём, год за годом. Рушатся устои, законы, целые державы уходят в вечность, что уж говорить о людях, и тем более о старых поместьях.
И только память остаётся вечной. И место встречи изменить нелья. Мы опять возвращаемся туда, где всё начиналось, где... мы начинались.
Наверное, так будет всегда.

Ну а в Брайдсхед я ещё вернусь.

Для прочитавших название романа будет практически нарицательным, неслышно и услужливо подсказывающим памяти о тех мгновениях, в которых, может, и не всегда был определенно счастлив, но за дымкой лет они непременно ассоциируются со счастьем, прекрасными и неповторимыми в своей новизне минутами, которые хочется запечатлеть на пленку, оставить в памяти навсегда, остановить неумолимый бег времени.

Если в детстве трава зеленее и небо голубее, то юность зачастую ассоциируется с бесшабашным временем вседозволенности и какого-то всемогущества, когда кажется, что все лучшее впереди, все сложится и непременно получится так, как мечталось. Новые открытия, новые знакомства, новые друзья и вся жизнь впереди.

Вот именно этому периоду в большей степени и посвящен меланхоличный и созерцательный роман английского классика, где повествование ведется от лица Чарльза Райдера, неожиданно в годы войны попадающего на территорию Брайдсхеда, поместья, чьи обитатели в свое время сыграли важную и значительную роль во всей его дальнейшей жизни и судьбе.

Неспешный роман, построенный на череде воспоминаний о былом, овеянный дымкой легкой грусти о былом, тем не менее рассказывает не только о счастливых мгновениях, но и сопровождающих их разочарованиях, боли и печали, когда близкие люди сами разрушают свою жизнь.

Не препарируя поступки и чувства героев, которые у автора получились объемными и реалистичными, для меня роман стал прежде всего о невозвратности времени, о неизбежности обретения и расставания, инфантильности, разобщенности, попытках что-то изменить или желания плыть по течению, ну и конечно, религии и согласии жить в мире с собой и миром в целом.

Легкая ирония, легкая грусть, абсолютная отрешенность и ненавязчивость позволили в полной мере погрузиться в атмосферу уходящего времени, оглянуться назад, проникнуться атмосферой и настроением книги и лучше понять героев.