Рецензии на книгу «Игра в классики» Хулио Кортасар

1. Постоянные споры со всеми и обо всем, даже с собой, даже с окружающим миром. (12)

2. Когда самокопание становится единственно возможным занятием,когда зацикливаешься над любым событием жизни даже абсолютно ничтожным пытаясь, привязать его к проблемам мироздания. (6)

3. Слишком уж он эгоистичен, слишком зациклен на самом себе, слишком малозначимы для него проблемы окружающих. (8)

4. Книга хорошая, книга вкусная и книга странная. (9)

5. Непонятна тяга героев к выпендрежу, к словесной полемике ради нее самой. (1)

6. Теряется связь с реальностью, временем и привычным ходом вещей. (13)

7. Когда нет определенной цели в жизни, а голова забита массой никому не нужной философской дребедени. (2)

8. Одно можно сказать точно - книга стоит того чтобы ее прочитали. (10)

9. Читая ее проникаешься вселенской ленью, тоской богемы по непойми чему и непойми зачем. (5)

10. Хотя бы из-за необычного стиля написания.

11. Сколько же проблем способен доставить себе человек когда ему нечем заняться. (7)

12. Главный герой возможно и глубоко несчастный человек, но почему-то не вызывает сочувствия, скорее сочувствие вызывают люди его окружающие. (3)

13. Так и прыгает человек по жизни как в детской игре...(4)

Эту рецензию нужно читать, начиная с 11 предложения, в особом порядке: в конце каждого предложения в скобках указан номер следующего. Если же случится забыть и перепутать порядок, достаточно справиться по приведенной таблице:

11,7,2,6,13,4,9,5,1,12,3,8,10

Что снилось нашим мудрецам?

Проще всего было бы ничего не писать про этот роман Кортасара, потому что любого сказанного всегда недостаточно, а если писать серьёзную большую статью и по-хорошему разбирать каждую сказанную букву, то магия неизбежно разрушится, если она, конечно, есть, в чём многие сомневаются. Или пойти по ложной очевидной дорожке - написать простенький отзыв, перемежаемые псевдофилософскими размышлениями о тщете всего сущего, о пирогах и котятах, о зелёной траве и небе голубом, о песне, которую ты слышал, когда тебе было 12 с половиной лет, о странной старушке, которую ты видел в супермаркете, потом нарезать всю эту болтологию на кусочки, пронумеровать, хаотично раскидать по полотну текста, составить путеводитель и радоваться тому, какой ты небанальный и молодец, хотя это очевидно не так, потому что строить мандалу по образу и подобию чужой игрушки — это заведомый проигрыш, один-ноль в пользу Жюля Флоренсио (может ли не жулить Жюль, не цвести Флоренсио, не идти вслепую в страну мёртвых Орасио, напялив разные носки и повернув не в ту сторону?)

Не буду делать себе просто, но и вам тоже не буду, поэтому просто соберу разрозненный ворох мыслей и вывалю сюда в кучу, на барахолку, а вы выбирайте то, что вам надо или нравится, или просто любуйтесь, или брезгливо отворачивайтесь и убегайте, вдруг я вас обсчитаю и напущу блох, но зачем вы тогда вообще сюда пришли, не нравится не читайте, все фломастеры разные, не кидайте помидорными тапками, мыши кололись, ключ, замок, язык, да будет так.

Первая мысль - конечно, название романа, которое из первоначальной "Мандалы" выросло в "Игру в классики", одна залипучая вещь сменилась другим, впрочем, их обоих роднит символическая сущность, отсутствие центра и бесконечное стремление уйти отсюда туда, не знаю куда, являясь тем, не знаю кем. Не знаю, сможешь ли ты попасть на небо, прыгая по расчерченным на асфальте клеточкам или квадратикам текста, или рассматривая узоры мандалы, тщетно пытаясь выяснить, что скрывается у неё внутри, может быть, и изначально этот поход не задумывался, как возможный, а важна только мечта о походе, голая его идея. Кто читает "Игру в классики" по-нормальному, то есть по путеводной ниточке лабиринта, тот знает, что нельзя закончить читать этот роман, только прервать, а конца у него нет, в конце спираль, которая затягивает тебя вглубь, заставляя блуждать по кругу.

Вторая мысль - как читать. Однозначный ответ: по карте. Совершенно не понимаю, зачем читать последовательно, а потом второй раз, это как сухое мясо без приправ и соуса, только для тех, кто любит голый сюжет и бежать по нему как можно быстрее. Сразу скажу для тех, кто не читал и сомневается - в "лабиринтном" прохождении романа главы основной части идут в том же порядке ,вы ничего не потеряете, просто между ними будут вставки разной мишуры, стеклянных шариков, перьев, цитат и прочей полумагической словесной трухи, которой так легко восхитить любителей клетчатых пледов в худшем смысле этого образа. Прочитать роман без этой одёжки - как секс на первом свидании, где же игра и прелюдия, путь слабаков, которые бросят книжку-любовницу сразу же и поставят галочку напротив соответствующего пункта в списке маст рид.

Третья мысль - непонятки по поводу Маги и Орасио, точнее, по поводу читательского восприятия их. Почему, ну почему же, почему так хотят читатели скрестить автора и какой-либо персонаж, почему мучительно зудит их афедрон, если они не найдут какое-нибудь существо, которое можно ассоциировать с автором? Эту парочку (да и остальные характеры) даже на себя не стоит надевать, они не для этого, и автор откровенно над ними посмеивается, показывая, что никакие они не живые люди из плоти и крови, а только тени в этом ворохе образов, из тумана пришли и в мутную синь канут. Но нет, что-то берёт верх над читателем, и вот появляются мутноглазые томные Орасио, которые заворачивают себя в кокон музыкальных композиций и антураж тонких нервных пальцев с сигаретой и ничегонеделанья, потому что так ты якобы стремишься проникнуть в суть вещей и не от мира сего читай в белом плаще стоишь красивый непонятый. И Маги, вечные Маги, которые пытаются найти магию в узорах, мелодиях, прогулках и волшебности обыденной жизни, которые тщетно перебирают в пальцах засохшие листья и надевают шарфы Мэри Поппинс, но вместо звенящего волшебства получают лишь лёгкую нарочитую долбанцу себе в карму.

Четвёртая мысль - ведь Орасио и Мага являют собой две полярности, одна из которых умеет в реальный мир и легко скачет по его обветренному скелету, оставляя после себя наивный детский восторг, вторая ограждает себя искусственными тяжеловесными заборами идей, мыслей, названий, определений. Моцарт и Сальери обыденной жизни, обе крайности губительны, нежизнеспособны, как тухловаты и все их разной степени кособокости двойники и парные союзники, так щедро раскиданные по невнятной карте персонажей текста.

Пятая мысль - эти классики ведут нас вовсе не на небо, а в какое-то адское место. Судите сами: цирк, сумасшедший дом, морг, вот так небесные ступеньки. Единственное, что радует, что Орасио никогда до конца не дойдет, и мы не дойдем, и никто не дойдет, потому что это всего лишь книга, тень тени тени.

Заметки о читаемом в телеграме

Как же нас испортила массовая легкодоступная литература...
Как же легко и быстро она превратила нас в пассивного читателя...
Как же сложно переходить из этого статуса в статус читателя-сообщника, соучастника творческого процесса..
Нет-нет, я не обо всех - я о себе.
А ведь когда-то я с удовольствием и с пониманием читала Кафку, Камю, Сартра и других.
Теперь же - тяжело. Необходимо продираться сквозь аллюзии, параллели, реминисценции, непонятные слова, необычные образы.
Тяжело.
Но замечательно!!!

Эта книга, конечно, не для одноразового прочтения. Да и не выпустить ее из рук:) Уже несколько дней, как, прочитав последнюю страницу, я каждый день ее тискаю, листаю, читаю, перечитываю...:)

«Многие полагают, будто любовь состоит в том, чтобы выбрать женщину и жениться на ней. И выбирают, клянусь тебе, сам видел. Разве можно выбирать в любви, разве любовь – это не молния, которая поражает тебя вдруг, пригвождает к земле посреди двора. Вы скажете, что потому‑то‑и‑выбирают‑что‑любят, а я думаю, что борот‑нао‑. Беатриче не выбирают, Джульетту не выбирают. Не выбирают же ливень, который обрушивается на головы выходящих из концертного зала и вмиг промачивает их до нитки.»

"..Любовь моя, я тоскую по тебе, болит каждая клеточка,а когда дышу,болит горло,ведь я вдыхаю пустоту, и она заполняет мне грудь,потому что там уже нет тебя..."

"И так естественно было выйти на улицу, подняться по ступеням моста, войти в его узкий, выгнутый над водою пролет и подойти к Маге, а она улыбнется, ничуть не удивясь, потому что, как и я, убеждена, что нечаянная встреча - самое чаянное в жизни и что заранее договариваются о встрече лишь те, кто может писать друг другу письма только на линованной бумаге, а зубную пасту из тюбика выжимает аккуратно, с самого дна."

"Я думаю о забытых движениях, о многочисленных жестах и словах наших дедов, постепенно утрачиваемых, которые мы не наследуем, и они, один за другим, опадают с дерева времени. Сегодня вечером я нашел на столе свечу, играючи зажег ее и вышел в коридор. Движением воздуха ее чуть было не задуло, и я увидел, как моя левая рука сама поднялась и ладонь согнулась, живой ширмочкой прикрывая пламя от ветра. Огонек снова сторожко выпрямился, а я подумал, что этот жест когда-то был у всех нас (я так и подумал у нас, я правильно подумал или правильно почувствовал), он был нашим жестом тысячи лет, на протяжении всей Эпохи Огня, пока ему на смену не пришло электричество. Я представил себе и другие жесты: как женщины приподнимали край юбки или как мужчины хватались за эфес шпаги. Словно утраченные слова детства, которые старики в последний раз слышат, умирая. Теперь у меня в доме не слышно слов: “камфарный комод”, “треножник”. Это ушло, как уходит музыка того или иного времени, как ушли вальсы двадцатых годов или польки, приводившие в умиление наших бабушек и дедов.
Я думаю о вещах: о шкатулках, о предметах домашней утвари, что объявляются иногда в сараях, на кухнях, в потайных уголках и назначения которых уже никто не способен объяснить. Какое тщеславие полагать, будто мы понимаем, что делает время: оно хоронит своих мертвых и стережет ключи. И только в снах, только в поэзии и игре случается такое: зажжешь свечу, пройдешь с ней по коридору — и вдруг заглянешь в то, чем мы были раньше, до того как стали тем, чем, неизвестно еще, стали ли."

Если стараться воспринимать всё слишком всерьёз и непременно понять всё-всё и до конца, "Игра в классики" неминуемо станет для вас игрой в ящик.

Нет, ну а что, учитывая всевозможные комбинации вставных глав и допустимость абсолютно любого порядка чтения, кто знает, когда именно из разрозненных кусочков пазла сложится цельная картинка. Тем более, что искать таинственные смыслы и значения кортасаровскому читателю-соучастнику следует именно в них, за фасадом сюжета, как и завещал автор. Коротко говоря, вставные главы нужны вот для чего: во-первых, под видом мореллианы Кортасар потихоньку излагает свой взгляд на литературу и даже дает неприкрытые советы по чтению. Во-вторых, ряд эпизодов из прошлой жизни персонажей помогают лучше понять их мотивы и замыслы, эти главы структурно не сильно отличаются от основного нарратива и в конец вынесены, как мне кажется, только ради пущей эффектности. В-третьих, та самая эффектность, позволяющая добиться ощущения "рваного" монтажа, прыжков по расчерченным мелом клеткам. Одновременно автор в самые напряженные эмоционально моменты сюжета сбивает накал страстей, дает читателю передохнуть и заодно подойти к делу непредвзято, слегка остыть и остеречься поспешных суждений. Характерным примером этого подхода является отзеркаленный вариант финального диалога Талиты и Тревелера, заменяющий в hopscotching plot 55-ю главу. Преследуя некие свои цели, автор щедро разбавляет один из самых драматичных моментов "линейного" романа доброй порцией абсурдизма, как бы указывая, что всё это понарошку, а герои и сами недалеко ушли от психов, которые где-то тут же, по соседству. Ну и множество цитат, конечно, в них автор мог спрятать (или сделать вид, что спрятал) вообще что угодно.

Больше мне не хочется говорить о главах с других сторон, потому как я, видите ли, то, что автор ласково называет читатель-самка. Линейный сюжет и внятное развитие персонажей мне как-то милее. Мне даже кажется, что линейное прочтение первым способом разумнее, и вставные главы ничего по существу не добавляют. Всё то же изысканно-вычурное, утопающее во множестве отсылок и реминисценций повествование, ровно тот же рефлексирующий интеллигент Оливейра в центре кадра крупным планом, алкоголь, сигареты, мате, секс, дождь, джаз и блюз, ночные споры о литературе до одури под древнюю запиленную пластинку. Что бы там Кортасар не говорил о внешней красивости и отделанности текста, это у него получается как раз очень хорошо. Интересны и центральные персонажи, великовозрастные раздолбаи, которым уже третий десяток как шестнадцать лет. Наиболее понятной кажется Мага, которая не сумела пережить связанную с изнасилованием психологическую травму. Тревелер же и особенно Оливейра кажутся скорее жалкими и смешными в этой своей апатичной бездеятельности. Последний и вовсе пытается подвести под свой ничем не оправданный страх перед миром некий философский базис буддистского толка о недеянии. Ближе к финалу, когда Оливейра окончательно сходит с ума, появляется очень характерная тема кокона из ниток, который он мастерит себе в палате. Герой стремится во что бы то ни стало отгородиться от мира, не осознавая, что и сам является его частью. Может даже возникнуть ложное впечатление значительности Орасио, глубины его трагедии, но на самом деле это всего-навсего банальные ошибки заурядного человека, помноженные на кризис среднего возраста. Весь роман Оливейра убегает от вопроса "зачем всё это?", в процессе пропуская второпях несколько вполне себе ответов, а затем, будучи прижат к стенке, не находит иного выхода, кроме выхода в окно. Поступок мальчика, но не мужа. В финале "линейной" схемы герой предстаёт фигурой скорее трагикомической, смерть сглаживает и отчасти извиняет очевидные глупости, которые натворил Орасио. Авторский же метод "прыжков по клеткам" явно расставляет акценты в пользу комической фигуры нелепого неудачника, который даже убиться о стену как следует не может.

В итоге на мой непритязательный вкус читателя-самки бесспорно хороша разве что ночь смерти Рокамадура, клуб змеи и сопутствующий алкогольно-джазовый угар. Линия Морелли и прыжок Оливейры в небо кажутся мне пока чересчур надуманными я умышленно переусложненными. Возможно, стоит как-нибудь вернуться к роману, но не раньше, чем лет через двадцать. Как знать, может и у меня получится стать соучастником Кортасара.

Прочитано в рамках игры "Долгая прогулка", июль, команда "Тюлени любви"

Хулио, Хулио…

Хорошие книги для любого человека на самый изврапритязательный вкус. Если ты девушка и хочешь романтики, если ты интеллектуал и ищешь с кем бы подумать, если ты пьешь водку и не с кем, если ты принадлежишь древнейшей профессии, но не находишь адекватных книг. Адюльтеры, шизофрении, фрилав и гангстабрэйн тебя зовут, в общем, пойдем, поиграем в классики.

Чем роман меня зацепил? Собственно, всем. Как в моем мозгу выглядел процесс написания книги Кортасаром? Ну вот, написал хорошую книгу, но этого мало, надо бы чего-нибудь добавить. Хм. А пусть будут еще разные рассуждения, я ведь чувак умный, людям приятно будет почитать умную прозу. Готово. 130 глав есть, но… О, добавлю цитат и песен. Балин, я ведь обожаю джаз, перепишу немного. Тааак, 155 глав. Апчхи. Да вашу…., да это же полный…., да почему этот ….. случился со мной… да эти ….. главы не пронумерованы, а пошло это все на …. Так пусть будет. Маленькая зарисовка закончилась. Таким образом, современный читатель имеет счастье продираться через дебри повествования, которое раскидано и терпит изменения на протяжении 655 серий 155 глав. Но это круто. Без сомнений. Во-первых, эта книга не позволит читателям забыть о бумажных изданиях, надо объяснять, насколько удобно листать электронную книгу? Во-вторых, у читателя есть выбор. Ведь книга в книге в книге в книге, позволяет читать то, что хочешь. Первые 56 сюжетных глав, вторую версию – перемежающуюся, придумать свою, мне, например, приглянулся джаз.

Идем далее. А, кстати, о сюжете не скажу ни слова, ибо это вторично. Оформление. Вот, что добивает читателя. Неграмотная речь, чередование сюжетных линий в главе (строки, строки, а не просто сюжетные линии), цитаты, песни, пляски, поток сознания, и никакого магического реализма. Я сразу рассыплюсь в своих обманутых надеждах. Главе на, эээ, ближе к концу, в общем, мне стало понятно, что автор подкачал, ведь самого главного он не сделал. Да, товарищи, не было рекурсии. Смекаете? С таким порядком глав и не сделать рекурсию. Я такой крутой, нашел недоработку автора. Трагично замолкаю, и просто, как факт привожу 131-58-131. Ну, Кортасар, ай да, аргентинского торгового представителя сын.

Стебай не стебай, а серьезно поговорить о произведении нужно. Не магический реализм. Кортасар не Маркес. Его магичность проявилась в самом произведении не в тексте. Книга насыщенна различными художественными приемами. Такая, знаете ли, вкусная солянка от литературного мира. Без шуток. Радует глаз и веселит мозг такое высококачественное и сложно-воспринимаемое произведение. [Поэтому, если прочитали, погладьте себя по головке, вы молодцы, как и я].

Кто-то же сказал, что лучшая книга говорит тебе то, что ты и так уже знаешь. Поэтому книги могут очень сильно влиять на человека. Скажи мне то, что я уже знаю, и я буду применять это еще больше. Многие мысли Кортасара были и моими мыслями, а значит его цитаты, прекрасные цитаты, не открыли мне новый мир, но разложили по полочкам мой. Поэтому, Хулио, вы великий и великолепный автор. Можно биться в восторгах, сарказмах и почитаниях, но для меня лучший показатель книги – это, когда ты закончил чтение и всё, что ты можешь сказать [рецензия не считается] это ничего, только степенно поаплодировать автору, ибо гениально.

Кортасар великолепен.

Кортасар упоителен, прекрасен и невероятно молод. Я не знаю, в каком возрасте он написал «Игру в классики» и не верю, что его Оливейра, Мага, Тревелер, Талита и все остальные уже зрелые мужчины и женщины, хотя намеки проскакивают в тексте – они все ослепительно молоды, бездонны и прекрасны. Как латиноамериканская литература.

Его мир, эта бесконечная игра – какой терпкий, какой джазовый мир, сцепленный черными нитями, все во всем.
Его люди, невероятно живые, безумно обаятельные игроки в жизнь. Как они обращаются со словами, как плутают в именах литературы, как слушают музыку.

Жизнь как обстоятельство места, времени и действия; Рокамадур – что за имя для крохотного младенца, всегда Рокамадур, не ласкательно, только так, раскатисто, с агрессивными «р» и в четыре слога, нелепое имя. Этот ребенок пока не человек – поскольку не игрок, для всех он обстоятельство. Кроме матери, кроме Маги – в письме Маги Рокамадуру Оливейра увидел письмо себе самому – потому что его игра должна сводиться к нему самому и только.

И в подобными переливами смыслов можно бесконечно упиваться – игра в жизнь, игра в текст, игра в классики.

Из предложенных Кортасаром способов чтения его романа я, конечно, выбрала второй – как же не броситься в нору за Белым кроликом. И пожалела: нужно было читать дважды, сначала залпом, махом, жадно, а потом еще раз – медленно, разбирая все полутона, полунамеки, полуулыбки, что в «Необязательных главах», которые с первого раза порой распробовать не успеваешь, торопясь, захлебываясь.

С другой стороны – это выбор между смертью и безумием, и я, получается, выбрала безумие, выбрала путать черными нитями страницы, выбрала прыгать с клетки на клетку классиков, в конце концов, все мы безумцы, все мы, кто гладит мертвого голубя, все, кто требует смерти собаки, все, кто пишет письма младенцу, все, кто видит домогательства потому, что очень хочется, чтобы они были, все, кто выпрямляет гвозди, все, кто путает страницы своего романа.
Выбор подтверждаю.

Знаете, я никогда не отрицала, что книги можно делить на разные типы: книги-учителя, книги-друзья, книги-лекарства. Но никогда бы не подумала, что встречу книгу-паразита. "Игра в классики" стала для меня именно такой - книгой-паразитом, которая внезапно пробралась в мою жизнь, но которая только брала и ничего не давала взамен. И, как ни странно, мне это понравилось.

Эта книга-кровосос меня засосала. Есть книги, которые совпадают с твоим настроением. Эта же книга заставила меня изменить свое настроение под нее. Таким образом, я ее прожила. Да-да, недели я жила вместе с Орасио, вдохновлялась его мыслями и его жизнью в тесных квартирах Парижа, а после на жарких улицах Буэнос-Айреса. Погружалась в метафизические реки вместе с Магой и мы вместе плавали свободно на их поверхности, не умея, однако, помочь Оливейре, который все тонул и тонул, не в силах осознать, что, чтобы держаться на плаву не надо в этой реке ничего искать, но как же ему без поиска?

Орасио - умный, начитанный молодой человек, который переспорит любого спорящего и переговорит любого в любой дискуссии. Но проблема в том, что он не умеет правильно использовать свои знания в жизни, а точнее так: из книг он почерпнул столько "идеальных" взглядов, что просто не может ужиться с ними, знания ему мешают - оставаясь интеллектуалом, он не может оставаться другом, любовником, да и просто хорошим человеком. Как точно с этой точки зрения подметила Мага:

-Считаешь, я настолько слеп?
-Наоборот, тебе бы на пользу быть чуточку слепым.

Нужен ли поиск? Не видел ли автор идеал в Маге, которая не понимает сложных книжек с умными непонятными словами, книжек, которые постоянно сует ей Орасио, но которая тем не менее далеко не глупа, а просто чувственное и житейское в ней первичнее интеллектуального? И разве не комично выглядит Клуб, а вместе с ним и Орасио, который словно находится над ним (Клубом), но в то же время в нем самом? Я не знаю. Картасар не дает ответов, он вообще не определяет никаких позиций. Смею написать, что литература постмодернизма, если я вообще понимаю в литературе постмодернизма хоть что-то - это та стадия, когда художник уже не хочет искать смысла в хаотичном порядке вещей, когда сам поиск смысла настолько абсурден, что серьезно говорить о нем уже невозможно. Единственный выход - играть с этим хаосом, что и делает Кортасар.

Отсюда и символ классиков. Роман вообще во всех смыслах пропитан идеей классиков: во-первых, в техническом плане - не есть ли классики сам постмодернизм, который изначально представляет собой игру с читателем? Во-вторых, герои книги, играющие в классики, в очередной раз подчеркивают то, что было сказано Кортасаром из уст Орасио: герои до сих пор не повзрослели, они до сих пор дети, играющие друг с другом, но через миг готовые впиться друг другу в волосы.

Однако, из темы классиков выходит другая, не менее важная, тема: тема порядка и хаоса. Орасио желает порядка, но как ни странно, его жизнь беспорядочна и беспутна в хаотичной смене мест жилья, любовниц, друзей и пр. Суть в том, что героя не устраивает существующий в мире порядок, в нем он видит лишь иллюзию, обман. Так не значит ли, что в своем хаотичном существовании Орасио и видит истинный порядок? Честно, это еще один вопрос в этой книге, на который я не знаю ответа. Хаос заполняет эту книгу. Хаос находится в повествовании, что нам только доказывает непоследовательность глав. Даже импровизированный джаз, который слушают Рональд и Бэпс, представляет собой хаос, отвергая все правила и законы построения мелодий.

Да уж, "Игра в классики", определенно, книга-паразит. Она втянула меня в мерзкую пучину неудач и бед, меня окружали воистину мерзкие люди, но окружали они меня настолько долго, что я начала их любить. Эта книга не дала мне ответов, а только смеялась надо мной и высасывала из меня все соки, пока я пыталась эти ответы найти. Но, воистину, это прекрасная книга. Хотя бы потому, что заставила меня прожить такую мерзкую и грязную с моральной точки зрения жизнь, но жизнь прекрасную с точки зрения хозяина книги-паразита.

С этой стороны (читательская рефлексия)

«Да, но кто исцелит нас от глухого огня, от огня, что не имеет цвета, что вырывается под вечер на улице Юшетт из съеденных временем подъездов и маленьких прихожих, от огня, что не имеет облика, что лижет камни и подстерегает в дверных проемах, как нам быть, как отмываться от его сладких ожогов, которые не проходят, а живут в нас, сливаясь со временем и воспоминаниями, со всем тем, что прилипает к нам и удерживает нас здесь, что больно и сладостно горит в нас, пока мы не окаменеем».

Эти строки обладают для меня какой-то неодолимой притягательностью. Я читаю их и понимаю, что пропала, что сейчас я снова полечу на свет и буду биться в пламени, из которого нет выхода. Я читала «Игру в классики» столько раз, что уже сбилась со счета сколько, но неизменно попадаю в ее плен с первых же строк. Книга-перевертыш, книга-зеркало, книга-мандала. Она может прикинуться историей любви и разлуки, поэмой одиночества, сборником абсурдов или романом идей. И можно оплакивать Магу, спорить с Орасио, или боготворить его, или считать инфантильным (занялся-бы-лучше-делом-вместо-того-чтобы-рефлексировать). Все зависит от угла зрения. Можно прочитать роман о Париже и клубе интеллектуалов-иммигрантов, или прийти к выводу, что в Буэнос-Айресе живут одни сумасшедшие, или заняться расшифровкой «Мореллианы» – и я это проходила. Но так ли это важно, че, что ты нашел в этой вздорной (бесподобной?) книжке, если она тебе нравится, если ты готов упиваться этими словами бесконечно. А если не нравится, то лучше бросить ее немедленно и съесть вместо этого что-нибудь питательное. Пончик с матэ, например.

По ту сторону (горячий привет Орасио Оливейре)

«Вы, разбойники, посягнувшие на вечность, воронка, засасывающая небеса, сторожевые псы господа бога, нефевибаты. Хорошо еще, нашелся образованный человек и может вас всех назвать своими именами. Космические скоты».

Сколько бы мы ни стремились выйти за свои пределы, мы всегда вместо этого сходим на нет, потому что сама идея предела является ограничителем. Мы задыхаемся в своей человечности, мы хотим швырнуть ее кому-то в лицо, но не находим его, этого гипотетического кого-то. И тогда мы кричим – все это блеф, вся эта ваша белиберда с вечностями, а истинно только это тело, не помнящее себя. Орасио грезит о единстве, но не может вырваться из этих бесконечных дихотомий, которые не дают объединить сон и явь в едином жесте.

«Похоже, его специальность – пропащие дела. Сперва дать делу пропасть, сперва потерять, а потом нестись искать как сумасшедший».

Со всех сторон (абсурдистская хрень)

– Абсурд – это то, что не выглядит абсурдом, – сказал Оливейра загадочно. – Абсурд в том, что ты выходишь утром за дверь и находишь у порога бутылку молока – и ты совершенно спокоен, потому что вчера было то же самое и то же самое будет завтра. Абсурд – в этом застое, в этом «да будет так», в подозрительной нехватке исключений из правил.

Почему застрелился Сеймур Гласс, почему сошел с ума князь Мышкин, почему Орасио Оливейра должен выйти из окна или... Или что? Что... ничто... нечто... Территория. Территория спокойствия, территория ежедневного абсурда, территория человечности. Такое теплое домашнее слово – че-ло-веч-ность. А если так: ЧЕЛО-ВЕЧНОСТЬ? Вечность, бьющая челом человеку, нагородившему метафизический огород, где на грядках растет капуста идеализма и брюква материализма, а если приглядеться...

Вывеска... кровью налитые буквы
Гласят: "Зеленная",- знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы

Мёртвые головы продают.

Николай Гумилев «Заблудившийся трамвай»

Все валю в одну кучу? Да, и валю. Сэлинджер, Достоевский, Кортасар, Гумилев – кто следующий? А ведь она и есть одна, эта куча, и только люди хватаются за спасительные ярлыки и везде прибивают таблички. Для ясности. Здесь реализм, здесь абсурд, это влияние восточных учений, а в этом месте явно Федор Михайлович переночевал.

«Тут она заметила, что под столом лежит ларчик, тоже стеклянный. Алиса открыла его – и там оказался пирожок, на котором изюминками была выложена красивая надпись: "СЪЕШЬ МЕНЯ!"»

Льюис Кэррол «Алиса в стране чудес»

О, добро пожаловать, мистер Кэррол, и вы в моей голове и в, так сказать, нашем безразмерном информационном поле! Бесконечность комбинаций – на выходе всегда новый продукт, и чем больше туда закладываешь, тем выше порядок емкости пространства вариантов. И на выходе уже ПРОДУКТ ПРОДУКТОВ, а, по сути, ноль нолей. Ведь ноль равенъ БЕСКОНЕЧНОСТИ, и мы вольны делать с ним, что угодно: съесть, выпить, приложить в качестве припарки. Не возбраняется – это еще один камень в вавилонскую башню тщеты (но каков слог!).

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать -
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять

Осуждены идти все мимо, мимо.

Николай Гумилев «Шестое чувство»

Простите мне, люблю я Гумилева. Что вы сказали? Или это не вы? Кто здесь пропищал: «Не пей, козленочком станешь». Коз-ле-ноч-ком. Метафизическим жертвенным козликом, сереньким, разумеется. И как только занесут они над тобой руку (...как только занесешь ты над ним(и) руку...),  вдруг увидишь глаза, твои собственные глаза, вписанные в овал зеркала.

«Помню, это было воскресенье. Моя сестренка, тогда совсем еще маленькая, пила молоко, и вдруг я понял, что она — Бог, и молоко — Бог, и все, что она делала, это переливала одного Бога в другого, вы меня понимаете»?

Дж. Сэлинджер «Тедди».

А ты заблудился, Орасио Оливейра, ты так и не смог принять свою человечность и, ощущая абсурд этого мира, где каждый день у порога ты находишь бутылку, до краев полную Бога, ты не мог просто опрокинуть его в себя вместо того, чтобы топиться в метафизических реках.

– «Метафизические реки – повсюду, за ними не надо ходить далеко. А уж если кому и топиться, то мне, глупышка. Но одно обещаю: в последний миг я вспомню тебя, дорогая моя, чтобы стало еще горше. Ну чем не дешевый романчик в цветной обложке».

И еще

«... лучше всего, пожалуй, не мудрствуя лукаво, чуть наклониться вниз и дать себе уйти – хлоп! И конец»

Самоубийство разума. Разве только...

– «Смерть псу, – сказал Восемнадцатый».

Рецензия на книгу Хулио Кортасара "Игра в классики" - www.ostrel.ru

Дочитывать книгу я не стану.

И вот почему.

1. Мне неинтересны рассуждения да и сама история любви главного героя. Она скучная, затянутая, пафосная, нарочито напиханная якобы философскими рассуждениями о вечном и непознанном.

Потом, забравшись в кафе, они подробнейшим образом восстанавливали весь путь и каждый свой неожиданный поворот, пытаясь объяснить его телепатией, но всякий раз терпели в этом неудачу, однако они находили друг друга в лабиринте улиц, почти всегда встречались и смеялись как сумасшедшие, уверовав, что обладают некоей могущественной силой.

2. Я прочла половину книги «По эту сторону», половину «По ту сторону» и как-то не заметила не принципиальной разницы, ни чего-то необычного в плане подачи или каких-то там глубинных смыслов, коих там вроде как тьма (одно название книги намекает на игру и с текстом, и с читателем).

Маятник продолжает свое невинное качание, и я снова погружаюсь в несущие успокоение понятия: пустяковая фигурка, трансцендентный роман, героическая смерть. Я расставляю их по порядку, от малого к большому: фигурка, роман, героизм. Думаю о иерархии ценностей, так превосходно исследованных Ортегой, Шелером: эстетическое, этическое, религиозное. Религиозное, эстетическое, этическое. Этическое, религиозное, эстетическое. Фигурка, роман. Смерть, фигурка. Мага щекочет меня языком. Рокамадур, этика, фигурка, Мага. Язык, щекотка, этика.

3. Я не хочу возиться с поисками отсылок в огромном пласте словоблудия (возможно, это интересно филологам, у которых за плечами багаж из книг и они попищат в стиле «Вауваувау, я понял!»). Мне это неинтересно. Хотя даже не так. Мне жалко терять столько времени на прочтение, когда еще столько непрочитанных ХОРОШИХ книг.

Сириец после всего, как известно, возмутительно расхвалил Марфу. Ты дашь битву, Арджуна?

4. Магический реализм, интертекст, посмодернизм, плюраизм, игрища с диалектикой (хотя мне показалось, что автор набрался по верхам определений и под них подстраивал мысли героя, путаясь постоянно в правильной их интерпретации и путая, соответственно, в них читателя), философия, психология - это лишь малая часть того, что я успела заметить в данном произведении. И сочетание всего этого в одном флаконе не только вызывает рвоту, но попахивает чем-то высокомерным, аристократическим - литературным снобизмом иначе говоря.

Наша возможная правда должна быть выдумкой, другими словами, литературой, беллетристикой, эссеистикой, романистикой, эквилибристикой – всеми истиками на свете. Ценности – истики, святость – истика, общество – истика, любовь – самая что ни есть истика, красота – истика из истик.

Короче!

Книга отстой :)

Всем бобра!

Хулио, хулио ты пишешь такую ерунду???

А пока Кортасар придумывает оправдания, обоснуем свою точку зрения. Ведь каждую гипотезу нужно подкреплять фактами. Ну вы знаете, как они любят голословные утверждения, основанные лишь на личной неприязни. Упрутся лбом и стоят на своём, вместо того чтобы логически, последовательно, с полной объективностью доказать свою правоту. Или как начнут рассусоливать, тянуть кота за хвост, что хочется пропустить все эти пространные рассуждения и перейти к сути. Но я - не они, я себе такого не позволяю! Учитывая все "за" и "против", уделяя внимание мельчайшим деталям, я являю миру идеальные образцы рецензий, полученных в результате скрупулёзного анализа произведений. Узри же, читатель, новое чудо рецензентного мастерства:

"Игра в классики" - плохая книга.

Окей, если сказать о книге чуть больше, то я не почтальон. В смысле, не впечатлён. Вы щас лифчик, если поняли хотя бы треть кортасаровских метафор, реминисценций, аллюзий, которые ровным строевым шагом прошли мимо меня. Мой детектор сюжета ни разу не пикнул за всю неделю чтения, а счётчик Дерьмейгера, наоборот, часто зашкаливал. В книге тысячи миллионов миллиардов (в общей сложности 7-8) поистине интересных, познавательных, глубокомысленных глав, от которых можно получить удовольствие в области головного мозга. Остальные главы вполне сносные. На помойку сносные.

Окей-окей, автор объясняет всё тем, что задумал написать анти-роман, как бы подрывающий основы литературы (см. "необязательные" главы "Мореллиана"), и придерживается литературы образов, этакий имажизм в прозе, в котором сюжет и логическая последовательность - дело десятое. Лично я всеми пятью конечностями, кхм, пардон, четырьмя конечностями за новаторство, но, в сухом остатке, какие образы остались у меня в голове после романа? Нарисованные мелом классики, улочки Парижа, демагогия при свете свечи, протянутые от окна к окну и связанные веревкой две доски, парочка прохожих под проливным дождём. Мило. Но не йовович.

В какой-то момент я нашёл Кортасару (и обрывочности и путанности изложения) оправдание, а именно: "ИВК" похожа на человеческое сознание. Голова, где не успел ты закончить одну мысль, как уже возникает другая, ничуть с предыдущей не связанная. Наверное, это то, что называют "потоком сознания". Но по мне, это больше смахивает на двуягодичный метод печатания на машинке. Мне, ребята, такая книга не нужна. Справиться бы с беспорядком в своей голове, а тут предлагают прочитать чужой!

Так давайте же издеваться и унижать эту книгу! "Игра в классики" длится меньше, чем 10 сантиметров! Такое ощущение, что "Игра в классики" едва ли 10 тысяч рублей в месяц! Как будто вся "Игра в классики" - "Жигули" шестой модели в кредит!