Мысленно он всегда звал море la mar, как зовут его по-испански люди, которые его любят. Порою те, кто его любит, говорят о нем дурно, но всегда как о женщине, в женском роде. Рыбаки помоложе, из тех, кто пользуется буями вместо поплавков для своих снастей и ходит на моторных лодках, купленных в те дни, когда акулья печенка была в большой цене, называют море el mar, то есть в мужском роде. Они говорят о нем как о пространстве, как о сопернике, а порою даже как о враге. Старик же постоянно думал о море как о женщине, которая дарит великие милости или отказывает в них, а если и позволяет себе необдуманные или недобрые поступки, – что поделаешь, такова уж ее природа. «Луна волнует море, как женщину», – думал старик.
Луна волнует море, как женщину.
Он почувствовал, как приятно, когда есть с кем поговорить, кроме самого себя и моря.
Нельзя, чтобы в старости человек оставался один, думал он. Однако это неизбежно.
Постель - мой друг. Вот именно, обыкновенная постель. Лечь в постель - это великое дело.
"А мой будильник-старость"
Если кого-нибудь любишь, его не грешно убить. А может быть, наоборот, еще более грешно?
— Ты устал, старик, — сказал он. — Душа у тебя устала.
А как легко становится, когда ты побеждён...Я и не знал, что это так легко...
"Сначала просишь в долг, потом просишь милостыню..."
"Глупо терять надежду,-думал он. -К тому же, кажется, это грех"
Человек - это не бог весть что рядом с замечательными зверями и птицами.
"Два раза ничего не повторяется"
Я почему-то не люблю, когда меня будит кто-то другой.Как будто я хуже его.
Постель - мой друг. Вот именно, обыкновенная постель. Лечь в постель - это великое дело.
"Всё у него было старое, кроме глаз, а глаза были цветом похожи на море, весёлые глаза человека, который не сдаётся."
Нельзя, чтобы в старости человек оставался один.
"Хотел бы я купить себе немножко счастья, если его где-нибудь продают"
Отчего старики так рано просыпаются? Неужели для того, чтобы продлить себе хотя бы этот день?
... человек не для того создан, чтобы терпеть поражения... Человека можно уничтожить, но его нельзя победить.
Пусть она думает обо мне лучше, чем я на самом деле, и я тогда буду и в самом деле лучше.
Но в темноте не было видно ни огней, ни зарева – были только ветер да надутый им парус, и ему вдруг показалось, что он уже умер. Он сложил руки вместе и почувствовал свои ладони. Они не были мертвы, и он мог вызвать боль, а значит, и жизнь, просто сжимая и разжимая их. Он прислонился к корме и понял, что жив. Об этом ему сказали его плечи.
— Но человек не для того создан, чтобы терпеть поражения, — сказал он. — Человека можно уничтожить, но его нельзя победить.