Рецензии на книгу «Двойник» Федор Достоевский

Человек есть тайна. Я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком.
Ф. М. Достоевский.

И снова в центре сюжетной линии и характерных особенностей главного персонажа - раздвоение. Внутренний разлад с самим собой, который выявлялся в образе Ивана Карамазова или того же Ставрогина, здесь в полной своей силе раскрывается в лице Голядкина.
С самых первых шагов к личности Якова Петровича, опираясь, скажем так, на первое впечатление, можно угадать в нём очень нерешительного, не способного на принятие каких-либо решений, человека. Его вечные сомнения даже в мелочах, вызывают раздражение и наводят на мысль о том, что Голядкин сражается с самим собой, страдает и тихо сходит с ума. Одна его сторона хочет доказать, что он "такой же как все", другая же с отчаянным упорством отчуждается, замыкается и уходит глубоко в себя.

Голядкин-младший, двойник Якова Петровича - его тёмная сущность, подталкивает его к краю обрыва, замутняет разум и пробуждает в нём самые отрицательные и дурные качества. Двойник набрасывается на него, как хищник, жестоко разрывая связующие нити с человеческой сущностью, тем самым превращая его в отчаянное безумие. Первый уничтожающий бросок - это, пожалуй, та самая ночь после бала... Взорвался нарыв и наружу мощными рывками устремилось то, что усиленно скрывало в себе его подсознание. Страх Голядкина или его робость, может, та же нерешительность, а скорее всего, смесь всего этого сдерживало вырывающего на волю двойника. Когда же случилась неизбежная встреча, столкновение со вторым я, Голядкин не выдержал. Точнее, не выдержала его психика. Голядкин ясно видел второго Голядкина - точную свою копию внешне, но с совершенно противоположным психологическим фоном и структурой внутренних качеств.

Достоевский безупречно и крайне реалистично показал психический шок Голядкина перед самим собой, перед правдой о себе. Его Голядкин - это сконцентрированная моральная боль и сознание собственной неполноценности. Это страдание души, мечущейся между двумя личностями. Это борьба с тёмной стороной, ненависть к чудовищу, пожирающему рассудок и, вместе с тем, страх перед ним.
Мнительность - тоже немаловажный факт, превращающий человека в гонимого, неприкаянного и чужого. Голядкин-младший был, своего рода, синдромом мнительности, который стал разрушительной силой, червем, подтачивающим Голядкина-старшего изо дня в день. Он не поддавался ни уговорам ни угрозам. Двойник хотел одного - полного растворения Голядкина в пучине безумия, то есть в нём самом - в доминирующем Двойнике.

Абсолютное погружение во тьму, скольжение по тонкому льду, сквозь который ясно проглядывается засасывающий омут в замутненный рассудок.
Чувство удушья...

Очень глубокая, атмосферная книга. Но как же непросто она читается. Текст, наполненный недомолвками, обрывочными мыслями, несогласованными фразами и всеми этими словесными архаизмами вроде «что-с» – «ничего-с», воспринимается не самым лучшим образом. Да и лихорадочное сознание главного героя не дает расслабиться, заставляя напрягаться в попытке не потерять поток его мятущихся мыслей.
И все же повесть цепляет.
Цепляет искренностью, незащищенностью и неустроенностью своего героя. И тут снова в лучших традициях отечественных классиков звучит тема маленького человека, незаметного и безответного. Звучит мощно, по-достоевский, очень ярко и жизненно.
Цепляет сумрачными туманными петербургскими улицами, где суетится и здравствует чиновничье сословие.
Цепляет призрачным мистическим налетом, когда реальность будто растворяется в мнимой фантасмагории происходящего.
И проглядывают сквозь написанные Достоевским строки то гоголевские «Нос» и «Шинель», то шварцевская «Тень». И страдает обиженный всем светом мелкий чиновник Яков Петрович Голядкин, и ищет понимания и справедливости, все больше и больше запутываясь в паутине своего фантома.

Шаг вперед, два шага назад.

Так проходит жизнь людей, склонных к чрезмерному анализу ситуации и самоанализу. Как вы уже поняли, так проходит жизнь главного героя. И моя. Ибо самые родные книги - это те, в главных героях которых узнаешь себя.

Достоевский уже по определению гений, но вот его Двойник - это нечто выдающееся из его гениальности. Я не буду спойлерить, ибо не хочу все испортить, я лишь настоятельно рекомендую всем и каждому прочитать это прекрасное, легкое, полумистическое, психоделическое и суперсумасшедшее произведение Достоевского.

Тут, честно говоря, даже и детективную линию можно увидеть, если очень постараться. Главный герой вообще странный, разгадать его алгоритм действий почти невозможно, а способность прощать и давать второй, третий, пятый-десятый шанс окружающим его подонкам - бесценно.

Ну, и напоследок: не пропускайте прием таблеток, пожалуйста.

Эта гротескно-фантастическая повесть была написана двадцатичетырехлетним Фёдором Михайловичем для «Отечественных записок» в 1846 году. Напомнила мне «Бойцовский клуб». И тут и там существует тёмный двойник главного героя.
Однажды простой и ничем не примечательный петербуржец Яков Петрович Голядкин встречает на Аничковом мосту двойника – полную свою противоположность по характеру. Может быть, это всего лишь объект больного воображения, а может быть и страшная реальность.
Возможно, Достоевский хотел показать полярность человека на примере персонажа, в котором происходит борьба и желание изменить свою жизнь. У писателя это получилось превосходно. Очередной маленький человечек в большом и несправедливом мире.

Радио «Поверхность-FM». Выпуск 8: «Ужас и стыд господина Голядкина»

«Тот, кто сидел теперь напротив господина Голядкина, был — ужас господина Голядкина, был — стыд господина Голядкина, был — вчерашний кошмар господина Голядкина, одним словом, был сам господин Голядкин».
***
Моя фантазия уводит меня в давно забытое место. Повесть Достоевского хороша тем, что каждый может интерпретировать её в меру своей мнительности. Кому-то «Двойник» покажется историей сумасшествия, кому-то — ярким образчиком всеобщего заговора. Первое объяснение — слишком простое, и, судя по приложенным усилиям, Достоевский не хотел, чтобы это объяснение было единственным. Кто из нас нормален? Все мы в одной лодке. А для того, чтобы составить второе мнение, даже не нужно быть параноиком: у каждого, думаю, случались моменты, когда он хотел от смущения провалиться сквозь землю, или когда позор на глазах у множества людей воспринимался горше смерти, или когда хотелось, чтобы самые ужасные, мучительные события происходили в тот момент не с ним, а с кем-нибудь другим. И в такие моменты наверняка многим казалось, что весь мир сговорился против них. Это не паранойя, это человеческая потребность принадлежать к группе, быть частью сообщества, и если эта потребность не удовлетворена, то воображение легко рисует картины, будто все люди в мире объединились против одного несчастного, которого они не принимают.
Мой вариант толкования сводится к фантастическому ревизионизму, а говоря точнее — одной сказке, про которую мне уже давно не приходилось вспоминать. Но о ней я расскажу позднее. Какие ещё есть способы логичного трактования сюжета? Пожалуй, можно вспомнить психологизм (больше свойственный началу XX века, и тем не менее), который предлагает воспринимать текст как поток сознания, не нуждающийся в маркёрах реального мира. Или, например, вспоминается прекрасная современная адаптация повести в виде фильма, где подчёркнута физическая созависимость двойников, и это позволяет развернуть фабулу в сторону хэппи-энда. И так далее. Каждый сосредотачивается на том, что ему интереснее. Вариации реальности делают повесть практически гениальной. Практически, но не совсем. Тут нужно вернуться к так называемому психологизму.
Думаю, без преувеличения можно сказать, что всех до единого читателей опечалило, насколько затянутым оказалось повествование. То же самое говорили и современники Достоевского, который в угоду обществу даже немного сократил текст (этот-то вариант и дошёл до нас). Но что делает текст таким длинным? Во-первых, господин Голядкин постоянно мямлит, жалуется, запинается, суетится, бегает туда-сюда. Он не может выразить себя прямо и лаконично — это часть его характера. Глупо было бы сокращать текст за счёт усечения главного героя, ведь автор просто старается максимально точно передать его речь и ход мыслей. Во-вторых, текст увеличивают описательные вставки петербуржской погоды — но и от погоды нельзя избавиться, потому что она вторит настроению и мыслям главного героя, я бы даже сказала, находится в прямой от них зависимости. Автор даже описательную часть книги сделал отражением психологии персонажа. История пробирает до самого нутра именно потому, что она написана так, как написана.
Ни одну сцену из книги нельзя убрать с тем, чтобы это не испортило сюжет: ни сцену на приёме у доктора, ни сцену празднования, ни сцену в отделении, ни всякие-другие-прочие. Текст производит впечатление чего-то неряшливого, но если одолеть трудности — это мрачное и значительное открытие для разума. Лучше всего «Двойник» смотрелся бы на театральных подмостках, и, судя по количеству экранизаций, не мне одной эта мысль пришла в голову; но фильм — это не то же самое, что спектакль, как ни крути. Повесть пронизана театральностью. Жаль, что для её постановки надо отыскать близнецов-актёров или гениального гримёра, и ещё неизвестно, что сложнее.
***
Пока я обдумывала сложности переноса текста на сцену, подумалось мне и о сложностях перевода. Не единожды было сказано, что из русской литературы самыми читаемыми авторами являются Чехов и Достоевский — и Достоевский, пожалуй, даже больше: потому что он никогда не утрачивает актуальности. Но я никогда не задумывалась, а что же значит Фёдор Михайлович для переводчиков? Но теперь, когда я сама учусь на переводчика, подобные вопросы возникают передо мной постоянно и по любому поводу. Иногда в статьях, обзорах и интервью можно найти ответы:

Из прозаиков Достоевский очень трудный. Потому что он плохо пишет (смеётся). Набоков так говорил. Я перевел рассказы Набокова, и это тоже было сложно.
Из интервью французского переводчика Бернара Креза

Только переводчик может понять, насколько труден текст. В руки читателю попадает — простите за тавтологию — уже читабельный продукт. Возможно, это ещё одна причина, почему в мире любят именно Достоевского, а не каких-нибудь русских стилистических мастеров: в переводе сглаживаются шероховатости авторского стиля и на первый план выступают мысли и идеи — а вот они-то у Достоевского действительно гениальные. Нужно лишь дать себе труд немного подумать.
***
Но вернёмся к интерпретации текста. Легко догадаться, какая сказка пришла мне в голову, когда я прочитала эти строки:

На всех петербургских башнях, показывающих и бьющих часы, пробило ровно полночь, когда господин Голядкин, вне себя, выбежал на набережную Фонтанки, близ самого Измайловского моста, спасаясь от врагов, от преследований, от града щелчков, на него занесенных, от крика встревоженных старух, от оханья и аханья женщин и от убийственных взглядов Андрея Филипповича.

Да, это она, современная Золушка. Мир настолько изменился, что теперь она может быть только такой: испуганной, гонимой, одинокой и незаметной. Золушка Достоевского просто хотела принарядиться и отправиться на бал, хотела блистать, привлечь внимание самых важных людей, быть согретой дружеским теплом — но ничего этого золушке-Голядкину не досталось. Вместо феи-крёстной — туповатый и своенравный камердинер; вместо бала — праздник, на который Голядкина пригласили, но не пустили; вместо блистания на балу — снулый вечер подглядывания из-за ширмы. И вот, когда в полночь несчастная опозоренная золушка выбегает на улицу, происходит самое страшное: вместо принца и любви золушке достаётся стыд и ужас — она сама. То есть, разумеется, он сам — сам господин Голядкин.
Есть в этом что-то выразительное. С одной стороны, господин Голядкин был маленьким и скромным человечком — и гордился своей малостью и скромностью, едва ли не похвалялся ими. Но, с другой стороны, скромность и жажда признания разрывали его пополам: он так долго искал расположения более важных людей, так долго вглядывался в них (как в бездну), что сам в какой-то момент перенял их черты — тогда-то и появился на сцене из разлома души главного героя Голядкин-младший — коварный, льстивый, юлящий и хитрящий типчик. Ирония в том, что именно этот Голядкин получил признание. Перефразируя слова Ницше, я бы сказала, что тому, кто хочет понравиться чудовищам, следует остерегаться, чтобы самому однажды не стать чудовищем. Господин Голядкин, мне кажется, что-то такое осознавал, поэтому и воспринимал своего двойника как ужас, стыд и кошмар.
Разлад и раздрай героя (даже нельзя сказать, что внутренние) протекали на фоне всеобщего безразличия к его личности, жизни и судьбе. Невнимание окружающих к поразительному сходству Голядкиных старшего и младшего можно объяснить не мистикой, а вполне себе обыденным равнодушием людей друг к другу. Мне кажется, «проблема маленького человека» в том, что его никто не замечает, никто не проявляет к нему интерес — а следовательно, его не поддерживают, ему одиноко, ему тяжело. И в наше время такая проблема становится лишь серьёзнее, выливаясь в безумную погоню за лайками и нездоровый эпатаж. Признание часто путают с обычным досужим вниманием, а стать объектом сплетен для некоторых — почти равносильно тому, чтобы стать популярным. Может быть, автор и хотел показать встречей героя со своим двойником что-то другое, но это именно то, что я в ней увидела.
Порой я думаю, что если бы встретила своего двойника, то это было бы приятнейшее из знакомств, нежнейшая из дружб, теснейшая из близостей. Хотя я и являюсь таким же маленьким человеком-винтиком в огромном механизме общества, я не чувствую себя такой одинокой, как Голядкин. И я не настолько самовлюблённая, чтобы радоваться собственному лицу. Просто лишь себя я во всей полноте понимаю. И только себе могу безоговорочно доверять. Ещё одна «проблема маленького человека» — но уже совершенно другая история.

Игра в классики, тур № 13

После безоговорочного успеха "Бедных людей" новая повесть Достоевского была встречена мягко говоря с холодком. Сам писатель воспринимал неудачу довольно остро, хотя и не понимал, почему "Двойник" не пришелся по душе публике, ожидавшей от него нового шедевра.

Белинский и все, мною недовольны за Голядкина… Но что всего комичнее, так это то, что все сердятся на меня за растянутость и все до одного читают напропалую и перечитывают напропалую… Идея о том, что я обманул ожидания и испортил вещь, которая могла бы быть великим делом, убивала меня. Мне Голядкин опротивел

Более того, именно "Двойника" Достоевский хотел переписать уже посл каторги и говорил: "Если б я теперь принялся за эту идею и изложил ее вновь, то взял бы совсем другую форму; но в 1846 году этой формы я не нашел и повести не осилил". Мне было интересно узнать, как в "Двойнике" отразились личные переживания Достоевского. Ведь именно после своего блестящего дебюта ему постоянно казалось, что над ним насмехаются, плетут против него интриги и всячески стараются обидеть.
Но действительно ли "Двойник" так плох? Конечно, нельзя не заметить сходство "петербургской поэмы" с великолепными произведениями Гоголя "Нос", "Шинель" и "Мертвые души". И да, повесть действительно кажется немного растянутой, она не так уж увлекательна, честно говоря. Но здесь уже попытка, по моему мнению, взглянуть изнутри на психически больного человека, хоть немного проникнуть в процесс распада личности Голядкина.
Сюжет повести очень прост. Главный герой - титулярный советник Яков Петрович Голядкин. Это невзрачный, уже немолодой мужчина, не имеющий никаких особых достижений и богатства. Он влюблен в девушку из состоятельного и знатного семейства - Клару Олсуфьевну. Стоит ли говорить, что такого неприметного жениха ожидает неудача. Ко всему прочему Яков Петрович обладатель ужасно нерешительного характера и совершенной неспособности высказать свое мнение и мысли. Он мечется от одного решения к другому, от одного намерения к следующему, не обнаруживая ни капли уверенности в себе. Однажды наш герой сталкивается со своим двойником и в скором времени с ужасом и возмущением обнаруживает, что этот его двойник занял место Якова Петровича во всех жизненных его сферах, в том числе и в доме Клары Олсуфьевны. Более того, Голядкин-младший представляет собой полную противоположность Голядкина-старшего: он и решителен, и душа компании, и начальство его любит, и везде он в первых рядах и пользуется всеобщим уважением. Воспаленный рассудок Гоядкина создал собственного двойника, в котором отразились все нереализованные амбиции и желания.
Здесь в центре не только социальные причины обезличения человека, но и психологические. И вообще, станет ли кто-нибудь отрицать, что у каждого из нас есть такой же двойник? Тот самый, который в нашем воображении всегда знает, что нужно было сказать, как ответить, что предпринять. И ведь именно люди, которые на самом деле умеют так делать, умеют быть в нужное время в нужном месте, вытесняют голядкиных, которым только и остаётся повторять: "Не интригант, и этим горжусь". Именно поиск своего места в жизни, смысла жизни, своего места среди людей и обусловил появление в творчестве Достоевского темы двойничества, которая и позже встретится во многих его романах.
Может, "Двойник" и не самое удачное произведение Достоевского, но оно дает увидеть начало тех идей и проблем, волновавших писателя на протяжении всего его жизненного и творческого пути.

Долгая прогулка Фёдоров Михайловичей

У Достоевского вообще не всегда всё плохо было, если кто не в курсе – всё-таки прозвище «русский Ницше» не всем подряд давали - хотя и это не сказать, что комплимент, а всё равно успех и признание. Родился Ф.М. в бедной семье – папа был лекарь, а мама из купеческого рода, детей в семье было восемь, и Фёдор был вторым. Читать и писать учился по Ветхому Завету, потому что книг в доме особо и не было. Это тяжёлое в каком-то смысле детство читатель с успехом найдёт на страницах «Братьев Карамазовых» или там в «Подростке», потому что все писатели пишут о себе, даже если пишут не о себе (тут бы что-то вставил Ницше, но речь не о нём).

А о том, что был у Фёдора Михайловича двойник.

Появился он, конечно, не сразу, а где-то в том месте, когда папа отправил Фёдора и его старшего брата Михаила учиться на инженеров, хотя оба хотели учить литературу, читать книжки и быть поэтами или писателями, но папа был непреклонен, в конце концов, хватило «Ветхого Завета» в детстве – и сказал, чтоб не дурили, а учили, что папа сказал. Где-то здесь у Фёдора Михайловича очевидно и случилось некоторая встреча с Фёдором Михайловичем-2, который «сочинял роман из венецианской жизни» и «мечтал о поэзии и поэтах», тогда как Фёдор Михайлович-1 учил математику, физику и был зачислен полевым инженером-подпоручиком куда-то там в Петербурге. Потом, видимо, Ф.М.-1 и Ф.М.-2 крупно повздорили, инженерия была заброшена вместе с чином в мрачную Неву, родился Фёдор Михайлович, почти как женщина, которая поёт, только мужчина, который пишет. Ф.М. начал много-много переводить, стал зачитывать свои сочинения в литературном кружке Белинского и даже дочитал им всем до конца своих «Бедных людей». Это был успех, а «Бедные люди» все запомнят как невероятный прорыв, «Новый Гоголь», многочисленные публикации, новое слово в литературе. Один Фёдор не хотел сокращать огромный текст романа, но другой всё-таки сократил. Дальше, конечно, по нарастающей – второй, который всё сокращал, потолкался в кулуарах с Тургеневым, а всё потому, что тот вообще не оценил «Двойника» (в общем-то, как и вообще все остальные), хотя первый Фёдор говорил второму, что фигня какая-то, Федя, получается, уже и Одоевский даже читать такое не станет – что за история, Федя, такая, один титулярный советник Голядкин встречает точно такого же второго и второй этот такой м**ак, пардон за мой французский, что первого отовсюду взашей и пинками выгоняют, кто же в это поверит, да он же явно шизофреник. Однако второму Фёдору всё страшно нравилось и он даже писал брату Мише о своём таланте, даре, который надо ценить, но потом в другом письме тому же брату Мише уже второй Фёдор злорадно напишет, что Голядкин это ужас что такое и зачем я вообще его сочинил, сожгу-ка к чертям собачьим, в самом деле.

Такой вот «Двойник».

Тут и с остальными приятелями в литературном окружении пошли споры да ссоры, и уже после Тургенева, Ф.М. толкался в кулуарах с Некрасовым, а тот вообще большой любитель кулаками махать. Но пока один Ф.М. толкался с Некрасовым, второй познакомился с Гончаровым, а там уже и новый лит.кружок организовал и написал «Белые ночи» и только-только вроде всё наладилось, как тут второй Ф.М. опять учудил и вот уже арест, тюрьма, допросы, каторга, ссылка, наказание без преступления и вообще, расстрел, и вот стоят все такие и ждут вердикта на плацу, а голос произносит, что казнь, а потом, что помилование. Конечно, что тут говорить – нельзя так над людьми издеваться, и один из знакомых Ф.М. сошел с ума прямо там, на морозе (было кстати 22 декабря), а Ф.М., который всегда всё подмечал для своей литературы, опять потом напишет про это в «Идиоте», потому что он же писатель, и хотя в этом месте у него произойдёт окончательный раскол личности и начнутся падучие (эпилепсии), поэтому его, в общем-то, освободят, а потом Николай первый умер, а Александр второй абсолютно точно что-то подозревал за этим писателем и даже слежку приставил (или не приставил, но Фёдор Михайлович всех уверял, что за ними следят-с).

Потом тот Ф.М., который всегда любил литературу, всё-таки женился, но тот, который был инженером, устроил очередную порцию припадков и любовь даже прошла, жена страдала от нелюбви, а Ф.М. от скуки брака, а ещё, если современники раннего периода помнили Ф.М. не сильно верующим, здесь, в конце века, Достоевский стал отчаянно религиозен и всё Богу молился, пока другой писал, второй начал поигрывать в азартные игры. Падучую свою поехали оба лечить в Европу, и пока один грелся в источниках, второй проиграл почти все деньги и подцепил какую-то бабу с дурацким именем, а первый от горя потом и про это роман напишет – «Игрок» называется. Жена такого не пережила и умерла, потом умер брат (который Михаил), и тут окончательно всё помутилось и первый Ф.М. начал писать как сумасшедший – вот тебе и «Преступление и наказание» и всё остальное, особенно «Братья Карамазовы», всё опять стало плохо и даже сын умер где-то между романами и было уж всё – и очередные сканадльчики, и депрессия, и рулетка с алкоголем, даже один был замечен в антисиметизме, хотя второй вообще-то всё отрицал, но тут тот, который всегда любил литературу, выступил с Пушкинской речью и это опять был успех и фурор, хотя другой Ф.М. ему сразу сказал – какой такой Пушкин, что за сукин сын, триста на чёрное, каналья. И единственным произведением, которое хоть как-то на всё это намекало, был этот самый «Двойник», где было почти всё то же самое, только, конечно, хуже – просто Ф.М. тогда был моложе и ему нравилось писать мрачновато, плюс ещё концовку открытую оставил, да и вообще в тексте намёков накидал и на раздвоение сознания, и на удушье, и на мрак невских глубин, всё, словом, как Достоевский любил и практиковал, только критики, конечно, так этого и не поняли, хотя он старался.

А потом он умер и никого не стало, кроме вечного эха гения, про которого вообще никто не может сказать что-то однозначное, а всё почему.

Дамы и господа! Взываю к вам! Молю, прошу вникнуть в мою беду! У меня появились серьёзные подозрения, что некто без моего ведома заходит на мой профиль в LiveLib, редактирует рецензии не в лучшую сторону, как то вставляет в тексты похабные словечки и отрывки глубокомысленные меняет на рассуждения наивные и банальные, а также входит в переписку с пользователями, к которым подмазывается в целях повышения рейтинга, льстиво комментирует отзывы и пр., и пр. Есть свидетельства, что этот шельмец, этот blackeyed-младший уже даже подавал заявку на попадание в ген.штаб, а также выдвигал свою кандидатуру на лучшего читателя года!! Говорят, его практически ничем не отличить от меня, настоящего blackeyed - столь похож его стиль письма и почерк - но вы то, вы, понимающие, что это я (Я!), пожалуйста, будьте на чеку, не поддавайтесь соблазну речей этого канальи!

Что до Достоевского, то еще не отточен был слог, не развился талант настолько, чтобы написать эту повесть так, как можно было ее написать. Помимо шизофрении ГГ трудно отыскать в тексте двойное дно. Архетипическая баталия между Джекилами и Хайдами, поле сражения которой - души людей; кафкианская задроченность "маленького человека", после лобового столкновения с фантастикой (превращение в жука / знакомство с двойником) всё равно зацикленного на том, как бы из-за этого не потерять работу... Это всё мы проходили, это нам уже задавали. Да, британец и еврейский чех, вероятно, заимствовали мотивы у Ф.М., но...

(прервусь, напомнив вам быть бдительными! интригант и развратник наверняка переврёт то, что я тут пишу, вставит пошлость или 7 абзацев из эссе о двойничестве, которые я сейчас тут написал, возьмёт и сократит вдвое... Пишу невидимыми чернилами, авось вы догадаетесь подсветить лист, а он нет!)

В некотором смысле, это повесть об упущенных шансах и зависти. В первой половине жизни мы завидуем тем, кто добивается успеха, пока мы влачим своё будничное существование, рисуем себя на их месте со вздохами "Эх, будь я побогаче... покрасивее... поудачливее... Я бы! Ээээх!" Во второй половине жизни понимаем, что счастье было близко, но не хватало какой-то смелости, решительного "Сделаю!", сказанного другими такими же, как ты, ничем от тебя не отличными.

Так что, берём быка за рога, а то пока ты тут менжуешься, твой двойничок пойдёт устроит тройничок, а тебе останется только завидовать и кусать локти.

Господин Голядкин тотчас, по всегдашнему обыкновению своему, поспешил принять вид совершенно особенный, вид, ясно выражавший, что он, Голядкин, сам по себе, что он ничего, что дорога для всех довольно широкая и что ведь он, Голядкин, сам никого не затрогивает.

При всем моем уважении к Федору Михайловичу, но эта повесть прошла мимо моего сознания. Я приложила все усилия, чтобы понять происходящее и все равно вопросов осталось много.

Некий титулярный советник Яков Голядкин полностью зависит от мнения общества. Он все время старается всем угодить, ко всем подлизываться. Однажды, не попав на званый вечер. Если быть точнее, он пришел, но дальше порога его не пустили. В расстроенных чувствах он недоумевал, где мог так провиниться. Психическое расстройство оказалось таким сильным, что на следующее утро он увидел своего двойника, по характеру являющийся полной противоположностью.
После этого момента я запуталась, и мне стало скучно. По мне произведение спас Иван Литвинов. Насколько виртуозно было его чтение. Пару раз я даже засмеялась, так он смог правильно подобрать голос для главного героя.

Наверное, ни один человек не может быть абсолютно уверенным в незыблемости собственной идентичности, поскольку в иных ситуациях все люди, хотя бы мимолетно, способны испытать тревожащие чувство временной или пространственной неустойчивости ощущения себя, трудности удержания своего «я» в границах собственного физического или психологического «тела» (переутомление, стресс, или после хорошо проведенной вечеринки, с бессчетным количеством выпитого спиртного). Ф.М. Достоевскому, тема «двойственности» была не только интересна, но и довольно близка. На протяжении своей жизни, он не единожды сталкивался сам на сам, с мощной тревогой «раздвоения» собственного мира, проявляющегося в телесных панических страхах: «Он испытывал нервные спазмы в горле, боль, , головокружение. Временами у него отмечались галлюцинации и паранойяльное восприятие реальности. В этот же период у него наблюдались несколько легких судорожных приступов с непродолжительной потерей сознания». По этому, нет ничего удивительного в том, что ему удавалось, и не единожды, в своих романах отражать мир человеческой двойственности, мир подавленных желаний, нездоровых фантазий и грез.

«Двойник» - повесть, которая в полной мере, отразила всю сущность человека борющегося за свое постоянство на право существования в мире «нормальных» людей. Яков Петрович Голядкин хоть и был человеком маленьким, но имел добрый нрав. Он «ходит не в маске, не интриган, действует открыто и идет прямою дорогою». И жил он с одной целью – убедить себя и других в лояльной схожести с остальными - «я – как и все». Однако его ранимость и мягкость в характере никак не содействовали ему в борьбе, которую он вел со своими страхами и комплексами. Везде, куда бы Голядкин не пошел, где бы ни появлялся, он чувствовал себя не уютно, ему казалось, что против него плетутся интриги, создаются заговоры, и в каждом слове, обращенном к нему, он слышал лишь боль и обиду. Почему? Наверное, это уже не так важно, а возможно и поздно искать ответ на вопрос «Почему?». Важно то, что это уже произошло. Единственно остается понятным – «Когда?» - страшная ночь после бала, ночь его крайнего унижения, где он столкнулся с непонятными и необоснованными причинами отчуждения его обществом, куда он был приглашен. Именно тогда, вернувшись к себе, домой, он впервые разглядел рядом с собой человека, внешне удивительно похожего на него:

«Все, чего опасался он и что предугадывал, совершилось теперь наяву. Дыхание его порвалось, голова закружилась. Незнакомец сидел перед ним, тоже в шинели и в шляпе, на его же постели, слегка улыбаясь, и, прищурясь немного, дружески кивал ему головою. Господин Голядкин хотел закричать, но не мог, - протестовать каким-нибудь образом, но сил не хватило. Волосы встали на голове его дыбом, и он присел без чувств на месте от ужаса. Господин Голядкин совершенно узнал своего ночного приятеля. Ночной приятель его был не кто иной, как он сам, - сам господин Голядкин, другой господин Голядкин, но совершенно такой же, как и он сам, - одним словом, что называется, двойник его во всех отношениях»

Теперь их двое. Голядкин – старший и Голядкин – младший. Как быть?

Голядкин – старший не растерялся. Ощущая силу своего второго «я», он первым же делом попытался расположить его к себе, сделать своим другом: приглашал к себе, делил с ним ужин и ночлег, старался быть учтивым и вежливым. Но Голядкину - младшему не это нужно… ему нужно гораздо больше – доминированная власть. Своим появлением, младший разрушал все, что олицетворяло старшего как целостного и полноценного человека. Постепенно, день за днем, он захватывал все жизненное пространство своего близнеца, он мучил и терзал его, вскрывал все потайные мысли и желания, выставлял напоказ всю черноту его души. Убежать? Скрыться? - Но куда? Это не возможно… Двойник был вездесущ. Полная противоположность Голядкину – старшему – подхалим и мерзкий пакостник, он умудрялся везде быть первым. В кругу друзей, знакомых, на службе он действовал четко и быстро, везде компрометируя и подставляя «настоящего».

А что же Голядкин – старший? Не в силах противостоять – он растворялся…

Повесть Достоевского "Двойник" - это раскрытая со всех сторон тема двух личностей в одном человеке, можно привести в пример повесть " Странная история доктора Джекила и мистера Хайда", где тоже освещена тема двойничества, но сквозь призму зарождающейся тогда научной фантастики. Думаю что и это произведения надо прочитать, поскольку интерес к этой теме всегда был есть и думаю что ещё будет долго. По стилистике и манере письма автор больше тяготеет к Гоголевским "Петербургским повестям", где Достоевский явно черпал вдохновение.
Фантастическое допущение здесь заключается в абсолютной противоположности мирному и осторожному господину Голядкину, который ощущал себя на своём месте но при этом был в некотором роде стеснен и очень долго сомневался прежде чем что-то сделать и где-то глубоко в мыслях он находил оправдание любому своему поступку. Но жизнь его перевернул Голядкин-младший - результат пережитого унижения оригинала. Личность, созданная глубоко в сознании но ожившая благодаря течению авторской мысли и по его велению.
В этой повести мы обнаруживаем очень детальное исследование и проникновение в глубины психологии русского человека, показывая нам всю подноготную нашего характера. Прозу Достоевского именно это и отличает - глубокое проникновение в суть человека.
Рекомендую к прочтению, ибо здесь можно найти много полезных и интересных тем и мотивов для дальнейшего изучения его библиографии. Это отличная повесть дающая начало многим большим работам автора. Рекомендую!

Пациент Достоевский и его мистер Хайд.

Каждый человек играет в своей жизни какую-нибудь роль. Может и неосознанно, ибо это в него заложено природой, или, если хотите, это в нем такое божественное стремление. Как бы там ни было, но это именно то, что заставляет каждого вставать рано утром и что-то делать. Или оставаться лежать и ничего не делать. Таким образом, некий Двойник есть у каждого, он бегает где-то на службе, улыбается кому-то, говорит разные слова, хотя на самом деле с удовольствием бы промолчал, послал всех подальше и ушел домой.

Тема, к которой обратился в своем произведении Достоевский, не раз уже поднималась в мировой литературе, хотя и в разных вариациях. Например, "Двойник" Сарамаго, где, правда, в качестве дублирования взята сторонняя сила. Или "Чужое лицо" Кобо Абэ, где равно тоже самое, роль стала вытеснять человека из собственной жизни, только автор пошел иным путем, что и неудивительно.

"Двойник" относится к раннему периоду творчества Федора Михайловича и для меня служит в основном дополнением к изучению его могучей личности. Сами по себе эти "Бедные люди" и "Двойник" особой ценности не несут, не произошло еще того, что, по моему убеждению, сыграло решающую роль в формировании Достоевского как творца - не пережил он еще казнь с последующей заменой на ссылку и не заболел еще эпилепсией. В ранних творениях без каких-либо проблем читается вся подноготная автора - в "Белых ночах" он живет влюбленностью и сидит летом дома в гордом одиночестве (это произведение мне нравится больше других), а далее, в "Бедных людях" и "Двойнике" у нас забитый службой чинуша.

Два эти произведения убивают своим языком, это непременное кудахтанье и топтание на одном месте прекрасно характеризует неуверенного в себе молодого человека, если отделить от писателя всю остальную его внушительную часть, то с этими ранними произведениями его бы ждало забвение. "Двойник" сам по себе мог посчитать великим произведением только тот, кто пишет в похожей манере.

Действительно, словесное движение без какого-либо прогресса напоминает процесс самоудовлетворения без надежды на какой-либо исход. Эта безысходность переливается в многократные повторения одних и тех же слов, которые должны отражать раболепие и скованность, на деле же отражают только истинную лоховатость. Почему все это должно выглядеть как некий мистический образ, понятия не имею. Здесь все вполне конкретно, Достоевский совсем не имел в виду то, о чем я писал в начале, о Двойнике в каждом человеке. Получилось у него это неосознанно, ну так давайте, еще что-нибудь сами придумаем и повесим это на многострадального Федора Михайловича.

Помните ту самую грубую шутку, когда человеку задают вопрос - каким он видит себя через несколько лет, а он отвечает, что представляет себя живущим в твоем доме и пинающим тебя в качестве слуги. Так вот, Достоевский в "Двойнике" достиг того самого состояния, когда его прекраснейшим образом можно выдать за мазохиста и передать на рассмотрение в святейший синод. Эта природа неестественного смирения пришла к нему еще более нелепым образом - через поклонение чинам и преклонение перед структурой.

И это тот самый Достоевский, который давление общества воспринимает как вызов, бунтует, идет и совершает назло обществу преступление. Чего там скрывать, именно поэтому я люблю Достоевского. Он нарисовал кучу правил для желающих, целый механизм поклонения церкви выработал, но в душе остался человеком свободным от оков. Ответы в его произведениях, где постоянно происходит нечто, что плевать хотело на принятые правила и приличия.

"Двойник" прекрасным образом показал отправную точку, тот порт, где Федор Михайлович помахал всем платочком и отбыл в неизвестном направлении. Он потом появится, возродится вновь, совсем не смиренным коленопреклоненным, хотя и с кучей терзаний. И может хорошо, что здесь он достиг такого раздражающего состояния, когда можно было забыть о том, что он когда-то делал неловкие пассажи в литературе вообще.

В результате, "Двойник" уже исключительно для историков-летописцев великого автора, кому не дает покоя его изначальная природа, но если кто-то там не обнаружит для себя ничего ценного, то нечего и удивляться.