Действие романа Вальтера Скотта разворачивается в Шотландии начала XVIII в. Судьба сталкивает главного героя Фрэнсиса Осбалдистона с Роб Роем Мак-Грегором, благородным разбойником, прозванным шотландским Робин Гудом, и юноша оказывается вовлечен в якобитское восстание...
Все можно забыть, кроме сознания утраченной чести и жажды мщения.
- Я сожалею, сэр...
- " Я сожалею", "я счастлив"... Эти слова, Фрэнк, в большинстве случаев значат мало или вовсе ничего.
В слепом себялюбии мы привыкаем считать все те дары, которыми балует нас жизненное благополучие, чем-то постоянным и неотъемлемо нам присущим, а после, как только, предоставленные собственным силам, мы увидим, как мало мы стоим, это открытие кажется нам невыразимо обидным.
"Не могу" - это, пожалуй, вежливей, чем "не хочу", но там, где нет на лицо моральной невозможности, эти два выражения для меня равнозначны.
Честь - человекоубийца и кровожадный буян, затевающий драки на улицах.
Хорошая голова на плечах лучше богатства.
Никогда не протягивай руку так далеко, чтобы потом нельзя было легко отдёрнуть её назад.
Нечего бояться выходцев с того света: на земле немало живых злодеев.
Больше душ убито серебряной монетой, чем тел обнажённым мечом.
Так успешно, милый Трешем, умение собеседника ублажить и позабавить нас притупляет нашу зоркость в распознавании характера! Я могу это сравнить только со вкусом иных плодов, приторным и терпким, который отнимает у нашего нёба способность различать и оценивать блюда, предложенные нам на пробу после них.
Мальчики и девочки настраивают себя на любовь, а когда им кажется, что любовь засыпает, они взвинчивают друг друга ревностью.
Он не допустит, чтобы доброе деяние гуляло по свету, как несогласованное прилагательное в плохо построенном предложении, - он всегда предпочтет пристегнуть к нему существительным собственное имя.
Не держи уха у скважины, а то как раз услышишь о себе недобрую молву.
стародавнее преступление кажется менее гнусным, чем совершенное только что
Он знал греческий, латынь, древнееврейский — значит, он, по понятиям (и по словам) своего брата Уилфреда, мог не опасаться «ни духов, ни дьявола, ни беса, ни бесенят».
умные покупают и продают, дураки покупаются и продаются.
Я <..> не прошу участия и презираю утешение. Что легло мне на плечи – я вынесла. Что предстоит нести – снесу, как смогу. Никакие слова сострадания ни на волос не облегчат рабу его ношу.
Таковы были доводы, которые моя воля смело предъявила совести под видом ходкой монеты, а совесть, как ворчливый лавочник, согласилась принять, чтоб не идти на открытый разрыв с покупателем, хоть и сильно подозревала, что деньги фальшивые.
Никакие слова сострадания ни на волос не облегчат рабу его ношу.
Изо всех наклонностей, побуждающих человека терзать самого себя, наклонность к беспричинному страху - самая нудная, хлопотная, мучительная и жалкая.
Не держи уха у скважины, а то как раз услышишь о себе недобрую молву.
Мир ещё постоит, пока мы живы.
«Так растут <..> и так умирают человеческие желания! Вскормленные мельчайшими пустяками, они разжигаются затем воображением – нет, питаются дымом надежды! – пока не пожрут того, что сами воспламенили; и от человека с его надеждами, страстями и мечтаниями остается лишь ничтожная кучка золы и пепла!»
Женщине плакать так же свойственно, как гусю ходить босиком.